Рукопись Арно Казьяна

Михаил Бибиков

«Мне, как представителю первого послеоктябрьского поколения, которому пришлось пережить несравненно больше нынешнего, к которому относится и младший из соавторов этой книги, тяжело думать, что все наше поколение может быть оценено по неоправданно низким расценкам нынешних «оптовиков». Многие борзописцы, не умеющие или не желающие представить себя в ином времени, докатываются до утверждения, что мы, ветераны, были доведены Сталиным и всей, породившей его порочной системой авторитаризма, до состояния рабства».

Патриотам Родины, погибшим в борьбе с фашизмом во время оккупации, посвящается.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мне, как представителю первого послеоктябрьского поколения, которому пришлось пережить несравненно больше нынешнего, к которому относится и младший из соавторов этой книги, тяжело думать, что все наше поколение может быть оценено по неоправданно низким расценкам нынешних «оптовиков». Многие борзописцы, не умеющие или не желающие представить себя в ином времени, докатываются до утверждения, что мы, ветераны, были доведены Сталиным и всей, породившей его порочной системой авторитаризма, до состояния рабства.

Да, Сталин уничтожал ум, талант, честь и совесть народа. Стоило кому-либо из представителей его чуточку возвыситься над массой, и тут же следовала лютая расправа. Таким образом, были уничтожены лучшие, заслуженнейшие, талантливейшие, честнейшие, а поэтому — ценнейшие для страны люди. Выживали те, кто «посерее», да те, до которых не успели дотянуться руки сталинщины. Однако, уверяю, что это не было приспособленческой окраской «хамелеонов». Поэтому мы — не «враги народа», не «шпионы иностранных разведок», не «заговорщики террористы». Рядовых Сталин если и репрессировал, то в порядке «выполнения и перевыполнения плана» — недовыполнение исключалось.

Знала ли послеоктябрьская молодежь о массовом истреблении людей? — Да. Но, как правило, воспринимала зловещую информацию, как исполинскую битву Сталина с сатанеющим по мере приближения к коммунизму «врагом всех мастей и оттенков».

Вот — «главный сдвиг по фазе» большинства моих сверстников. Можно ли осуждать целое поколение за это? Только если принимать во внимание лишь голые факты, игнорируя господствовавшую в тот период лозунговую мишуру.

По идее серую массу легче «гнуть в дугу» и обращать в рабство. Эту весьма спорную идею и проповедуют нынче наиболее категоричные обвинители целого поколения людей, утверждающие, что пережившие сталинский геноцид, сколько бы не твердили, что «мы — не рабы, рабы — не мы!» — рабы все же…

О периоде оккупации фашистами Харькова рассказано более чемнедостаточно. О многом, пережитом нашими земляками в тот период, нынешнему поколению и вовсе ничего не известно.

Например, мало кому, кроме историков, известно, что наш город голодный и безоружный, будучи обреченным на оккупацию, сопротивлялся вооруженному до зубов врагу целый месяц. Учитывая соотношение сил, это было невероятно. И все же было!!!

Еще меньше известно о трагических буднях оккупации, о зверствах оккупантов, о геноциде. Мало кто знает о патриотах: замученных в застенках, повешенных, расстрелянных, задушенных выхлопными газами в «душегубках», заживо сожженных.

Сталинское представление о переживших оккупацию как о людях «неблагонадежных», к сожалению, и нынче не выкорчевано из сознания соответственно настроенных людей, и сейчас сплошь и рядом можно встретить в анкетах: «был ли в оккупации?» или «был ли в плену у немцев?». Одно лишь краткое «Да» и сейчас продолжает настораживать и отчуждать администрацию всех рангов, как в средние века клеймо, выжженное на лбу каторжника, отчуждало и настораживало неклейменых.

Мало кто знает об истинном размахе сопротивления патриотов оккупационному режиму даже там, где, казалось бы, борьба была невозможной. Сопротивление, в большинстве своем, стоило жизни. И все же — сопротивлялись, принимали смерть за торжество бытия. Об этом свидетельствуют многие тысячи борцов, казненных во время оккупации. Об этом говорит, в частности, бессмертный подвиг профессора Мещанинова и всего штата возглавляемой им 9-ой больницы и 7-ой поликлиники, что на Холодной горе, а также других больниц. Об этом говорят спасенные ими из лагерей смерти военнопленные…

Конечно, не могли все до единого совершать подвиги там, где казнили за малейшие проступки. Режим геноцида был крайне суровым. Многие, стараясь выжить, не торопились нарушать пресловутый немецкий «орднунг». Можно ли осуждать за это? Пусть ответит на такой вопрос Ваша совесть после того, как Вы попытаетесь поставить себя на их место. Я считаю это обязательным условием для порядочных людей.

На фоне этих «оккупированных обывателей» герои романа, в подавляющем большинстве подлинные, однако, в некоторых эпизодах, выглядят персонажами из «боевиков». Ну и что же? Совершалось столько патриотических поступков в непрерывной борьбе с оккупантами, погибало столько смельчаков, их совершавших, о которых и поныне ничего не известно, что ничего нет зазорного в том, что ничтожно малая часть совершенного ими заимствована для наших героев.

Главное в романе — историческая обстановка нашего города в период оккупации, правдивая и документальная. То же касается и большей половины рассказанного о пережитом героями романа.