Воспоминания о Верувине. Полное собрание

Михаил Барков (2025)

Полное собрание повестей из цикла «Воспоминания о Верувине»: 1. Нори 2. Лаварденский Змей 3. Клятвопреступник 4. Демоны Вараса 5. Тень Империи Отправьтесь в эпическое приключение вместе с героями этих историй и узнайте, чего стоит каждая поставленная цель, каждая клятва и каждый взмах клинка. Человеческая жизнь на Верувине стоит дёшево, и чтобы сохранить её, героям придётся не раз принести в жертву своих близких, репутацию, честь или совесть.

Лаварденский Змей

«Рыцарь может взять ведро воды

и в миг уничтожить любой муравейник.

А если Боги тоже решат дать природе ведро?

Выстоят ли наши муравейники?»

Борен, старший разведчик армии Лавардена

Лаварден — есть какое-то особое очарование и в этом городе, и в его названии. Он всегда был экономическим сердцем Верувины, в которое с Лаварского моря прибывала золотая кровь и с юга расходилась по жилам во весь остальной континент. Здесь был самый большой порт, самая крупная и разношёрстная рыночная площадь, но здесь же был и самый высокий уровень преступности. Лорд Тавиш, правитель этой провинции, отчаянно пытался пресечь воровство, уничтожить местную гильдию наёмных убийц, разогнать вымогателей и торговцев наркотическими смесями, но вечно что-то шло не так: то стражу подкупили, то убили сержанта, то разведчики заключили с кем-то более выгодную сделку, то палки в колёса вставлял тот, о ком повествует этот рассказ — человек по прозвищу Лаварденский Змей, но в этих местах его чаще называли просто «Змей», а его настоящего имени почти никто не знал. Змей этот был коротко стриженным и аккуратным человеком, на первый взгляд худощавым, но под тканями он прятал тренированные мышцы и одну из причин своего прозвища: чрезвычайно гибкий скелет. Он всегда гладко брился лезвием, которое сам затачивал каждую неделю; всегда был вежлив с незнакомцами, помогал тем, кому помощь была действительно нужна, отчего у малознакомого с ним человека возникали вопросы: почему же «Змей»? И за что все жители Лавардена, включая лорда Тавиша, так его ненавидят? Ответ на эти вопросы сказал бы любой случайный лаварденский проходимец: «Потому что он вор!». И это правда, но правда недостаточно точная. Змей был вором чрезвычайно искусным, он использовал в своём ремесле все знакомства и связи, всю свою ловкость и изворотливость, а также очевидную лазейку в законодательстве Лавардена: чтобы приговорить человека к смертной казни, нужны доказательства совершённых им преступлений, а этих самых доказательств у стражи не было почти никогда. Иногда был только сам виновник происшествия, и так случилось как раз в день, с которого начинается наша история.

Змей взял на последнюю «прогулку», как он это называл, своего старого приятеля, имя которому было Джуни. Этот Джуни был таким же худощавым и цепким, но не таким изворотливым, как его наставник и напарник, ведь как раз из-за него их двоих поймали и посадили в темницу до вердикта. Одно неудачное движение, один разбитый горшок — и целый особняк просыпается среди ночи. Джуни знал настоящее имя своего друга, а потому обращался к нему так:

— Шэйн! — раздался шёпот из соседней камеры.

Шэйн снял с себя рубашку и с обнажённым торсом сидел на коленях посреди камеры. Он закрыл глаза и внимательно слушал окружение.

— Шэйн, что нам делать?! — надрывистым шёпотом спрашивал Джуни.

— Нам?! — главный вор открыл глаза и повернулся к напарнику. — Думай за себя, а я как-нибудь разберусь.

— Ты же не бросишь меня здесь?!

Шэйн поднялся, подошёл к замку, удерживающему дверь камеры, просунул руки между прутьев и стал взвешивать его в ладони и шевелить.

— Шэйн! — повторял Джуни, и теперь уже явно раздражал этим молчаливого собеседника.

Шэйн подсел ко второй клетке и жестом подозвал его — Джуни тут же подполз вплотную и прислонил лицо к прутьям в надежде услышать спасительное слово.

— Что такое? — спросил он, глядя Шэйну в глаза.

Наставник не оправдал ожиданий: мёртвой хваткой цапнул его за нос, потянул на себя и прошипел:

— Если ты не заткнёшь свою пасть, я сдам им расположения всех твоих тайников. Мы были вместе на деле, но попались, и теперь каждый сам за себя, понял? Хватит меня доставать своими: «Шэ-эйн, спаси меня, Шэ-эйн, ты же не бро-осишь!». Заткнись!

Джуни закряхтел от боли, откинулся назад и, потирая красный нос, обиженно смотрел на Шэйна. В ближайшем коридоре послышались звонкие шаги латных ботинок. Они эхом разносились по холодным помещениям темницы и, едва заслышав их, Шэйн упал на каменный пол и съёжился, изображая боль в животе. В комнату зашёл стражник с факелом в руке и мечом в ножнах. Он осмотрел двух заключённых и усмехнулся:

— Вот так улов! Тинлер сказал, что поймали каких-то ворюг-неудачников, а это сам Змей!

Шэйн поднял лицо, прекратил свою актёрскую игру и внезапно выпрямился в полный рост:

— А, Стаммот, это ты!

Стражник сел на табурет напротив клетки Шэйна, сунул факел в держатель и скрестил руки на груди.

— Давно не видел твою скользкую морду, — сказал он и довольно улыбнулся.

— Не такую уж скользкую, я два дня не брился из-за этого вот… — пробурчал Шэйн и пнул прутья клетки своего бывшего напарника.

Джуни вздрогнул и отполз подальше. Стаммот бросил короткий взгляд на дрожащего парня и вернулся к разговору с основным собеседником:

— Я бы сказал: «будет тебе уроком», но не будет. Как только лорд Тавиш узнает о том, что вы сделали, тебя казнят.

Шэйн улыбнулся, прикрыл глаза и помотал головой:

— Невозможно. За кражу в Лавардене предусмотрен только срок, а в тюрьмах я не задерживаюсь, сам знаешь.

— За кражу! — Стаммот приподнял указательный палец. — Да только вы, ребята, обделались покрупнее.

Шэйн нахмурился, а Джуни подполз ближе и внимательно слушал. Приковав их взгляды, стражник продолжил:

— Когда вы ворвались ночью к Шефайнам в особняк, это было обычным делом, верно? Пробраться в библиотеку, взять чертежи, затем во вторую спальню и вскрыть сундучок в спальне старушки Галейны. Ты, Змей, совершал вещи куда сложнее и опаснее. Но! — Стаммот снова поднял палец. — Твой подельник облажался, и первой, кого вы разбудили, была старая Галейна, разумеется. Она проснулась, увидела у себя в спальне два тёмных силуэта и заверещала на весь дом. И что вы тогда сделали, напомни?

— Побежали к чертям оттуда, но стража нас перехватила, — спокойно ответил Шэйн. — Не вижу тут никакого «покрупнее».

— «Покрупнее» случилось дальше. Галейна так разволновалась из-за вашего ночного визита, что у неё остановилось сердце. Сегодня её торжественно сожгут, прах — в склеп, а останки разнесёт ветер.

— Чтоб её… — прошипел Шэйн и ударил рукой по прутьям.

Его глаза забегали, перебирая в уме сотни возможных исходов этой ситуации. Стаммот усмехнулся и продолжил:

— Этим дело не кончилось! Демилорд Галдис Шефайн настоял на том, чтобы виновники смерти его бабушки понесли наказание сегодня же, и просьбу об этом направил лично лорду Тавишу. Тавиш хорошо знаком с их семьёй и без колебаний согласится на это, так что… наверное, нам пора прощаться.

Стаммот поднялся, снова взял факел и, возвращая в помещение полумрак, пошёл к двери:

— Твои кражи были прямо-таки отдельной эпохой преступности, Змей. Но эта эпоха закончилась.

— Стой! — окликнул его Шэйн и обхватил прутья руками. — Раз уж я сегодня сдохну, принеси хоть поесть, прошу по-человечески!

Стаммот задержался на секунду и кивнул:

— Ладно.

Его грузные шаги начали удаляться по коридору, а затем снова вернулись. Он вошёл в комнату и в прямоугольное отверстие внизу камерной двери просунул железную тарелку с двумя варёными картофелинами и куриной ножкой.

— Негусто, но спасибо и на этом, — поблагодарил его Шэйн и принялся быстро есть.

— А можно мне тоже? — спросил Джуни, но Стаммот проигнорировал его вопрос и ушёл. — Шэйн! Поделись со мной!

Шэйн вёл себя так, будто был один в этом помещении. Он откусил половину картофелины, но тут же с отвращением сплюнул её в сторону; снял руками всё мясо с косточки, положил её на каменный пол и внимательно осмотрел.

— Что ты делаешь? — беспокойно спрашивал Джуни, но ответа не последовало.

Шэйн жевал кусочек куриного мяса и продолжал смотреть на куриную кость, остальное бросил в сторону. Он поставил железную тарелку на ребро, ударил по её дну пару раз и отогнул тем самым нижний край. Острым краем он расположил её на одном из суставов куриной голени, ударил кулаком по плоскости загнутой части тарелки — и вот, куриная косточка уже прибрела острый конец. Далее он поставил острый край вдоль косточки, расколол её пополам, уменьшив диаметр в два раза, а потом взял её и стал быстрыми короткими движениями тереть об острый уголок камерной двери.

Джуни прильнул к прутьям и наблюдал за наставником, но не понимал, что он делает. Шэйн выточил из куриной кости подобие ключа, просунул руки между прутьев и стал понемногу вводить его в замочную скважину двери. Он прижался ухом почти вплотную к замку, левой рукой держал его, а правой двигал косточку.

— Шэйн! — нервным полушёпотом вскрикнул Джуни и попытался потрясти прутья клетки, но они были намертво закреплены.

Через несколько секунд прозвучал щелчок и замок клетки Шэйна открылся. Он снял его, торжественно отбросил в сторону, схватил с пола свою рубаху и вышел наружу.

— Шэйн! — снова крикнул Джуни, широко распахнув глаза.

Шэйн посмотрел на него, подскочил ближе и схватил за воротник:

— Если я ещё раз увижу тебя на улицах Лавардена, без ножа в боку ты от меня не уйдёшь, понял? На!

Шэйн бросил ему импровизированный ключ из куриной кости и поспешил к двери.

В темнице поднялась суматоха, но, когда стража поняла, что произошло, Шэйн был уже в квартале оттуда. Он часто пользовался тем, что немногие знали его в лицо — свободно гулял по городу, не привлекая внимания, и периодически становился жертвой своей клептомании: монета здесь, фрукт там, мешок под награбленное стянуть с чужого седла, и вот — у него уже целый груз из вещей, которые минуту назад принадлежали кому-то другому. Когда случайный прохожий на улице обращал на него внимание, Шэйн уже исчезал за ближайшим углом, забирался на крышу и пережидал там. Он всегда передвигался по городу максимально извилистыми путями, которые хорошо знал и иногда повторял, как и в этот раз.

Шэйн понимал, что скоро его начнут искать, и поспешил в своё убежище на чердаке старого жилого дома на востоке Лавардена. Он забежал внутрь, утоляя голод только что украденной грушей, поднялся на верхний этаж и подошёл к единственному окну в коридоре. Вор прислушался, выглянул наружу и, убедившись, что рядом не было ни души, достал тонкий деревянный шест из выемки в подоконнике. Шэйн вытянул его над собой, открыл люк в потолке, и к нему прямо в руки сползла хлипкая ручная лестница. Он поймал её, бесшумно опустил на пол, вернул шест на место и, схватив мешочек с попутно награбленными мелочами, стал подниматься наверх.

На чердаке были несколько сундуков с трофеями, два шкафа с полками, на которых стояли статуэтки и украшения из драгоценных металлов, открытый мешок с цветными камнями и маленький столик у круглого окошка шириной в локоть, на котором до сих пор лежала тарелка с объедками двухдневной давности — всё это было личной коллекцией Шэйна, витриной его воровских достижений. Он не боялся, что кто-то проследит за ним и заберётся сюда, чтобы обокрасть легендарного вора — всё, что было выставлено на показ, он покрыл сухим ядом, который уже через минуту вызвал бы у забредшего сюда несчастливца ужасные судороги и неостановимую рвоту. Один такой человек когда-то забрался с крыши через то самое окошко над столиком и был найден здесь уже мёртвым, но это Шэйн не считал убийством, хотя убивать своими руками ему тоже приходилось не раз. Единственным, что здесь можно украсть без вреда для себя, были деньги в сундуках — один сундук для медных, второй для серебряных, а третий для золотых монет. Об этих богатствах, однако, Шэйн тоже не беспокоился, потому как пару мешочков утратить ему было не жаль, а чтобы унести все эти деньги, потребовалось бы человек десять и добротная телега, что противоречит незаметному проникновению на чердак.

Шэйн оказался в своём убежище, поднял лестницу наверх и расположил её у края люка, который тут же закрыл. Он присел на пол, аккуратно взял маленькую железную скобку, торчавшую меж досок, и приладил её к лестнице так, чтобы при открытии люка лестница снова падала вниз. Шэйн прошёл мимо одного из сундуков, приоткрыл его и бросил внутрь несколько медяков, присоединяя их к сотням таких же, заманчиво бликующих во тьме под крышкой.

Еда на столе давно высохла, Шэйн заметил это, взял тарелочку и стряхнул в окно всё, что в ней было. Возвращая руку внутрь, он вдруг замер и почувствовал, что он упустил из виду какую-то деталь. Внимательный взгляд выглянул наружу и заметил, что в башне, расположенной в квартале отсюда, к столбику под крышей была привязана белая лента — знак человека, которому Шэйн доверял и которого любил. Шэйн подбежал к мешку с недавно наворованными вещами, достал оттуда ещё одну грушу и поспешил в окно.

Выскочив наружу, Шэйн потуже затянул свои сапоги с тонкой подошвой, разогнался и перепрыгнул через переулок на соседнюю крышу. Он побежал быстро, чтобы, если вдруг его кто-то заметит, увести внимание максимально далеко от убежища. По доскам, соломе и черепице Шэйн шагал так же уверенно и быстро, как бежал бы по ровной дороге без препятствий — он огибал углы, перемахивал через ограждения, пробегал по балконам и хватался за края, сохраняя невозмутимое лицо, которое иногда скрашивала лёгкая улыбка, вызванная удовольствием от собственной свободы. Любой человек на его месте засомневался бы в каждом из сотен шагов, проделанных в четырёх этажах от земли, но Шэйн знал все эти пути и прекрасно помнил, какой камень может осыпаться, какие доски скрипят и прогибаются, какие фрагменты черепичных крыш могут вывалиться из общей массы, скользнуть вниз и привлечь лишнее внимание. Он без труда добрался до башни, оглянулся и пару секунд постоял на месте, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста». Слышен был лишь обыкновенный городской шум — уличный гомон, ржание коней и звон кузнечных молотов.

Шэйн обошёл башню по пристройке, чтобы спрятаться от солнца, и по укрытым тенью камням полез наверх. Оказавшись у той самой белой ленты, он аккуратно выглянул снизу, из-за уступа, и для начала убедился, что на башне никого нет, а только потом забрался под её крышу. Шэйн присел на пол и простучал по доскам рваный ритм, происхождение которого уже давно забыл. Стук запустил цепочку других негромких звуков, которые доносились откуда-то из-под башни. Полминуты ничего не происходило.

Солнце уже приближалось к горизонту и накрывало город тёплым вечерним светом. Шэйн вздохнул, встал у одного из четырёх столбов, подпиравших крышу, и смотрел на белую ленту, которая трепетала на ветру прямо перед его глазами. Вскоре снизу послышались шаги, в полу открылся люк и перед Шэйном оказалась худая блондинка с глазами размером с монету — это была его сестра Дальма.

— Я даже не сомневалась, — с улыбкой сказала она и обняла его.

— Иначе и быть не может, — ответил Шэйн и обхватил её руками.

Дальма отстранилась и сняла с плеча мешок, который оказался у неё с собой.

— Я принесла тебе ужин и плохую новость, — заговорила девушка, присела на одно колено и достала крупный тряпичный свёрток. — Мама болеет. Она беспокоится о тебе, скучает. И всё ещё искренне верит, что ты работаешь посыльным у лорда, поэтому так хорошо зарабатываешь.

Шэйн коротко улыбнулся, принял свёрток у сестры и развернул его: там была небольшая запечённая утка и кусок хлеба. Запахи свежей ржаной корочки и приготовленной птицы поразили нюх Шэйна, а вслед за ними Дальма вынула из мешка фляжку и протянула её брату.

— Пелетейнский? — спросил Шэйн.

— Нет, прости, — с сожалением ответила Дальма. — Пелетейн захвачен, оттуда больше не поставляют эль.

— Захвачен? — Шэйн говорил с набитым ртом, отчего удивление выглядело немного нелепо. — Кем? Что там творится?

Дальма погладила его по руке и улыбнулась:

— Как всегда. Живёшь себе на уме, а весь мир побоку. Ренамир расширяет свою империю. Ренскую, так и назвал её. Он захватил все северные провинции, неделю назад были разбиты воины Пелетейна. Помнишь Гатора? Такой крупный парень был, любил выпить…

— Описала половину моих знакомых, — усмехнулся Шэйн и запил элем печёную утку.

— Рыжий, с бородой до груди! Он был там. Последнее письмо от него пришло мне неделю назад, а обычно они приходили каждые три дня.

Шэйн нахмурился, прожевал и стал расспрашивать сестру:

— Письмо каждые три дня? Он что, ухлёстывал за тобой? И скажи лучше, что там с мамой, я и без пелетейнского эля проживу, как и без историй об этом Гаторе.

Дальма опустила глаза и села спиной к ограждению башни. Шэйн видел, что сестре тяжело говорить об этом:

— Она не чувствует левую руку. И говорит, всё остальное понемногу тоже теряется. Сегодня не смогла встать с кровати.

— Что?! — изумился Шэйн, и на лице его отразилась неожиданная озлобленность на сам факт внезапной болезни матери. — Я найду того, кто ей поможет, клянусь тебе. До конца этой недели.

Но Дальма лишь помотала головой:

— Искали. Те два дня, что ты был за решёткой, я опрашивала всех подряд, четыре лекаря были у нас дома, ни один не повторился в своих словах: кто говорит «застудили», кто «отдохните», кто «ешьте больше огурцов»… чушь! Но все они сослались на того, до кого мне не добраться — целителя по имени Йонан.

— Это же личный лекарь Тавиша, — задумчиво прокомментировал Шэйн.

— Именно. И он не оказывает услуг простым людям, разве что лорд Тавиш лично его попросит.

Шэйн закончил трапезу, хлебнул ещё эля и погрузился в сомнения:

— Честным путём его не достать. Но я могу подделать приказ или…

— Шэйн, нет… — прервала его сестра. — Если об этом узнают, нас троих тут же казнят. Ты знаешь, что Джуни сейчас на эшафоте? Вон там, — она указала худой рукой на восток, где возвышался козырёк башни, расположенной на городской ратуше.

Шэйн вскочил на ноги, посмотрел в том направлении и пробормотал:

— Я же оставил придурку ключ…

Дальма подошла ближе и взяла его за плечо:

— Оставил или нет, а Джуни… не смог сбежать.

Шэйн замер на секунду. Его внимание замкнулось на той самой башне ратуши, но он тут же изобразил безразличие:

— Ну и ладно. Я достану нам лекаря, Дальма. Пока возьми это… — в протянутой руке показался маленький мешочек с монетами. — Неси под одеждой, не показывай. Маме скажи, что я загляну завтра.

Дальма обняла брата и с надеждой в голосе произнесла:

— Я верю, что правда заглянешь. И научись уже готовить, сколько я буду тебе еду таскать?

— Хочу, чтобы был лишний повод повидаться с тобой, — ответил Шэйн и обнял сестру со взаимной теплотой. — Спасибо за ужин. Теперь беги скорее к маме, завтра буду, обещаю!

Дальма кивнула ему, убрала опустошённую фляжку в мешок и спустилась туда, откуда недавно прибыла. Шэйн проводил её взглядом, вздохнул и обернулся на город. Башня ратуши непреодолимо привлекала его внимание и натолкнула на мысль: «Если казнь ещё не состоялась, то можно успеть что-то исправить». Джуни был идиотом по мнению его клептомана-наставника, но он не заслуживал столь ранней и бессмысленной смерти, поэтому Шэйн направился в один из своих тайников на крышах города, взял оттуда две небольших дымовых бомбы, убрал их в глубокие набедренные карманы и побежал к ратуше — как всегда, поверху.

Перед эшафотом собралась толпа из сотни человек — многие лаварденцы любили публичные казни, этот жестокий, но неотъемлемый элемент культуры всей Верувины. Люди воспринимали это как обыденное развлечение, но такое отношение сохранялось лишь до тех пор, пока они сами не оказывались в петле или под топором палача. Именно топор и грозил бедному Джуни, потому как демилорд Галдис Шефайн решил, что виселица — недостаточно справедливое наказание для губителя его любимой бабушки.

Шэйн со всей своей прытью лез по ближайшему к площади зданию, забрался на крышу и приготовил дымовую бомбу. Он забежал по треугольной крыше наверх, занёс руку для броска прямо в эшафот, но вдруг увидел, что в эту секунду палач с размаху нанёс последний удар. Голова Джуни упала отдельно от тела и повернулась безжизненным лицом к толпе.

Люди зашумели, а Шэйн, наоборот, затих и оцепенел. Он опустил руку с бомбой и помрачнел — слишком поздно было что-то предпринимать. Двое носильщиков подошли к телу Джуни, подхватили его и понесли прочь, а отсечённую голову палач небрежно пнул в корзину перед эшафотом, где лежали ещё три срубленные головы. Черепа обезглавленных затем размещались в специальных местах, чтобы отпугивать людей и служить им напоминанием о том, что будет, если пойти против закона в Лавардене. Шэйн нагляделся на эти лица за свои тридцать два года и давно перестал чувствовать их назидательный эффект, но голова Джуни сместила что-то в его душе. Он стоял на крыше трёхэтажного дома и смотрел на корзину с головами не в силах оторвать взгляда.

На эшафот поднялся гонец в мантии, прокашлялся, раскатал небольшой свиток и стал зачитывать:

— Жители Лавардена! Если вам известны имя, место пребывания или способ общения с вором по прозвищу «Лаварденский Змей», вы обязаны передать эту информацию городской страже по двум причинам! Первая: Лаварденский Змей в очередной раз сбежал из плена, чем нарушил законы нашего города… в очередной раз, — повторил гонец и слегка посмеялся вместе с толпой собравшихся зевак. — Однако его приговор отменён по личному решению его величества! Вторая причина поиска Лаварденского Змея: лорд Тавиш приглашает его на личную и срочную аудиенцию, по делу, которое не может быть разглашено. Данному вору, и только ему, без самозванцев, двойников и заместителей, надлежит явиться к воротам цитадели лорда Тавиша как можно скорее, стража будет уведомлена. В качестве проверки будет задан вопрос, ответ на который известен только настоящему Змею, так что просьба не беспокоить стражу никому, кроме самого Змея. У меня всё!

Гонец кашлянул, свернул свиток и хотел уже спуститься с эшафота, как вдруг с крыши около площади громко прозвучал вопрос:

— И чего ему надо? Тавишу.

Силуэт Шэйна контрастировал с ясным вечерним небом: он упёр руки в пояс и смотрел на то, как к его позиции уже стягивается стража.

— Вы сможете передать? Кто вы? — спрашивал гонец, прикрываясь рукой от солнца в попытках разглядеть собеседника.

— Я его лучший друг, выкладывай! — крикнул Шэйн и стал уже оглядываться, прикидывая, каким путём побежит от стражи.

Гонец вернулся на середину эшафота и продолжил попытки докричаться до Шэйна:

— О деле мне ничего не сказали, но лорд Тавиш дал слово, что на время аудиенции у Змея будет иммунитет в пределах цитадели, и ни один представитель стражи не может его задерживать!

Толпа между гонцом лорда и Шэйном начинала шуметь всё больше, наполняясь разнородными возмущениями происходящим: кто-то поддерживал свободных воров и восхищался их неуловимостью, кто-то проклинал их, но вместе все они были лишь шумом между Лаварденским Змеем и его новой задачей.

— Передай Тавишу, что он придёт завтра в полдень! — выкрикнул Шэйн и исчез из виду.

Он перепрыгнул на соседнюю крышу, пробежал по примятой соломе несколько шагов и соскочил в кучу песка, высыпанную для строительства фундамента какого-то дома. Стройка затянулась, что позволяло Шэйну использовать этот песок уже в третий или четвёртый раз — на нём даже можно было увидеть следы от прошлых приземлений.

Оказавшись внизу, Шэйн медленным бегом направился в сторону своего убежища. Позади него шумели люди, кто-то указывал на него пальцем, а когда появилась стража, Шэйн уже был в двух кварталах от площади и, накинув капюшон, спокойно шёл домой.

Вор миновал улицу, на которой помнил каждый камень, затем знакомый коридор ветхого дома, шестом открыл люк и забрался наверх. Через пять секунд он убрал все признаки своего присутствия и снял обувь, чтобы передвигаться тише. Когда на чердаке начинала скрипеть хоть одна доска, Шэйн тут же прижимал её, подкладывал дополнительные опоры, а иногда просто обходил, точно зная, с какого сантиметра начинается эта «зона скрипа» и на каком заканчивается. В общении и в своих «прогулках» Шэйн мог показаться беспечным, но по части собственной безопасности он таким не был, и даже, наоборот, был дотошен и скрупулёзен.

Шэйн прошёлся по комнате, взял огниво и осторожно зажёг старую восковую свечу у зеркала высотой от пояса до макушки. Он посмотрел на себя: острые черты лица, щетина, растрёпанные каштановые лохмы и наглые карие глаза.

— Завтра приём у лорда, говнюк, — сказал он сам себе и ухмыльнулся.

В свете единственной свечи блеснули его зубы, в верхнем ряду которых недоставало одного, за правым клыком — по мнению Шэйна, это портило очарование от его улыбки, но справиться с жизненными трудностями удавалось и без неё. Он посмотрел за окно и, заметив, что солнце уже село, решил лечь спать пораньше. На завтра у него был уготован сюрприз для лорда Тавиша.

Шэйн проснулся ранним утром, через пару часов после рассвета, и твёрдо решил, что к девяти утра он должен оказаться в тронном зале, где лорд восседал, выслушивая просителей. Он прошёл к окну, взял оттуда маленький тазик, наполненный дождевой водой, и поставил его перед зеркалом. Сперва Шэйн умылся, сполоснул рот и взял с полки рядом лезвие. Два пальца свободной руки он опустил в баночку с мутноватой смесью из козьего жира, намазал лицо и принялся сбривать всё лишнее. Следующим инструментом в руке Шэйна оказался дорогой гребень, украденный когда-то у знатной дамы — им он расчесал волосы и прибрал их назад. Удовлетворившись новым видом своего лица, Шэйн подошёл к шкафу, на котором были сложены одежды и ткани. Он выбрал белую рубаху, а поверх неё надел бирюзовую котту, но посмотрел на себя в зеркало и нахмурился — её нижние края были почти у пяток, к тому же, она слишком сильно стесняла движения. Шэйн недовольно помотал головой и вместо котты надел бордовый жилет, который застегнул только до груди. Штаны он выбрал тёмно-серые, почти чёрные, достаточно свободные для того, чтобы убежать от любой угрозы. Всю эту красоту он дополнил светлым кожаным пояском, к которому прикрепил маленькие ножны и клинок, лезвие которого было длиной с человеческую кисть. Шэйн с сомнением посмотрел на нож, но решил всё-таки взять его и, стоя перед зеркалом, сказал сам себе:

— Ну да, мало ли что!

Причёсанные, но непослушные волосы, которые рассыпятся от первой же пробежки, Шэйн убрал бархатной лентой под цвет жилета, которая яркой гранью отделяла его каштановую шевелюру от светлого, слегка загорелого лба.

— Всё, хорош, — оценил сам себя Шэйн. — К маме так же пойду, пусть порадуется.

Единственной деталью прошлого образа остались лёгкие кожаные сапоги с тонкой подошвой — их знаменитый вор не променял бы ни на какую обувь. В следующую минуту, не смотря на свой обманчиво-благородный вид, Шэйн привычным образом вылез в окно и спустился с крыш только через две улицы, спрыгнув в переулке, чтобы избежать лишнего внимания.

По пути до цитадели, который пролегал через два самых густонаселённых района, Шэйн любимым способом раздобыл себе немного денег и почти все их тут же потратил на завтрак в трактире. Напитки и еду подавала фигуристая женщина с румяными щеками и страстным взглядом по имени Лорна. Шэйн знал её уже несколько лет, с тех времён, когда она была владелицей лучшего борделя в Лавардене, но её дело было прикрыто каким-то приезжим лордом, который остался недоволен услугами тамошнего персонала. Теперь Лорна разносила напитки и соблазняла особо падких на похоть посетителей, чтобы вытянуть из них побольше денег. Когда она приблизилась к Шэйну с подносом и наклонилась, чтобы поставить перед ним тарелку с едой и кружку молока, с её уст сорвался загадочный полушёпот:

— Я вас раньше здесь не видела, господин. Расскажете о себе?

Шэйн усмехнулся, хлебнул молока и ответил:

— Всё ты видела, я тебе четыре платья продал и был любимцем Карайны в «Сердце юга».

Лорна сперва неловко улыбнулась, непонимающе потрясла головой, а потом вдруг застыла, и глаза её расширились до предела. Она наклонилась через стол и задала ещё один вопрос совершенно иным тоном:

— Ты зачем так вырядился? И что ты тут…

Она вдруг снова замерла на секунду и, не дождавшись ответа, продолжила говорить:

— Ты что, к Тавишу идёшь?!

Спокойно прожёвывая утреннюю злаковую кашу, Шэйн продолжительно покивал.

— Ты идиот? Ясно же, что ловушка! Какой от тебя может быть прок лорду и его псам? Разве что потешиться, показать всем, как глуп, оказывается, всем известный Змей.

— Не ругайся, без тебя разберусь, — буркнул Шэйн и продолжил трапезу, не глядя на собеседницу.

— Для тебя это всё какая-то забава, а к кому потом за заказами обращаться? К выскочкам из портовых воров? Они такую цену заломят, что я не расплатилась бы даже в лучшие времена, а уж сейчас-то…

Шэйн сделал ещё глоток прохладного молока и сказал:

— Сначала, было, подумал, что ты обо мне беспокоишься, а ты про заказы. Лорна, Лорна… Не в широких юбках счастье.

— А в чём же, мой милый? — съязвила женщина. — Одними юбками и богаты, с нашей-то экономикой!

— Ну не знаю, — Шэйн приподнял брови и вытер рот ладонью. — С моей экономикой всё в порядке.

Он оставил на столе золотую монету и спешно ушёл, не сказав больше ни слова. Лорна взяла монету, сунула её себе под бельё и оглянулась по сторонам, тщетно надеясь, что в трактире на неё никто не смотрел.

Вскоре Шэйн оказался совсем недалеко от цитадели лорда Тавиша и, увидев её в полном размере, остановился на дороге, ведущей к мосту через ров. Высокий донжон из серого камня был окружён замком солидного возраста, но построены эти стены с умом, а потому разваливаться не спешили. Единственное, что давно пережило свои лучшие годы — это ров, и Шэйн прекрасно это знал. Он свернул с центральной улицы, прошёл пару кварталов и снова направился к замку, выйдя к обрыву некогда глубокого водоёма, отделявшего стены замка от угроз. Теперь этот водоём был смехотворной лужей, обнажившей пустой, высохший овраг. Шэйн оглянулся, осторожно спустился вниз и пешком пошёл к задней стене замка. Примерно в это время должен был сменяться дозор, Шэйн был в этом почти уверен, но вдруг с одной из башен выглянул солдат в блестящем стальном шлеме и крикнул:

— Эй! Ты что там делаешь?!

Стоящий посреди высохшего рва, богато одетый незнакомец и правда вызывал неоднозначные подозрения. Шэйн прикрыл глаза от солнца правой рукой и, увидев, что это обычный дозорный, крикнул ему в ответ:

— Я помощник инженера! Изучаю стены, чтобы предложить план по укреплению замка в следующем году!

— А, ну изучай! — снова отозвался дозорный и вернулся на пост, чтобы продолжить созерцать неизменное окружение.

Шэйн осознал свой просчёт касательно смены дозора и направился к соседней стене. Там с башен не выглядывал никто и, подождав минуту, Шэйн стал разминать руки и ноги. Стены были высотой около шести метров, и Шэйн преодолевал по вертикали куда большие препятствия, но камни с внешней стороны были сточены сотнями дождей, которых хватало в климате Лавардена.

— Первый шаг — самый сложный, — пробормотал Шэйн и стал высматривать свой путь по выступам и отверстиям в стене.

Определив примерный порядок движений, он подошёл к стене и спокойно, размеренно полез наверх. Перебирая ногами и руками, он осторожно подобрался к краю стены, но вдруг услышал там два голоса:

— Сколько в этот раз? — спросил первый.

— Три сотни серебряных, — угрюмо ответил второй.

— Три?! Обещали триста семьдесят, твари.

— Сказали: «спрашивайте с воров, которых не можете поймать». Ага! Поймать-то можем, а толку? Им либо башку надо сразу отрубить, либо ещё что придумать, потому что замки они щёлкают, как орехи. Вроде, сидит, в сторону глядишь — бац! Либо тебе по голове прилетело, либо взрыв какой, либо окно разбито, либо… Ох, не знаю я. Никакой управы нет на них!

Шэйн слушал всё это, вися на каменных уступах прямо под говорящими, и даже его тренированные пальцы начали краснеть от напряжения.

— Нашли же вы место… — прошипел он, поджимая губы.

— Ну, одного же казнили на днях, вчера, вон, нет? — спросил первый голос. — Со временем всех переловим, а новые придут — переловим их тоже. Пойду на пост, удачи.

— Давай, тебе тоже, — попрощался с ним второй, и шаги пластинчатых сапог стали удаляться в разные стороны от этого места.

Шэйн прождал ещё несколько секунд, сделал рывок и перемахнул через каменные зубья. Он приземлился внутри, сделал три шага к лестнице, как вдруг сзади послышался голос первого из говоривших стражников:

— Эй! Ты кто такой?! На стене запрещено находиться посторонним!

Шэйн обернулся и понял, что дверь караульной на углу стены оставалась открытой всё это время — было бы чудом, если стражник не заметил, как Шэйн выскочил из ниоткуда и оказался на стене.

— Я… — заговорил вор. — Вовсе не посторонний.

Шэйн убрал руки за спину и подошёл ближе к стражнику, который сделал несколько шагов ему навстречу и крепко сжал в руках арбалет.

— А кто?! — рявкнул страж и нацелил оружие на незнакомца.

— Я помощник квартирмейстера, провожу опрос: есть ли вещи, которые в вашем распорядке вас категорически не устраивают?

Шэйн показательно нахмурился, поджал губы и скрестил руки на груди.

— Помощник квартирмейстера? — озадачился страж, опустил арбалет и почесал голову. — Вы с Тенедайном работаете?

— Когда мне требуется, я работаю сам по себе, — уклонился Шэйн. — И сейчас мне важно знать правду о том, что беспокоит солдат Лавардена: что вы хотели бы улучшить в своей службе и что повысило бы вашу лояльность лорду?

— Лояльность… — с прежней озадаченностью повторил страж. — Ну, я хотел бы, чтобы смены были длиннее и платили за них больше. А то лишняя беготня до оружейной постоянно, только встал — уже уходи, и платят по три сотни в месяц. Это ж семь-восемь десятков серебряников в неделю! На еду и жильё для семьи хватает, да, но никакого развития! Коня не купить. Жену не побаловать. Сейчас ещё и Ренамир, поганый ублюдок, отрезает от нас одного союзника за другим, торговцев душат, цены растут, а жалование остаётся всё то же! Ещё и воры эти…

— Ага, — кивнул Шэйн, изображая озабоченность проблемой. — Блокнот оставил у писарей, но я запомню: жалование поднять, смены удлинить. Что-то ещё?

— Да… — неловко ответил страж и подошёл ближе. — Господин помощник квартирмейстера, ваш начальник, Тенедайн, стал большой занозой в жопе у всей стражи. Он не обеспечивает нас хорошей едой и снаряжением, но за любую ошибку требует непомерных наказаний! Оторвалась петля — штраф, истёрлись обмотки — штраф, поскользнулся на стене в дождь и поцарапал кирасу — штраф! Мы ведь… просто люди. А это просто шмотки, они портятся, рвутся… разве я не прав?

В глазах стража была надежда на перемены, он будто хотел высказать всё, что копилось в нём долгие годы, а Шэйн продолжал изображать заинтересованность:

— Безусловно, вы правы! А знаете, как мы поступим? — тут Шэйн перешёл на заговорческий шёпот, который был для него вторым родным голосом. — Мы обойдём Тенедайна, я направлю ваши пожелания напрямую лорду Тавишу. Если он их рассмотрит, вы об этом узнаете по своему следующему жалованию. Хорошо?

Глаза стража засияли от радости:

— Конечно! Конечно! Приятно иметь дело с понимающим человеком, спасибо вам, господин помощник квартирмейстера! — он протянул Шэйну руку в кольчужной рукавице, и тот уверенно пожал её.

— И мне приятно! Хорошего вам дозора, глядите в оба!

Шэйн учтиво улыбнулся ему на прощание и поскорее улизнул прочь. Оказавшись за стеной, он облегчённо выдохнул и довольно оглядел свой наряд:

— Хорошо, что приодеться решил. Как там говорят, «не суди по одёжке», да?

С довольной улыбкой он прошёл по территории замка, и там его образ уже не вызывал ни у кого вопросов.

Тем временем в тронный зал выстроилась очередь из просителей. Жители Лавардена атаковали лорда своими запросами по самым разным нуждам: еда, территория, уточнения законов, исключительные случаи безнаказанных преступлений, разрешение на своё предприятие в городе и многое другое. Среди них же затесались гости из-за моря, просящие места в городе или возможность исследовать какой-то местный культурный объект.

Лорд Тавиш, полноватый мужчина средних лет с густой бородой, не скрывал, что был немало утомлён всеми этими делами. Порой он мечтательно смотрел в окно, отвлекаясь от заданных ему вопросов, и вовсе их не слышал. У дверей тронного зала стоял один из писарей, который объявлял всех прибывших по списку, а второй сидел рядом и составлял порядок запросов, к которым приписывал решение лорда. Когда утреннее солнце уже уверенно заливало своим светом весь зал, два длинных гостевых стола и старый, но всё ещё красивый зелёный ковёр от двери до трона, писарь у двери объявил:

— Следующий: Миварис из Астендайна!

— Он одолжил мне своё место в очереди, — послышалось у входа.

В зале оказался Шэйн, закрыл за собой двери и поклонился лорду. Ножа у него на поясе уже не было — его пришлось сдать страже в предыдущем коридоре, но коварная ухмылка и оценивающий взгляд всё равно выдавали в нём хитреца.

— А вы кто?! — изумился писарь.

— Лаварденский Змей, — спокойно ответил Шэйн и медленно пошёл в сторону Тавиша.

Личная стража лорда тут же всполошилась, двое мечников сорвались со своих позиций, один из них крикнул:

— Взять его!

За спиной Шэйна открылись двери, внутрь вбежали ещё двое солдат, но вдруг лорд Тавиш поднялся с трона и заревел:

— Всем стоя-ять!

Тронный зал замер. Шэйн слегка сжался от резкого накала событий, но тут же расслабился и подмигнул одному из стражников. Тавиш медленными увесистыми шагами подошёл ближе к знаменитому вору и осмотрел его с ног до головы:

— Больно хорошо ты одет для Змея. Хотя обувь бродяги…

Шэйн, не теряя улыбки на лице, ответил:

— Если вор живёт, как нищий — значит, он плохой вор. Помнится, вы придумали для меня какой-то проверочный вопрос. Могу я его услышать, ваше величество? Просто интересно.

Один из стражников вдруг вскипел от гнева:

— Что за наглость! Ваше величество, позвольте…

— Нет! — вскрикнул Тавиш, неспешно вернулся на трон и указал на Шэйна. — Все по местам, а ты встань посреди зала, чтобы все тебя хорошо видели. Я достаточно слышал о том, как умело ты пользуешься суматохой.

Шэйн занял указанную позицию, сложил руки за спиной и терпеливо ждал.

— Вопрос… — продолжил Тавиш, поправляя одежды. — …был таков: что Змей украл у меня в прошлом году? Не у замка, не у Лавардена, а лично у меня.

Шэйн хмыкнул и без раздумий ответил:

— Золотой скипетр с красивым круглым навершием и резной рукоятью.

Тавиш прищурился. Он секунду смотрел на собеседника, затем задал следующий вопрос:

— Золотой скипетр все видели, я выходил с ним на люди. А что в нём было особенного?

Но и тут Шэйн ответил незамедлительно:

— Семь изумрудов были распределены по всей его длине, рукоять раскручивалась, в ней было спрятано лезвие — если честно, бессмысленная затея, скипетром и так можно очень больно огреть кого-то, зачем вам ещё и нож внутри?

Страж лорда, вспыливший прежде, до сих пор не мог прийти в себя. Слушая этот разговор, он пробормотал:

— Неслыханно…

Лорд Тавиш некоторое время молча смотрел на Шэйна и хмурился, а потом вдруг громогласно рассмеялся. Он смеялся долго и заливисто, будто разгонялся — едва заканчивался предыдущий приступ смеха, как начинался новый, ещё более громкий. Стража его радости не разделяла: все стояли с озлобленными лицами и не сводили глаз с Шэйна. Успокоившись, Тавиш утёр слёзы, полившиеся от смеха, и сказал:

— Я запомню этот день. Ух… — он отдышался и почесал бороду. — Дело такое, Змей… У меня есть поручение, которое могут выполнить только два человека в этом городе: первый — это ты, а второго я назначу тебе напарником, когда согласишься.

— А если не соглашусь?

— То тебя казнят сегодня же за все те злоключения, которые ты принёс Лавардену.

Тавиш вдруг стал серьёзен и лицо его помрачнело, а Шэйн продолжал улыбаться и в характерной ему манере кивнул несколько раз, поджав губы:

— Предсказуемо. Поэтому в замке есть человек, который в непредвиденный день совершит самое большое из моих «злоключений», если я не вернусь к нему в течение двух часов целым и невредимым. У меня есть миллион способов намекнуть кому-то, что я попался, поэтому лучше не испытывайте судьбу, ваше величество. Гонец сказал, что на всё время пребывания в цитадели у меня будет иммунитет — я позаботился о том, чтобы так и было. А шантажировать меня вы не сможете, потому что ничего обо мне не знаете.

— Неслыханно… — повторил всё тот же стражник. — Ваше величество, разве… разве может так быть?

Тавиш вздохнул и ответил:

— Зная того, кто перед нами стоит, — может. В замке более трёх сотен человек прислуги и стражи, а ещё целая очередь просителей за дверью.

— Не забудем о заключённых в подземелье, — дополнил Шэйн.

— Да… — задумчиво закончил Тавиш. — Что же, тогда придётся говорить на равных, как ни претило бы это мне или моей страже. Писари, сообщите всем, что на сегодня аудиенции закончены!

— Но милорд, там тридцать человек! — воскликнул один из слуг.

— Тем более. Распустить всех, я занят! Всё! Змей, следуй за мной.

Тавиш пригласил его жестом и вошёл в дверь в углу зала, которая вела вглубь цитадели. Двое стражников шли рядом с ним, ещё двое шли позади, за Шэйном, и иногда подталкивали его в спину, негромко ругаясь. Он терпел неуважение с их стороны, потому как это было лишь сотой долей от того, как хотел бы вести себя любой городской страж, встретившись с неуловимым вором, который обокрал весь город.

Тавиш привёл Шэйна в небольшую комнату, заваленную свитками, картами и книгами — здесь было два письменных стола, за одним из которых сидел крепкий лысый мужчина с хмурым взглядом, одетый в лёгкую тканевую форму, идеально подогнанную под его тело, что редко встречалось в одежде простых слуг.

Шэйн вошёл вслед за лордом, и Тавиш тут же развернулся к страже со словами:

— Оставьте нас.

Стражники увидели лысого мужчину за столом и, не сказав ни слова, удалились. Шэйн осмотрелся и удивлённо спросил:

— Так просто? А если я сейчас выну стилет из рукава и зарежу вас?

— Не советую, — раздался бас из-за письменного стола.

Лысый мужчина закончил работу над каким-то документом, встал и подошёл к Шэйну — он был в полтора раза шире и на полголовы выше вора. Тавиш представил их друг другу:

— Борен, это Лаварденский Змей. Змей, это Борен, мой старший разведчик и верный военный советник.

— Ого, рад знакомству! — воскликнул Шэйн и протянул руку, но её никто не пожал.

Борен повернулся к лорду и спросил:

— Милорд, это обязательно? Я бы лучше взял кого-то из своих ребят, они хотя бы знают, как оружие держать.

— Я тоже знаю, дорогой, не переживай, — съязвил Шэйн и предусмотрительно сделал шаг назад, чтобы не получить в лицо.

— Так! — Тавиш поднял указательный палец. — К делу. Есть некая крайне ценная информация, которая будет в запечатанном виде храниться у Борена. Вашей задачей… будет доставить эту информацию Ренамиру.

Борен сначала спокойно кивнул, а затем нахмурился:

— Это… три провинции отсюда. Неделя пути, если не жалеть коней.

— Что за информация? Почему не послать гонцов? — присоединился Шэйн.

Тавиш поспешил объяснить:

— Во-первых, простых гонцов Ренамир разворачивает на входе в лагерь и предлагает им ехать обратно либо по своему желанию, либо с дюжиной стрел в спине. Он не заключает сделки и принимает только безоговорочную капитуляцию, но мой дорогой Борен и его отряд разузнали то, что может изменить исход войны. Я человек прогрессивный и принимаю перемены с распростёртыми объятиями, поэтому я хочу уберечь город от уничтожения и войти в новую историческую эпоху более мирным путём. Во-вторых, информацию, которую я отправляю, можно доверить только Борену, я не могу рисковать ей перед простыми пронырами, которых купят с потрохами за ближайшим углом.

— Так пусть Борен и езжает, зачем вам я? — с прежним непониманием спрашивал Шэйн.

Лорд продолжал, уперев руки в пояс:

— Есть вещи, в которых ты лучше Борена, согласно моим наблюдениям: побеги из заточения, манипуляции, социальная маскировка… Ты ведь проник как-то в тронный зал за три часа до назначенной встречи и умудрился сохранить своё положение и свободу, хотя я до сих пор сомневаюсь в каждом твоём слове!

— Верно, — покивал Шэйн. — Тогда… разумный вопрос: какова награда? Я почти уверен, что вы предложите мне деньги или свободу от преследования в городе.

— По правде сказать, я думал именно об этом, — ответил лорд. — Но хочется к этому добавить просьбу покинуть Лаварден до конца жизни, а то уж больно много бед от тебя городу.

— Бросьте, не так уж и много, — с улыбкой отмахнулся Шэйн. — И у меня есть встречное предложение. Мне не нужны деньги и свобода, ведь их у меня и так в достатке. Я…

Шэйн запнулся и помрачнел, как только снова столкнулся с мыслями о болеющей матери. Он опустил взгляд и заговорил тише, чем прежде:

— Я слышал, у вас есть личный лекарь, Йонан. Одному дорогому для меня человеку нужна помощь, довольно срочно. Городские целители не смогли помочь, все лишь сказали, что Йонан мог бы. Если вы попросите его об этом, я всё сделаю в лучшем виде. Сам не верю, что говорю это…

Тавиш выслушал его и улыбнулся:

— Вот и человеческое лицо показалось из-под наглой змеиной маски! Хорошо, Змей. Как только вернётесь и доложитесь, я направлю Йонана на помощь твоему «человеку». А пока слушай…

Шэйн пробыл у письменных столов следующий час, выслушивая планы, уточнения и помогая продумать маршрут, который позволит встретить армию Ренамира раньше, чем она достигнет определённой точки в центральной Верувине — почему этой точки нельзя достигать, Шэйну не сказали, как скрывали от него и всю остальную ключевую информацию. Весь разговор лорда Тавиша и Борена как будто имел две цели: спланировать поход и скрыть от Шэйна все самые ценные детали.

Предварительный порядок действий был таков: Шэйн и Борен добираются до Ренамира и держатся на расстоянии от армии до наступления темноты. Ночью они маскируются под его солдат любыми доступными способами, вычисляют расположение Ренамира и изучают возможности для личного диалога с ним под видом ренских пехотинцев. Когда информация передана, они уходят, демаскируются в любом месте и максимально скоро возвращаются в Лаварден. На предварительном обсуждении самым спорным был этап самой диверсии в лагерь и диалога с Ренамиром, ведь на его детальную проработку не было времени — если Шэйн и Борен выедут на день или два позже, то опоздают к примерной зоне встречи.

— Придётся импровизировать, — с тревогой заметил Борен.

Тавиш в очередной раз за этот разговор напомнил:

— Ваша главная цель: убедить Ренамира, что эти сведения достаточно ценны для того, чтобы он не осаждал Лаварден и оставил всё, как есть. Я — наместник, знамёна — от Ренской империи. Все живы и все счастливы.

— Он ведь не идиот, убивать своих будущих подданных? — спросил Шэйн и указал на карту постепенно расширяющейся Ренской Империи.

— Он не идиот, он дерзкий, своевольный лис, — переходя на полушёпот, сказал лорд. — Знаешь, что он сделал с Пелетейном? Приказал разобрать оборонительные сооружения и сосредоточить ресурсы на экономическом развитии города! Я не хочу, чтобы он перелопатил Лаварден в любой угодной ему манере, этот город слишком важен как мне лично, так и всей Верувине.

Шэйн и Борен синхронно кивнули. Лорд Тавиш прошёл задумчивый круг по помещению, окинул взглядом множество свитков и книг, разложенных на полках, и упёр руки в пояс.

— Нам нужно готовиться, — вздохнув, сказал Борен.

— Да, — подтвердил Тавиш, не возвращая взгляда к собеседникам. — Идите. Змей, у тебя есть обещанный иммунитет, покидай замок любым угодным тебе способом, но ничего здесь не трогай, прошу тебя.

— Как скажете, выше величество, — с плохо скрытой усмешкой сказал Шэйн и повернулся к Борену.

Разведчик опередил вопрос:

— В шесть вечера у северных ворот. Опоздаешь — будешь идти за моим конём пешком.

Шэйн улыбнулся и спросил:

— А если небо затянет тучами и солнечные часы не подскажут мне, когда идти?

— Придумай что-нибудь, умник! Не сомневаюсь, ты найдёшь способ узнать время.

Борен не скрывал своего скверного предубеждения насчёт Шэйна, и было совершенно очевидно, что он не любитель беспечной болтовни. Шэйн не мог похвастаться тем же и, предвкушая интересное приключение, пошёл к выходу из замка.

К полудню знаменитый вор неспешной походкой добрался до своего родного квартала на западе Лавардена и в богатых одеждах был здесь встречен косыми взглядами, таинственными шёпотами и скрюченными указательными пальцами, направленными на него — того, кто родился в нищете и грязи, а теперь с улыбкой на лице шагал после личной беседы с правителем города. Шэйн считал себя живым доказательством того, что к успеху ведут разные пути, и не всегда они справедливые, не всегда порядочные и честные. Люди, когда-то бывшие его соседями, хорошо знали о пути, который был им выбран, и все единогласно осуждали его, хотя, будь у них хоть десятая доля талантов Шэйна, они без сомнений и угрызений совести занялись бы тем же самым. Сейчас же они сжимались в тенях и косились на него, тряслись над своими последними медяками, до которых Шэйну никогда не было дела — ведь он ворует не ради денег, а ради самого азарта кражи, ради личных рекордов и достижений, просто ради вызова и того адреналина, который наполняет его во время скрытных проникновений на чужую территорию или побегов от стражи. Люди его не понимали и опасались.

Под ощутимым давлением чужих взглядов, незаметным по отдельности, но неприятным в совокупности, Шэйн дошёл до своего дома — одноэтажной постройки с крепкой деревянной крышей, огороженной недорогим, но добротным забором. Он прошагал по выложенной камнями дорожке, поднялся на крыльцо по ступеням, по привычке перешагивая ту из них, которая издавала громкий скрип, и постучал в дверь. Через три секунды послышались быстрые шаги по полу дома и перед вором предстала его худая миловидная сестра.

— Ты пришёл! — воскликнула Дальма и крепко обняла его. — Я так рада…

Шэйн обнял её в ответ, слегка похлопал по спине и заговорил:

— Я тоже рад. Хочется спросить, дома ли мама, но вряд ли она куда-то ушла. У меня мало времени, так что…

— Да-да, у меня тоже, идём, — поторопила его сестра, отстранилась, но вдруг обратила внимание на его одежду и невольно улыбнулась. — Боги, ты чего так вырядился?

— Позже расскажу, — ответил Шэйн и прошёл в дом.

Внутри всё было заставлено утварью и малогабаритной деревянной мебелью: столики, табуреты, стопки посуды на случай прихода гостей и двухэтажная кровать, на которой когда-то спали Шэйн и Дальма. Она кочевала из одного дома в другой всю их жизнь и была своеобразным символом детства, который давно уже не вмещал повзрослевших брата и сестру, но всё равно бережно хранился в семейном жилище. Шэйн часто вспоминал, как болтал с сестрой до рассвета и совершенно не высыпался, но зато жил с чувством единства и с уверенностью в том, что, если ему потребуется помощь, то Дальма ни за что не откажет. Так же и он не отказал бы ей ни в одной нужде, но теперь перед ними обоими стояла задача, которую нельзя было решить без посторонней помощи: прогрессирующий паралич матери.

Дальма поспешила на смену в трактир, где работала почти ежедневно, а Шэйн зашёл в просторную комнату и увидел худую слабую женщину с бледной кожей. Её лицо было изрезано сотнями морщин, которые от каждого движения губ приобретали какой-то новый непредсказуемый узор. Шэйн и Дальма всегда звали её просто «мама», но прочие люди обращались к ней «Ора». Много о ней говорили в этой части Лавардена, и более всего — после дня, когда муж бросил её с двумя детьми и ушёл в плавание, из которого так и не вернулся. Утонул он, нашёл другую или сгинул по какой-то ещё причине — никто не знал, но лаварденцев хлебом не корми, дай только придумать какую-нибудь легенду и посплетничать, а потому была молва, что одинокая Ора проклята, что она ведьма или шлюха, которая отдаётся морякам ради того, чтобы прокормить детей. У появления каждого такого слуха, у каждой сплетни был один и тот же итог: Дальма крепко запирала дверь и успокаивала мать, а Шэйн выходил из дома, находил того, кто больше всех болтает, и выбивал ему то количество зубов, которого хватало на длительное молчание. Некоторые замолкали навсегда, и постепенно столь жестокие реакции на любое слово об Оре вынудили старшего сына покинуть дом. Чтобы не подвергать угрозе мать и сестру, Шэйн стал оберегать и поддерживать их со стороны, занимаясь тем, что позволяли ему убеждения и навыки. Так всё и пришло к тому положению вещей, которое сохранялось до сих пор. По сей день никто не смел говорить об их семье громче шёпота, и каждый раз, когда где-то с крыши осыпалась пыль, скрипела дверь в тёмном переулке или с деревьев в тревоге разлетались птицы, жители портового района невольно оглядывались — не Шэйн ли это пришёл наказать их за клевету о матери?

Ора сидела у изголовья двухместной кровати и гладила пальцами одной руки соломенную корзинку. Раньше, до своего столкновения с парализующей болезнью, она плела их каждую неделю — ими затем приторговывала Дальма, выходя на работу в трактир, где разносила напитки и угощения. Когда Шэйн переступил порог её комнаты, Ора медленно подняла глаза и широко улыбнулась:

— Ты пришёл… — тихим, счастливым шёпотом сказала она.

— Да, мама, — поклонился ей Шэйн, подошёл ближе и присел на кровать.

Он взял Ору за руку и заговорил:

— Дальма сказала, что тебе становится хуже, но у меня есть хорошие вести: я договорился с лордом Тавишем, он попросит Йонана позаботиться о тебе. Но сначала мне придётся уехать на неделю или две, чтобы выполнить… важное задание.

— Уехать? — с тревогой переспросила Ора и крепко схватила сына за руку. — Но зачем? Куда? Разве обязательно уезжать?

«Уехать» — Шэйн знал, что она ненавидит это слово из-за бывшего мужа, покинувшего её уже более двадцати лет назад. За все те травмы и тревоги, которые отец доставил ей, Шэйн хотел бы убить его своими руками, но так ничего и не узнал о судьбе пропавшего родителя.

— У меня нет выбора, мама, прости, — с сожалением сказал Шэйн, придвинувшись ближе к ней. — Я обещаю, что вернусь как можно скорее. Ты же знаешь, я всё сделаю ради тебя!

— Знаю, мой милый, но… — по морщинам Оры заскользили печальные слёзы. — Мы и так видимся всё реже. Дальма успокаивает меня, рассказывает, как у тебя дела… но я так боюсь, что ты тоже исчезнешь!

— Много работы, мама, — с трудом соврал Шэйн и опустил взгляд. — Не переживай. Я ведь всегда приходил, разве нет? Пусть даже со мной случалось… всякое.

Ора слегка улыбнулась, отпустила Шэйна и утёрла слёзы. Она принялась рассказывать одну из тех историй, которые Шэйн слушал каждый раз, когда приходил домой — все их он уже знал наизусть, но всё равно слушал и не смел перебивать:

— А помнишь, как ты пришёл весь грязный, побитый, и волосы у тебя слипались от крови… и ты сказал, что кто-то в порту называл меня ужасными словами, помнишь?

— Помню, мама.

— И ты сказал мне, что побил одного из них, а остальные накинулись на тебя толпой, ты бежал, бежал и свалился в канаву, в которой просидел полчаса, чтобы тебя не нашли, помнишь?

— Да… — Шэйн спокойно соглашался с воспоминаниями матери, и перед глазами у него в который раз всплывали картины прошлого.

Ора продолжала, боясь потерять хоть одно мгновение наедине с сыном:

— А потом ты простыл, у тебя был жар… и ты бредил, говорил, что хочешь убить кого-то.

Этого Шэйн уже не помнил, зато прекрасно помнил само убийство. Это была первая жизнь, которую он отнял: один из портовых сплетников, достаточно крепкий, чтобы выдержать удары кулаков подростка, но недостаточно умный, чтобы предвидеть яд в своём дешёвом вине. О том, что это сделал именно Шэйн, узнали не сразу, но это событие стало отправной точкой становления его авторитета в районе и во всём Лавардене. Всего он убил семь человек за последние шестнадцать лет, и только один из них был побеждён в честном бою, который Шэйн едва не проиграл. Молодой вор хорошо знал свои слабости: он был прекрасно физически развит, но исполинским ростом не обладал, как и грудой мышц, а потому всего его враги были отравлены, заколоты в спину, задушены во сне или вытолкнуты из окна на большой высоте. И была ещё одна деталь в личности Шэйна, которая так и не изменилась с малых лет: любое упоминание матери злыми языками горожан мгновенно вызывало в нём ярость, но Ора об этом не знала — ни тогда, ни сейчас. Она видела сына порядочным молодым человеком на службе у лорда: в детстве он попадал в неприятности, но с возрастом образумился и занял хорошее место в обществе. К сожалению или счастью всей семьи, представление Оры о сыне было очень далеко от правды.

Шэйн пробыл в комнате у матери ещё некоторое время, но в какой-то момент спохватился:

— Мама, мне нужно собираться в путь, прости меня ещё раз. Я клянусь: ещё новая луна не зародится на небе, как я уже буду перед крыльцом!

— Хорошо, сынок. Ты только… береги себя, — попрощалась Ора, и, хоть губы её улыбались, в глазах царствовала многолетняя печаль, которая лишь множилась от прощания с сыном.

Шэйн выскользнул в заднюю дверь и спешно покинул дом. Он пошёл по улице, свернул в один из знакомых переулков и забрался на тот уровень, на котором ему было комфортнее передвигаться по городу. К большой радости всех местных воров, Лаварден был густонаселённым городом и дома в нём располагались тесно, а крыши при взгляде издалека напоминали застывшее море коричнево-серых оттенков. Во всей его кипящей жизни, в нескончаемом шуме улиц никому не было дела до теней, мелькающих над головой — этим Шэйн пользовался постоянно и безнаказанно.

Через полчаса вор оказался на своём чердаке, среди всего украденного. Шэйн никогда не отправлялся в столь далёкие походы, но хорошо знал, что ему может пригодиться: он переоделся в свою обычную, комфортную и лёгкую одежду, затем достал из-под скромной кровати в самом углу чердака кожаный свёрток, положил его на стол и раскатал — там было несколько различных ножей. Шэйн взял два коротких клинка с плоскими рукоятями, отложил их в сторону, пробежался пальцами по оставшимся и выбрал один из них, с самым длинным лезвием. В нескольких шагах от стола Шэйн взял из кучки ремней, повязок и портупей три тонких ремешка: один обвязал вокруг левой голени, затянул им сапог и поместил в обувь первое плоское лезвие, которое невозможно было увидеть снаружи; вторым ремешком обхватил бедро, закрепил на нём ножны с отверстием внизу — для клинков разной длины — и поместил туда самый длинный; третий ремешок он обвил вокруг плеча, закрепил на нём ещё одни тонкие ножны и поместил туда второй короткий нож.

Шэйн поправил на себе всё оружие и одежду, накинул сверху лёгкую куртку и глянул в зеркало, усмехнувшись:

— Никогда не знаешь, сколько ножей пригодится!

Следующим пунктом в списке снаряжения был любимый способ Шэйна взаимодействовать с противниками: яды. Он взял с собой два пузырька — один быстрый и смертельный, а второй — медленный, усыпляющий, в порошковом виде. Содержимое обеих склянок Шэйн перелил в плоские прямоугольные сосуды, которые было удобно заткнуть под поясной ремень, что он и сделал в следующую минуту. При беглом осмотре эти яды и лезвие в сапоге было очень трудно нащупать — их было легко спутать с выпирающими костями или элементами наряда. Далее Шэйн взял небольшой походный мешок, положил в него баночку со смесью для бритья, саму бритву, кусок ветоши, бурдюк с водой и связку сушёных грибов, висевшую над окном. Он плотно уложил все эти предметы и затянул мешок так, чтобы в нём ничего не болталось. Шэйн привязал верёвку к горловине, завязал её тугим узлом, а на нижнем уголке мешка сделал ножом два отверстия, в которые продел второй конец и тоже завязал — так у него получилась самодельная лямка из верёвки. Шэйн перекинул мешок через голову, продел в него правую руку и повесил диагонально на спину. В последнюю очередь он взял небольшой кошель, закрепил его на поясе и положил туда пару десятков серебряных монет. Шэйн встал перед зеркалом, осмотрел себя и удовлетворённо кивнул:

— Почти готов.

Он вытащил из-под воротника куртки тёмно-синий капюшон, накинул его на голову и направился на улицу.

Шэйн точно знал, что Дальма сейчас должна направляться в трактир, на своё обычное место работы, и спешил встретить её там, чтобы взять ещё немного еды в дорогу — о кулинарных талантах Борена он ничего не знал, но сильно сомневался, что хмурый разведчик лорда был искусен в приготовлении угощений.

Оказавшись в шумном трактире, снаряженный по-дорожному Шэйн сразу привлёк некоторое внимание посетителей. Он прошёл к стойке и облокотился на неё. Трактирщик с заинтересованным видом приблизился к нему, поначалу не разглядев лица под капюшоном:

— Добрый день, господин! Чего вам?

Шэйн ответил, не поворачиваясь:

— Мне, пожалуйста, Дальму. Без лишних вопросов.

— Что, простите? — без тени понимания спросил трактирщик.

— Сказал же: без вопросов… — Шэйн разочарованно вздохнул и повернулся лицом к собеседнику. — Дальма. Светлые волосы, большие глаза, разносит напитки и блюда гостям, ну? Где она?

— А, это ты, — хмыкнул трактирщик, и лицо его сразу приобрело недовольное выражение. — Дальма! К тебе!

Шэйн увидел, как сестра с озадаченным взглядом вышла из подсобного помещения. Дальма заметила его, слегка улыбнулась и поспешила подойти:

— Ты чего? Оделся опять как-то странно… То весь в красном и в бархате, то в куртке, будто в поход собрался.

— Как раз собрался, — кивнул Шэйн и наклонился ближе к сестре, чтобы можно было перейти на полушёпот. — Мне нужно отправиться кое-куда по заданию Тавиша, а он за это позволит воспользоваться услугами его лекаря, Йонана. Вернусь через неделю или две, до тех пор не ищи меня. Я зашёл предупредить тебя и попросить еды.

Закончив говорить, Шэйн положил на стол несколько серебряных монет и добавил:

— Что-нибудь компактное и сытное.

— По заданию? Так вот, зачем он искал тебя, я слышала вчера от кого-то, что ты учудил на площади! Почему раньше не сказал?! И… как же мама?! — возмущалась сестра.

— Я предупредил её. Обо всём. Быстрее, Дальма, прошу, у меня не слишком много времени.

Девушка недовольно поджала губы, но не стала задерживать брата: она собрала ему еды, завернула в ткань и передала, а серебряные монеты передвинула по стойке трактирщику. Он взял деньги, сгрёб их куда-то со стола и кивнул. Шэйн упаковал еду в мешок, снова затянул его и, перегнувшись через столешницу, обнял сестру.

— Береги маму. Я постараюсь вернуться как можно скорее, — сказал он и развернулся.

— Хорошо, — Дальма понимающе покивала и вернулась к работе.

Через минуту Шэйн бесследно исчез, а через полчаса был уже под барбаканом городских ворот. Он вышел по дороге, встал у путеводного указателя и по тени хотел прикинуть, сколько сейчас должно быть времени, но позади него вдруг послышался голос Борена:

— Думал, опоздаешь. Хорошо.

Шэйн обернулся и увидел старшего разведчика, который шёл по дороге и вёл за собой двух коней: вороного и пегого. Борен был в лёгкой кожаной броне и накинул капюшон походного плаща на голову, как и его будущий спутник. Скакуны, что шли за ним, тоже отличались: вороной был чуть крупнее, с одной стороны седла висел свёрток, из которого торчали две рукояти мечей, а с другой стороны был закреплён охотничий лук; на втором же коне были лишь седло, узда, туго свёрнутый походный плащ и пустые седельные сумки, переброшенные через спину животного. Шэйн улыбнулся и указал на пегого коня рукой:

— О, неужели это пятнистое чудо повезёт меня в путь?

— Повезёт, — коротко подтвердил Борен и передал вору поводья.

Шэйн за свою быструю и полную опасностей жизнь получил множество навыков, но верховая езда в этот список не входила. Он видел сотни всадников и однажды даже помог конокраду выполнить его задачу в конюшнях лорда, но время, проведённое в седле за всю жизнь, ограничивалось для Шэйна несколькими минутами неуклюжих шатаний.

— Слушай, Борен… — заговорил вор. — Тут есть небольшая проблемка: ездок я сомнительный, обычно передвигаюсь пешком.

— Тогда пешком и топай, — донеслось из-под капюшона разведчика.

Борен запрыгнул на вороного коня, встряхнул поводьями и неспешно двинулся по дороге.

— Но погоди, я же… — Шэйн торопливо пытался попросить о помощи, но вся эта ситуация давала ему чувство ужасной неловкости.

Он продел левую ногу в правое стремя, осознал свою ошибку, сменил ноги, взялся за седло и в один прыжок оказался на коне.

— О, да не так уж это и… — Шэйна прервал его скакун, который побежал вперёд и едва не сбросил его. — Боги, как… как его остановить?!

Конь Шэйна вместе со всадником пронёсся мимо напарника, унося вперёд беспорядочные крики и вопросы.

— Поводья натяни! — вслед ему крикнул Борен. — На себя!

Через минуту всадники снова поравнялись, Шэйн выправился и крепко сжимал поводья. Борен вздохнул, предчувствуя проблемную поездку. Когда кони стали ехать с одной скоростью, Шэйн заговорил, не поворачивая головы:

— Спасибо, я уж думал, так и понесусь до Ренамира! Напомни, куда именно мы едем, чтобы встретить его армию?

— Для начала перевал Фанлона, — Борен произнёс эти слова и с неопределённой тоской опустил взгляд.

Шэйн краем глаза заметил его реакцию и поинтересовался:

— Что-то не так?

Борен промолчал в ответ, чем вынудил Шэйна самостоятельно продолжать диалог:

— Фанлон, Фанлон… знакомое что-то. Это не ему присягают рыцари из Регора? Ну, эти, двинутые, с белым кольцом на гербе? Я как-то видел их делегацию в Лавардене, но все были внимательные и до зубов вооружённые, так что я не решился у них что-нибудь свистнуть.

— Не ему, — с прежней краткостью ответил разведчик. — Он написал клятву, которая… на ней держится вся культура Регора.

— Вот как! — воскликнул Шэйн. — А скажи, это…

— Нет, — сурово прервал его Борен.

— Я ведь…

— Нет! Помолчи хоть минуту, прошу! — сорвался разведчик и впился в напарника раздражённым взглядом. — Тавиш уверен, что ты мне нужен, и я исполняю его волю беспрекословно, но, если ты меня доведёшь, я убью тебя и скажу, что ты попался дорожным разбойникам!

— Ладно-ладно, угомонись, друг! — стушевался Шэйн и на время замолк.

Они въехали в густой лес, укрывший дорогу из Лавардена, и двинулись на север. Шэйн изредка задавал вопросы, но Борен был для него кошмарным собеседником, и на всё отвечал сухо, кратко или просто молчал.

Через четыре часа езды всадники сделали привал в небольшом сосновом бору, примыкающем к предыдущему лесному массиву. Между тонких рыжих стволов пробивались последние лучи уходящего солнца, а где-то наверху, в шипастых зелёных кронах, дятел отбивал свою дробь. Борен спрыгнул с коня, осмотрелся и присел на землю. Он взял в руку пучок смятой травы, понюхал и задумчиво хмыкнул.

— Заночуем здесь? — спросил Шэйн, оглядывая небольшую полянку между сосен.

Борен поднялся и кивнул ему через плечо. Они привязали коней, разбили небольшой костерок, и Шэйн принялся ужинать. Он с предвкушением развернул еду, которую ему передала сестра — это оказались несколько булочек с мелко рубленным мясом внутри, луковица и связка вяленой свинины. Борен увидел всё это в руках у напарника, вздохнул и снял лук с седла своего коня. Шэйн услышал, как старший разведчик шепчет что-то своему скакуну, но, когда повернулся, Борен уже мелькал где-то между сосен.

Вскоре солнце село, проснулись ночные птицы и бор окутала тьма. Шэйн сидел в одиночестве у костра, подкидывал в него небольшие веточки и беспокойно оглядывался. С ухода Борена прошло уже два часа, но он никак не возвращался. Шэйн осмотрелся и с тревогой обратился в темноту:

— Борен? Зачем так рисковать, я бы поделился с тобой, если бы ты попросил! Эй?

Шэйну послышался хруст веток неподалёку, он поднялся взял длинную палку и поджёг её. Ему было бы стыдно признать это, но он боялся: ночь в Лавардене и ночь в лесу, вдали от дома, — это совершенно разные явления. Здесь не было ни привычных контуров зданий, ни шума трактиров, ни вечного спора двух источников света: городских огней и бледной луны. Шаг за шагом, Шэйн углублялся во тьму, страшась споткнуться об труп Борена, забитый вепрем или медведем. Этот человек пока был ему неприятен, но от него напрямую зависели шансы вылечить маму и выжить самому, поэтому беспокойство Шэйна было совершенно искренним.

Тени расползались перед горящей палкой, как вдруг где-то рядом раздался недовольный упрёк:

— Зачем ты оставил коней, идиот?! Быстро в лагерь!

Шэйн вздрогнул, испугался, но тут же почувствовал облегчение:

— Я думал, ты подох где-нибудь!

Из тьмы перед ним возник силуэт Борена, который держал в правой руке лук, а в левой — двух застреленных молодых кролей.

— Ужин добывал, не хочу тратить запасы, пока мы в лесу.

Он прошёл мимо и быстро зашагал к костру. Шэйн засеменил вслед за ним и, выковыривая языком из зубов хлебные крошки, пожал плечами:

— Разумно. Надо и мне, наверное, беречь еду…

Борен ступал твёрдо, перемещение по лесу составляло большую часть его жизни, а Шэйн, наоборот, пугался хрустов веток под своими ногами, отшатывался от деревьев на пути и в целом был неуклюж, ведь его ноги прежде ходили по выложенным камнем дорогам и твёрдым крышам.

Они вернулись в лагерь, Борен принялся разделывать кроликов и делать рогатины из веток, чтобы расположить вертел, а Шэйн просто сидел у костра и оглядывался. Старший разведчик бросил на него короткий взгляд и сказал:

— А ты, оказывается, умеешь молчать. Что случилось?

Шэйн поёжился и ставился во тьму, в том направлении, откуда они приехали:

— Просто… мы так далеко от дома. Я знал там каждый сантиметр, мог незаметно добраться из любой точки города в любую другую его точку, стырить что-нибудь по пути и… я ни в чём не нуждался последние десять лет. А теперь я в лесу, одним предкам известно где, сижу за костром с разведчиком, о котором я знаю только… имя.

Борен впервые за время их знакомства слегка улыбнулся.

— Расскажи о себе, тогда я тоже попробую поделиться, — сказал он, поворачивая освежёванного кролика на вертеле.

— А ты, оказывается, умеешь разговаривать! — спародировал его Шэйн.

Борен усмехнулся и вздохнул:

— Уже жалею, что начал.

Они оба негромко посмеялись, Шэйн вздохнул и продолжил:

— Я вырос в портовом районе. Детство было нищее, тяжёлое… Отец бросил меня с сестрой и матерью, пришлось как-то зарабатывать на жизнь.

— Так ты и стал «Змеем», — заключил Борен.

— Да… А что было делать? Портовый рабочий получает семь с половиной серебряников за смену. Матрос получает цельную оплату за выход в море, из которого можно и не вернуться, потому что во всех соседних морях и заливах господствуют Семирские китобои или парни из Торвестера, с севера. А кем ещё быть в торговом порту? Торговцем? — Шэйн усмехнулся от нелепости собственного предположения. — Да было бы чем торговать! Разве что, задницей своей, но я жил верой в то, что не для таких дел меня мать родила. Так что я стал прикарманивать то, что мне нужнее, чем другим. Накормил мать и сестру, присвоил семье новый дом, затем, скопив денег, уже законно всё оформил. А потом… я понял, что мне это нравится. Сам дух кражи, её суть. Суть этого ремесла, понимаешь?

Борен цокнул языком и молча помотал головой. Шэйна позабавила его реакция, и он продолжил:

— Ладно, пусть, не понимаешь, как так можно жить, но разве меня не оправдывает благая цель?

— У тебя была благая цель, — парировал Борен. — Теперь ты просто паразитируешь на городских толстосумах.

Он вынул маленький нож, отрезал кусочек от жарящегося кролика и съел его. Шэйн стал чувствовать какое-то неожиданное эмоциональное возбуждение от этого диалога, подсел ближе к костру и снова заговорил:

— «Толстосумах»! Ты послушай себя, Борен, сам-то, небось, не шибко в восторге от необходимости прогибаться под Тавиша, а?

— Я не прогибаюсь, — сурово прорычал разведчик. — Не знаю, что тебе известно о верности, но она не имеет ничего общего с пресмыкательством и подчинением против собственной воли и чести. Мне плевать, сколько денег у Тавиша, потому что… — он вдруг замолчал и опустил глаза, медленно прожёвывая мясо.

Шэйн заинтригованно уставился на него и приподнял брови:

— Потому что…?

— Не твоё это дело, — буркнул разведчик и продолжил трапезу.

— Ну же, Борен, мы должны доверять друг другу, ведь того и гляди попадём в какую-нибудь передрягу на дороге! Как можно спасти человека, о котором ты ничего не знаешь?

— Меня не нужно спасать, не переживай.

Борен заметно помрачнел от темы разговора и снова закрылся, возвращаясь в свой прежний настрой. Шэйн заметил это и решил не давить на него — во всяком случае, пока что.

— Ладно, приятель, тогда доброй ночи! — по-дружески сказал вор и расстелил свой походный плащ на земле. — Надеюсь, не проснусь от того, что по мне ползёт какая-нибудь треклятая змея или гигантский паук.

Борен кивнул и тихо сказал:

— В Верувине не водятся гигантские пауки.

— Вот и славно, — сказал Шэйн и закрыл глаза.

Разведчик спокойно закончил ужин, окинул спящего Шэйна неопределённым тоскливым взглядом и лёг с противоположной стороны костра. Этой ночью Борен плохо спал и постоянно ворочался, блуждая в лабиринте своих воспоминаний — Шэйн заставил его соприкоснуться с теми эпизодами жизни, о которых он предпочитал не размышлять, и которыми не спешил делиться. Его попытка вести непринуждённый диалог и побольше узнать о попутчике привела к тревогам и страху быть непонятым — это он намеревался тщательно скрывать.

Утром Борен доел уже остывшего со вчера кролика, разбудил Шэйна и они продолжили путь. Шэйн перекусил в дороге, бережливо разделяя провизию — по его подсчётам еды должно было хватить ещё на три-четыре дня. Они неспешно выехали из соснового бора к поляне, через которую шло две дороги: налево вёл прокатанный тракт, а направо — едва заметная тропа. Борен достал карту, осмотрелся и хмыкнул.

— Что там? — спросил Шэйн и осторожно подвёл коня ближе к напарнику.

Борен провёл пальцем по карте и объяснил:

— Короткий путь по левой дороге может привести нас к перевалу Фанлона через пять дней. Дальше на север, мы окажемся за Варасским пиком раньше Ренамира и подготовим план встречи. Длинный путь по правой дороге позволит миновать горы, но столкнёт нас с армией Ренамира как раз в тот же день, когда они должны там оказаться, если я не ошибся в расчётах. Только вот… на коротком пути расположены земли лорда Найдегера.

— И что? — непонимающе спросил Шэйн. — Единственный враг всех провинций сейчас — это Ренамир, если я правильно понимаю ситуацию. Остальных нам чего бояться?

— Я боюсь не Найдегера, а тех, кто расхаживает по его провинции в поисках денег. Там… очень запущенный край, в котором кишат вольные наёмники и всякая шваль, которая забьёт тебя молотком за лишний медяк в кошельке.

— А на длинном пути что?

— Шарт, — напряжённо произнёс Борен и свернул карту.

— Что ещё за Шарт?! — с прежним непониманием воскликнул Шэйн и взмахнул руками. — Борен, ты, кажется, не заметил или не слушал меня вчера, но я не особо в курсе, где тут Шарты, Найдегеры, Пелетейны и всё остальное. Я знаю, где кончается один район Лавардена и начинается другой, в этом я знаток, но тут…

— Шарт — это широкая и бурная река, — пояснил разведчик. — Я знаю два моста через неё, из которых только один хоть сколько-нибудь безопасный. Но не уверен, что он выстоял. Течение Шарта довольно безжалостное, а в реке живёт какая-то дрянь, которая подъедает опоры мостов. Бобры, что ли… или насекомые какие-то, не знаю. Рухнем в реку — унесёт куда-нибудь. А не окажется моста — вообще ни за что её не пересечём. Можно обойти его у истока, по подножию Варасского пика, но… это гора, сам понимаешь. Путь может оказаться непростым.

Шэйн почесал голову и заключил:

— Значит, мы выбираем между схваткой с природой и схваткой с жадными уродами. Непросто…

Он слез с коня, прошёл к развилке дорог и прикрылся рукой от солнца. На северо-востоке возвышалась маленькая заснеженная вершина Варасского пика, робко выглядывая над лесами и полями. Создавалось даже ощущение, что он находится относительно недалеко. Шэйн указал на него и обернулся к Борену:

— Это тот самый пик?

Борен кивнул. Шэйн вгляделся в леса на горизонте, в уходящую за холмы левую дорогу, и продолжил:

— И нам нужно обойти его, да? Никак не пойму, зачем вам с Тавишем скрывать от меня конкретные цели. Я отсюда даже дорогу домой не найду и за пределами Лавардена вряд ли представляю опасность. Борен оставался суров и непреклонен:

— Посмотрим, Змей. Заслужишь моё доверие — заслужишь знать правду.

Шэйн наигранно улыбнулся, покивал и сказал:

— Раз уж мы вместе рискуем задницами, то зови меня по имени: Шэйн. А то мне сложно принимать сторону людей, которые называют меня «Змей». И ещё… я осмотрелся и голосую за левую дорогу. С людьми мне проще бороться, чем с рекой или горными обвалами.

Борен выслушал его, провёл коня чуть дальше и обернулся:

— Уверен? На «борца» ты не сильно похож. Я смогу отбиться от одного-двух разбойников, но с порядочной шайкой нам не совладать.

— Во-первых, у меня свои методы «борьбы», — с лёгкой улыбкой заверил его Шэйн. — Во-вторых, это ведь короткий путь и при удачном раскладе он приведёт нас к цели на пару дней раньше, ты сам сказал! Ну, и в-третьих, если нам потребуется помощь, то в землях лорда её всяко больше шансов получить, чем под треклятой горой, ведь так?

Борен задумался на минуту, ещё раз взглянул на карту, затем кивнул и подал знак Шэйну двигаться дальше:

— Хорошо. Надеюсь, мы об этом не пожалеем. Садись на коня и не отставай… Шэйн.

Вор наигранно поклонился ему, спешно запрыгнул в седло, хотя ногами в стремена попал не сразу. Они продолжили путь по левой дороге, впереди были окрестности Тоссена — земли жадного и эгоцентричного лорда Найдегера, а за ними перевал Фанлона — любимый горный тракт всех разбойников Центральной Верувины. Борен знал многие места в этих регионах и пребывал в напряжённом ожидании проблем. Шэйн, ввиду своей неосведомлённости, наоборот, ехал расслабленно, оглядывался и порой улыбался — он был рад этому приключению, и теперь компания Борена казалась ему самой подходящей, ведь старший разведчик лорда обладал многими навыками, которыми сам Шэйн похвастаться не мог.

Кони провезли их по хорошо прокатанной дороге и через шесть часов завели в состоящую из тополей и берёз рощицу, плавно переходящую в лес Тоссарон. Шэйн осторожно отпустил поводья правой рукой, вытащил из седельных сумок бурдюк с водой, откупорил его и сделал несколько глотков. Он окинул взглядом стволы деревьев, густые кустарники между ними, и его внимание вдруг привлекло рыжее пятно, выбивавшееся своим окрасом из общей картины. Борен резко остановил коня поблизости, наклонился к Шэйну и прошептал:

— Стой. Тоже видишь его?

— Да, — прошептал в ответ Шэйн, стянув поводья. — Что это?

— Олень. Мне нужна будет помощь с ним, жди свиста, а пока сиди тихо и не дёргай коней.

Шэйн кивнул и увидел, как Борен спрыгнул со своего скакуна, снял с седла лук, колчан со стрелами и осторожными шагами двинулся в сторону рыжего пятна, замершего между кустов. Приглядевшись, Шэйн понял, что это был бок оленя — животное стояло на месте и, очевидно, обедало. К большой радости охотников, во время трапезы олени слишком редко размышляют о том, что скоро сами станут едой.

Борен подобрался к будущей жертве на расстояние выстрела, положил стрелу на спинку лука и медленно натянул тетиву. Стальной наконечник смотрел прямо на бок животного. Лес как будто замер в этот момент, а через секунду стрела с тихим жужжанием рванулась к цели. Олень встал на дыбы и издал стон, переходящий в рёв. Его голова с массивными рогами вознеслась над растительностью, в которой он прятался, и стало ясно, что это самец — достаточно крупный по оленьим меркам, с благородной костяной короной на голове. Борен тут же положил на лук следующую стрелу, ожидая, что олень побежит прочь, но тот фыркнул, топнул копытом и понёсся прямо на него. Стрела торчала из его бока, но оленя это не останавливало. Шэйн с волнением наблюдал за тем, как животное сближается с Бореном. Вторая стрела отправилась прямо в голову животного, но попала в рог и отскочила от него куда-то в сторону. Олень был уже на расстоянии двадцати шагов, а Борен, осознав своё положение, быстро отбросил лук и приготовился уклоняться.

Кони забеспокоились, глядя на схватку Борена с оленем, стали подскакивать и громко ржать. Шэйн попытался успокоить их, похлопать по шее, но прекрасно понимал и разделял их тревогу. От первого рывка Борен отпрыгнул в сторону. Олень был крупным и его намерения хорошо считывались, но пока было не слишком ясно, как его убить. Борен рассчитывал на короткое преследование раненой самки, а получил напряжённый бой с матёрым самцом, который вполне мог быть лидером расположенного неподалёку стада. Олень немного споткнулся во время разворота, но тут же стал брать новый разгон для второго удара по врагу. Борен в этот момент подобрал с земли лук и сделал ещё один выстрел — стрела попала в шею оленя, отчего он рухнул на землю и стал рыть её копытами. Он бился об почву рогами, плевался кровью, но Борен уже выпрямился в полный рост и медленно шёл к нему. Он знал, что животное обречено. Олень отполз к кустам, около которых недавно был подстрелен, и снова упал на землю. Его пятнистая грудь быстро наполнялась воздухом и выпускала его обратно. Борен вынул меч из ножен, а Шэйн отвернулся — он не хотел смотреть на эту жестокую казнь. Вор закрыл глаза и в напряжении ждал звука, с которым клинок отнимает жизнь, но внезапно услышал другие звуки: хруст сломанных веток, шелест травы, короткий крик Борена и глухой удар. Он открыл глаза и увидел, что из кустов выбежал ещё один олень, чуть меньше первого, но тоже с довольно массивными рогами. Он сбил Борена и прижал его к стволу берёзы. Разведчик выронил меч и пытался дотянуться до ножа на поясе, но олень постоянно усиливал давление, ослаблял его на секунду, а затем снова усиливал и продолжал прижимать убийцу его сородича, пока ноги Борена не оторвались от земли.

— Нет! Борен! — крикнул Шэйн и стал судорожно оглядываться, пытаясь что-то придумать.

Он погнал коня вперёд, стал кричать и размахивать одной рукой, но в нескольких метрах перед оленем скакун испуганно остановился и сбросил наездника. Шэйн рухнул на землю, ударился головой и всё перед его глазами на секунду помутилось, а дыхание спёрло. Он перевернулся, попытался что-то выкрикнуть, но грудь будто сдавило тисками. Олень уже протащил Борена на полметра выше по стволу берёзы — разведчик пытался отбиться от него ногами, но пока безуспешно, а рукам не давали дотянуться до оружия широкие рога. Каждый удар делал животное только злее.

Шэйн поднялся на ноги, посмотрел на напарника в беде и понял, что только он сможет его спасти. Восстанавливая дыхание, Шэйн вынул из ножен самый длинный клинок, почти равный короткому мечу, пошёл в сторону оленя, затем перешёл на бег, а у самой цели он притормозил и с полного размаху нанёс удар клинком по шейным позвонкам животного. Олень заревел, отпустил Борена и мотнул рогами в сторону Шэйна, чем отбросил его на несколько шагов. Шэйн выронил оружие и, увидев, что олень, борющийся с конвульсиями, пытается идти к нему, как можно скорее пополз к рукояти, виднеющейся в траве. Но животное не дошло до него. Массивное рыже-бурое тело с белыми пятнышками рухнуло в траву, заливая её кровью. Шэйн откинулся на траве и сквозь берёзовые кроны смотрел на небо. Он откашлялся и окликнул Борена:

— Эй, ты там живой? Борен?

Ответа не последовало, но послышался кашель и тихая, невнятная ругань. Шэйн поднялся и увидел, что его напарник медленно снимает с себя броню и осматривает её.

— Погоди, вдруг это не последний! — крикнул Шэйн.

— Последний, — прохрипел Борен, кашлянул и размял плечи. — Я видел. С ними было несколько самок, они сбежали.

Борен разделся до рубахи, задрал её, прижал подбородком к шее и осмотрел свой торс: у него были тренированные грудные мышцы и крепкий пресс, но сейчас их уродовали широкие ссадины и красные пятна.

— Я думал, будет хуже, — хмыкнул Борен и повернулся спиной к Шэйну, тут же обнажив её. — Что со спиной? Чувствую, что на пояснице кожа горит.

Шэйн осмотрел его и сказал, что видел:

— Тоже ссадины, но ничего серьёзного, вроде.

— Броня спасла, — сказал Борен и принялся снаряжаться обратно. — И то, что ты рубанул его сразу по шее.

Он выпрямился в полный рост, посмотрел на Шэйна и кивнул ему:

— Спасибо. Если честно, я думал, струсишь. Вчера ночью-то готов был штаны обмочить, оставшись у костра в темноте.

— Ага, и запасные-то я как раз не взял! — посмеялся в ответ Шэйн, но потом вдруг помрачнел и подошёл ближе к напарнику. — Борен, если мы хотим дойти до конца, то лучше подробнее объясняй мне свои планы, ладно? Или придумаем какие-нибудь сигналы, чтобы я понимал, что у тебя всё под контролем. Я ведь не знаю, чего ждать — ты уходишь один во тьму и возвращаешься невредимым, а средь бела дня огребаешь сразу от двух оленей.

— Да уж, во тьме мне как-то больше везёт, — усмехнулся Борен и подошёл к последнему убитому оленю. — Хватай его за передние, а я сзади, потащили к той берёзе, где он меня прижал.

Шэйн подхватил оленя и с трудом потащил его к дереву вместе с Бореном, приговаривая:

— В этом мы с тобой схожи. Разведчик и вор… разве может быть лучший дуэт для проникновения во вражеский лагерь и убеждения врага в том, что он нам не враг?

Борен промолчал в ответ на это. Солнце светило во всю и день становился жарче. Напарники отволокли обоих оленей в одно место, Борен частично снял шкуру с одного из них и вырезал несколько кусков мяса с его бедра. Он взял с седла своей лошади свёрток, раскрыл его и постелил около костра, который тем временем развёл Шэйн.

— Я пойду поищу, где обмыть мясо, а ты пока нарежь его на куски размером с полкулака.

— Понял, ваше благородие, — съязвил Шэйн, взял один из ножей, которые принёс Борен и принялся исполнять поручение.

Через пару часов поисков и трудов они подготовили мясо к жарке, пронзили тонкими деревянными прутьями по несколько кусочков и стали жарить их на трёх рогатинах, которые треугольником расположили вокруг костра. Когда солнце поднялось над лесом, Шэйн снял с себя куртку и, оглядываясь, заговорил:

— Такая жара сегодня… Хорошо, что скоро осень.

Борен потыкал ножом в мясо на вертеле, в нетерпении облизнулся и сказал:

— Когда дойдём до перевала Фанлона, станет заметно холоднее. Там всегда ужасный ветер, — Борен обернулся на туши оленей, одна из которых была наполовину разделана, и вздохнул. — Жаль, что второй подвернулся. Разделывать обоих слишком долго, нажарим мяса с первого, я отрублю ему рога и поедем дальше. Второго придётся бросить.

Шэйн печально вздохнул и опустил глаза. Не желая сосредотачиваться на смерти животных, он решил приступить к обеду и сменить тему:

— Ты слышал что-нибудь о людях с земель, которые уже захвачены Ренамиром? Как им живётся под новым флагом?

Борен последовал примеру напарника, стал снимать ароматное жареное мясо с огня и ответил:

— На самом деле, неплохо. Вместо лордов он назначает своих наместников, замки приходится восстанавливать после осады… первое время тяжело, а потом всё становится, как раньше. Какие-то серьёзные изменения он пока внёс только в Пелетейн, но кто знает, что будет дальше? На месте Тавиша я бы лучше подумал о союзе с остальными лордами, чтобы остановить это безумие. У меня никак в голове не укладывается, что всей Верувиной может править один человек. Император Ренамир, чтоб его… да он младше меня! Хотя, говорят, мудрый не по годам и до ужаса хитрый.

— Было бы странно, если бы он был ровесником наших лордов, — пожал плечами Шэйн и с усилием отгрыз кусок мяса, который оказался туговат.

— Почему?

На лице Борена отразилось некоторое удивление. Шэйн достал из своего мешка связку с сушёными грибами, снял с неё несколько штук и протянул собеседнику. Борен принял их, кивнул в знак благодарности, а затем услышал и ответ на свой вопрос:

— У стариков нет привычки что-то менять. Они сидят на своих сморщенных задницах и думают, как бы им не потерять то, что есть. То, что уже нажито. Только у молодых может хватить дерзости захапать всё — просто взять и пойти захватывать мир. Ты представь, сколько радости было на лице у его солдат, когда он объявил, что отправляется завоёвывать континент! Сидели они в казармах, тухли в сырости, как человекоподобная плесень, а тут — раз! Походы, захваты, сражения! Конечно, они рискуют. Но каждая победа, каждый штандарт, на котором поднимается знамя Ренамира — это же… личное достижение для них! Они будут рассказывать своим внукам, как завоёвывали города один за другим, и никто не сможет повторить это, никто не получит такого опыта. Потому что тогда всё уже будет едино, и останется надеяться, что кому-то с других островов и континентов станет неугодна цельная, сильная Верувина.

Борен задумался, прожевал пищу, закусил её грибами и хлебом, а потом внимательно посмотрел на Шэйна и задал ещё один вопрос:

— Значит, ты уверен, что Ренамир победит?

Шэйн кивнул несколько раз:

— Я в политике не эксперт, но сколько там уже провинций у него? Пять? Десять?

— Семь, — поправил его Борен. — Ещё три окружены на севере, тоже скоро сдадутся, наверное.

— Считай, и правда почти десять! — воскликнул Шэйн и оторвал зубами ещё кусок мяса. — И в каждой, значит, есть люди для ополчения. В каждой есть еда, в каждой есть оружейные. Одну армию ему разгромят — он новую соберёт за какие-нибудь пару месяцев, или сколько это обычно занимает? А что эти старые скупердяи могут? Хоть кто-то объединился?

— Регор и Фориан всегда действуют сообща и объединяют армию, — вспомнив о Регоре, Борен снова загрустил, хоть и пытался это скрыть.

Шэйн всё же заметил перемену в его настроении и посчитал, что теперь он заслуживает знать правду:

— Слушай, уже второй раз ты говоришь о Регоре и становишься такой хмурый, будто вместо жареной оленины помоями пообедал. Расскажи уже, что у тебя за история с этим злосчастным городом.

Борен замолк на несколько секунд. Он никак не решался, хотя в его тайнах не было ничего сверхъестественного, и всё же ему было больно говорить о прошлом. Он глубоко вдохнул и заговорил:

— Я там… родился. Культура Регора такова, что ты либо работаешь ремесленником, либо становишься рыцарем. Рыцари же занимают все руководящие посты, и рыцари владеют предприятиями этих самых ремесленников, каждая мастерская носит знамя. Я родился в семье нищих торговцев овощами. В год моего рождения урожай был скверный, сухие южные ветры сгубили посевы, а во время грозы молнии иногда били в деревья или в поля, отчего начинались пожары. Одна из молний… ударила в наш дом. Родители выжили, меня тоже спасли, но дом сгорел, крыша была соломенной. Отцу кто-то предложил поступить на службу к лорду, но он не владел оружием, поэтому не прошёл отбор. Регорский рыцарь — это символ доблести, символ стойкости, а ещё… это машина для убийств, готовая сорваться с цепи по любому приказу лорда. Они никогда своих полномочий не превышают, но проблема как раз в том, что их полномочия в Регоре весьма… велики. И, посмеявшись над неуклюжестью моего отца, рыцари послали его подальше. Он запил. И вскоре ввязался в какую-то авантюру против лорда, где был незамедлительно убит.

— О, мне жаль… — негромко посочувствовал ему Шэйн. — А мама? Что с ней?

— Она увезла меня. Не могла больше смотреть на регорцев, зная, что они убили её мужа. Какое-то время жили в Тоссене, куда мы как раз едем, но… не прижились мы там. Когда мне было три года, она увезла меня в Лаварден. Ну, всё. Хватит.

Борен отвернулся и устремил взгляд куда-то вдаль. В это время Шэйн будто сам почувствовал, как тяжело было напарнику вспоминать историю своей семьи. Он кивнул и, не говоря ни слова, протянул ему бурдюк с водой. Борен спокойно принял его и сделал несколько глотков. Шэйн решил сделать разговор более равноценным и почувствовал желание приблизить отношения с напарником к чему-то, что можно было назвать дружбой:

— Забавно, как матери определяют нашу жизнь с самого детства, а? Твоя привезла тебя в Лаварден, а моя не увезла из него, когда стоило бы, затем заболела и это вынудило меня заниматься тем, чем я занимаюсь. Я её не виню, нет! И Йонан нужен мне именно для мамы. Я, наверное, тоже мог бы быть ремесленником или рыцарем… Или спиться и сдохнуть. Но мне пришлось искать иной путь к выживанию. А потом от жизни на грани постепенно двигаться к такому положению, когда я не боюсь проснуться с мечом у горла. Дальше я просто… привык. И мне понравилось.

К этому моменту напарники уже съели мясо, отобранное для обеда, и жарили то, что хотели взять с собой в дорогу. Борен стал понемногу сворачивать снаряжение и проверять запасы. Поглядывая на следующую партию мяса, скворчащую над языками пламени, он задал вопрос:

— И что, когда мы вернёмся, а Йонан вылечит твою мать, ты правда уедешь из Лавардена?

Шэйн рассмеялся:

— Ха! Если ты не заметил, этого я Тавишу не обещал!

— А если он пошлёт меня убить тебя?

— А ты убьёшь? — с шутливым сомнением спросил Шэйн.

Борен замер на секунду, поправляя седло своего коня, а затем ответил:

— Я подумаю. Кто-то же должен избавить от тебя город.

Шэйн не видел, улыбался ли его напарник, произнося эти слова, но надеялся на то, что это была лишь шутка. После спасения от озлобленных оленей ему хотелось верить, что у него появится настоящий друг, хотя бы на время. Прежний круг общения Шэйна состоял в основном из временных знакомств, сестры и матери, а друзей он найти не мог в силу своего образа жизни. Когда судьба сводила его с людьми вроде недавно казнённого Джуни, Шэйн лишь в очередной раз убеждался в том, что не стоит делить с кем-либо своё «ремесло». Борен в связи с этим казался куда более подходящим другом, ведь вероятность встретить его в городе была минимальна, а участвовать в одном деле — и вовсе отсутствовала, если не брать в расчёт задания вроде того, какое они вместе выполняли сейчас.

Шэйн обернул всё пожаренное мясо тканью, убрал его в седельную сумку и забрался на коня, теперь у него это получалось намного лучше. Борен вытащил из земли у костра рогатины, обмотал их тонкой верёвкой и закрепил за седлом, чтобы не искать новые для следующего привала. Затем он засыпал костёр землёй и достал из скарба топорик, которым обычно рубил ветки для костра. Теперь же он решил использовать его для другого: пересёк поляну, подошёл к разделанному оленю, хмурясь от трупной вони, схватился рукой за правый рог поверженного животного, а второй с размаху ударил под его основание, вдоль самого черепа; затем проделал то же самое со вторым рогом, обвязал их и закрепил на седле поверх смотанных рогатин.

— Зачем это? — спросил его Шэйн.

— Увидишь, — кратко ответил Борен и хлестнул поводьями.

Вскоре они пересекли границу Тоссенской провинции и постепенно приближались к цели, но далёкий силуэт Варасского пика пока оставался недостижимым. Борен и Шэйн скакали без остановок несколько часов, а когда солнце стало постепенно садиться, остановились на пару минут передохнуть и спешно поужинать.

Борен натянул поводья — его конь остановился на краю небольшого утёса, с которого за широкой равниной виднелись серые каменные стены. Шэйн медленно подъехал к нему и утомлённо промычал:

— Я всю задницу об седло отбил, давай отдохнём?

— Недолго, — ответил Борен и спрыгнул с коня. — Доставай мясо.

Шэйн неуклюже сполз с седла, спрыгнул на землю и стал разминать ноги. Ступни сами повели его вдоль утёса, будто хотели пойти куда угодно, лишь бы подальше от скакуна.

— Уже Тоссен, что ли? — спросил он, заметив город вдали.

— Да, — ответил Борен и залез в седельные сумки Шэйна, не дожидаясь его. — Сегодня заночуем под холмом дальше по дороге, а завтра заедем в город, я встречусь со своими осведомителями. Нам нужно знать последнее расположение армии Ренамира.

— Осведомители… — подметил Шэйн и хмыкнул, будто для него это тоже что-то значило. — А если бы мы поехали плавать в Шарте, как бы ты узнал это без осведомителей?

— За Шартом у меня тоже есть свои глаза и уши. Но там… — Борен взял кусок мяса и задумался на мгновение. — Там с ними тяжелее. Вечно приходится договариваться на каких-то особых условиях.

Шэйн вынул из сумок бурдюк с водой, выпил немного и обнаружил, что вода почти кончилась. Он взял со связки пару сушёных грибов, ещё два протянул Борену, а тот, в свою очередь, поделился жареным мясом.

— А почему тяжелее-то? — уточнил Шэйн, мельком глянув примерно на восток, справа от пика, который был виден с любого холма.

— Ты не знаешь, кто живёт на востоке? — Борен вопросительно приподнял брови, прожёвывая холодную оленину.

Шэйн лишь пожал плечами, и тогда разведчик вздохнул, сел на краю утёса и в промежутках между укусами стал рассказывать:

— Ну… Если выживем, может, обратно через восток пойдём, я тебе покажу. Там живут коренные народы, жители Старой Верувины. Она тогда… как-то иначе называлась, не помню. У них всё не так, как у наших — дома другие, язык с каким-то акцентом, да и ведут они себя порой, как дикари: жертвы приносят, молятся Старой Плеяде Богов, мясо сырым жрут… в общем, родиться в провинциях между Шартом и Теккере или родиться во всей остальной Верувине — это две разные жизни. Совсем разные.

Шэйн задумался и почувствовал некий страх перед древней языческой дикостью, с которой мог столкнуться в тех землях. Солнце уже готовилось укрыться ночным одеялом, вечерние полевые птицы спрятались в траве и высвистывали сигналы своим сородичам, а Шэйн неспешно доел мясо и, собираясь снова сесть в седло, поинтересовался:

— А они как-то участвуют в Совете? Общаются с другими лордами?

— Да, — ответил Борен, запрыгивая на коня. — Раньше общались. Когда Ренамир завоевал Никантир, перестали. Зал Совета теперь недоступен, да и… может, они на его сторону перешли. От двух провинций выступал один человек, дай минуту — вспомню, как его звали. Странное такое имя…

Кони снова тронулись с места, приминая траву копытами, а Борен продолжал копаться в памяти, почёсывая лысую макушку, покрывшуюся мелкой щетиной.

— Стагахольт! — вдруг вскрикнул он. — Стагахольт его звали. Мужик за два метра ростом и с полтора меня в ширину. Как в Зал Совета входил — там сразу тесно становилось. Знаешь поговорку: «на двух стульях не усидишь»? Вот он — если понимать её буквально — усидел бы и на трёх, небось. Я не всегда понимал, что он несёт. Не всегда это понимали и члены Совета. Но… зла он, вроде, никому не желал, просто вечно пытался нас убедить в том, что мы как-то неправильно живём. Наверное, для свихнувшихся язычников это естественно.

— Откуда ты всё это знаешь?! — удивился Шэйн. — Ты же просто разведчик, кто тебя пустил в Зал Совета?

Борен поник и замолчал на время — он знал ответ, но пока не хотел говорить.

— Я… — замялся разведчик, нервно теребя пальцами кожаные поводья. — Потом тебе расскажу. Может быть.

— Всё секретничаешь, — ухмыльнулся Шэйн и отвернулся от собеседника. — Ну, как знаешь. Если что, мои уши для тебя всегда открыты и с нетерпением ожидают, когда до них дойдут все тонкости ваших с Тавишем отношений.

— Странно… — вдруг пробормотал Борен.

Он выглядел задумчивым, упёр взгляд в одну точку и медленно менялся в лице, приходя к каким-то новым для себя выводам.

— Что именно? — спросил Шэйн, покачиваясь в седле.

Борен почесал шею, чувствуя неловкость этого разговора, и сказал:

— Раньше никто особо не интересовался моей жизнью, и то, что первым со мной так увлечённо заговорил именно ты — как-то… странно, иначе не скажешь. Тебе стоит знать, Шэйн, что друг из меня неважный и… мы, к сожалению, стоим по разные стороны баррикад. Объединились ради общего блага, на время — вот и всё. Я ведь не в шутку предполагал, что могу получить приказ убить тебя. И если придётся — я это сделаю.

Шэйн опустил глаза, как-то грустно усмехнулся и ответил:

— Ну, в одном ты ошибся — общее благо меня мало волнует. Я здесь для того, чтобы спасти мать. И если ты встанешь между мной и её счастливой старостью, то колебаться я тоже вряд ли стану. А теперь, когда мы обменялись угрозами и предупреждениями, может, продолжим притворяться друзьями? Мне так больше нравится.

Борен слегка улыбнулся и кивнул:

— Как скажешь.

Следующая остановка была у холма на равнине, как и говорил Борен. Разведчик вбил в землю колышек с крюком, привязал к нему лошадей и оглянулся: стояла ясная ночь, луна освещала окрестности Тоссена и, кроме ветра и птиц, не было слышно ни звука. Ближайшие деревья были далеко, что вызывало у Борена недовольство, но без серьёзных отклонений от маршрута заночевать в другом месте было нельзя. Шэйн осмотрелся и сел на землю.

— Я так понимаю, мы без костра? — спросил он и поёжился, закутываясь в походный плащ.

— Есть немного хвороста, — негромко ответил Борен. — Но я бы его приберёг до перевала, там будет нужнее. Сейчас август, не замёрзнем. Главное, чтобы кони лишнего внимания не привлекли. Утром доедим то, что может испортиться, и поедем пополняться в Тоссен. У тебя много денег с собой?

Шэйн осмотрел землю под собой и лёг у холма, съёжившись. Не глядя на Борена, он усмехнулся и ответил ему:

— Хватит на две недели сытной жратвы. Об этом не беспокойся.

Борен кивнул и пошёл проверить лошадей. Животные тоже устали от долгой дороги, поджали ноги и легли на землю неподалёку от наездников. Шэйн посмотрел на своего напарника и задумался о том, кем же они останутся после этого похода: друзьями или врагами, между которыми по-прежнему будут законы их прошлых жизней? Он не спешил заводить приятелей, однако каждый человек нуждается в том, кому можно доверять; в том, с кем можно разделить груз вины, муки совести или безудержный восторг от новых побед и достижений. «Поймёт ли меня Борен?» — спрашивал себя Шэйн. — «Поймёт ли мой путь?». В этих размышлениях сон пришёл довольно скоро. Где-то во тьме слышалось пение ночных птиц, шелест травы, а затем вдруг ржание лошадей и грубый хриплый голос. Шэйн внезапно осознал, что этот голос не принадлежит Борену, и открыл глаза.

Над ним было голубое утреннее небо, а у его горла чувствовалось что-то холодное. Опустив глаза, Шэйн увидел клинок — лезвие меча, грязную стальную крестовину и оплетённую кожей рукоять, которую уверенно сжимала волосатая мужская рука.

— В чистом поле? Вы что, серьёзно? — про себя смеясь над издёвкой судьбы, спросил Шэйн и тут же получил сапогом по лицу.

Он вскрикнул и хотел рефлекторно перевернуться на бок, но тот же сапог наступил ему на грудь и прижал к земле. Мужчина со злобным оскалом, в котором недоставало пары зубов, наклонился к нему и с предвкушением прорычал:

— Проснулся, красавчик? Скоро уснёшь обратно! Не знаю, что вам надо на нашем тракте, но дальше вы не поедете.

— Правда? — с нервной улыбкой переспросил Шэйн. — Что-то я не вижу здесь никакого тракта, мы специально свернули с дороги.

— Парни! — вскрикнул мужчина, на секунду повернувшись в сторону. — У нас тут шутник!

Он размахнулся и ударил Шэйна по скуле рукоятью меча. Вор снова вскрикнул и потёр ладонью лицо. Шэйн вдруг понял, что руки у него пока свободны. Он посмотрел в сторону и увидел, что запястья и ноги Борена уже связали. Разведчик получал один удар за другим, пока ещё один разбойник пытался что-то у него выведать, но Борен, очевидно, молчал. Всего их было четверо. Мужчина, придавивший Шэйна к земле, поднёс лезвие ближе к его горлу и снова зарычал:

— Только дёрнись — я твоё личико срежу без раздумий!

— Погодите! — вскрикнул вдруг Шэйн, глядя на Борена.

Разбойники уставились на него и ждали пояснений. Борен поднял глаза — на его лице, между синяков и ссадин, был виден сломленный боевой дух и скрытая злоба.

— Вы что, не знаете, кого связали?! — вскрикнул Шэйн, импровизируя на ходу.

— О чём ты? — спросил один из разбойников. — Вы обыкновенные южане, не пытайся нас задурить!

— Да? А откуда у него маститый конь из Лаварденской конюшни?!

Шэйн продолжал сбивать захватчиков с толку, на ходу придумывая легенду:

— И откуда дорогая кожаная броня, идеально подогнанная под его плечи? Плащ с геральдикой? А? Это бастард лорда Тавиша, остолопы! Чем молотить его, лучше затребуйте за нас выкуп, вы получите гораздо больше!

— Чего?! — заревел один из них. — Чушь!

Он размахнулся, чтобы ещё раз ударить Борена по лицу, но мужчина, что прижал Шэйна к земле, вдруг вскрикнул:

— Стоять! Пусть говорит дальше. И заодно объяснит, почему за него тоже должны заплатить выкуп?

— Я делегат Тавиша, направлялся вместе с его внебрачным сыном в Тоссен, на встречу с лордом Найдегером. Знаете такого? И выкуп за меня, может, и не заплатят, зато я знаю, на что можно надавить лорду, чтобы стрясти с него побольше! Моё предложение таково: я еду с вами в Лаварден и расскажу, что делать. Получите деньги — отпустите меня. Не получите — можете зарезать. Идёт?

Разбойники переглянулись. Борен сплюнул кровью на густую траву и пока молчал. Шэйн, не теряя времени, продолжал их дурить:

— Неужели вы думаете, что взять наши кошельки и жизни будет выгоднее? Хотите всю жизнь побираться на тракте и резать путников? А если путники не попадутся? А если за вами пошлют наёмников? Или армия Ренамира окружит ваш лес и перережет вас всех до единого? Что тогда? Я скажу вам, что: тогда вы вспомните этот самый день, когда упустили свой шанс стать богатыми свободными людьми. Сами знаете, деньги правят этим миром: взятка здесь, пара угроз там — и вот, целый городской район уже принадлежит вам. Не будьте глупцами!

Речь Шэйна серьёзно озадачила их. Разбойники чесали головы, пожимали плечами, перебрасывались невнятными фразами, а через минуту один из них обратил внимание на молчаливого Борена:

— А он тогда чего молчит?

Борен поднял лицо и злобно посмотрел на этого человека. Шэйн вступил в разговор, не дожидаясь, пока его напарник всё испортит:

— Зачем ему говорить? Вы хотите, чтобы он предлагал вам стрясти побольше денег с его же отца? Вот потеха! Это же благородный человек, они все помешаны на чести — он отдаст свою жизнь, но не поставит под угрозу семью и достоинство. Мне же, простому делегату, плевать на это всё — я невинный человек, зарабатывающий на хлеб себе и больной матери. Смотрите сами: вам — кучу денег, нам — жизнь. Никто не в обиде, все счастливы. Свалите потом в другую провинцию, и мы ни за что вас не найдём, даже если моему господину вздумается отомстить.

Разбойники снова переглянулись. Тот, что прижимал Шэйна, подумал и сказал:

— Много ты болтаешь. Но твой план мне нравится. Сейчас идёт война и, когда она до нас доберётся, хотелось бы иметь какие-то запасы.

— Вот! — вскрикнул Шэйн и развёл руки, лёжа на траве. — Слова разумного человека, которому не плевать на свою жизнь. Так что я буду признателен, если вы аккуратно нас свяжете и повезёте в Лаварден, где я расскажу, как стрясти денег с лорда Тавиша.

— Решено! — вскрикнул разбойник, который, очевидно, был главным, и убрал ногу с груди Шэйна. — Вставай. Делаем, как ты сказал, но только попробуй обмануть меня, делегат!

Борен молчал всё это время, хотя было заметно, что он сдерживает в себе настоящий шторм из эмоций. Шэйну связали руки, отобрали его короткий меч и нашли нож, который он закрепил на плече, но третье лезвие, спрятанное в сапоге, осталось на месте. Их посадили на одного коня — Борена спереди, а Шэйна за ним. Борен сопротивлялся разбойникам, но Шэйн видел, что разведчик поддаётся им — если бы он хотел, то ни за что не дал бы посадить себя на коня.

Разбойники сели на своих лошадей, а пегого скакуна Шэйна вели за строем в виде коробки, в котором окружили обоих пленников. Шэйн сидел на тканях, накинутых на бёдра коня, покачивался на них и заметил, что главный разбойник не убрал оружие в ножны — он был готов реагировать на любые действия пленников. Борен повернулся через плечо и пробормотал:

— Просто отлично, легенды поудобнее у тебя не было? Зачем уводить нас от цели?

— Предпочитаешь смерть? — спросил его Шэйн и ткнул кулаком в рёбра.

Из-за связанных голеней Борен сидел на коне боком — так, как обычно сидят женщины знатного происхождения, не смыслящие в верховой езде. Шэйна связали с куда меньшей ответственностью — ноги оставили свободными, а руки стянули спереди, а не за спиной.

— Вы чего там шепчетесь?! — крикнул главный разбойник. — Было бы больше бечёвок — связал бы вам пасти!

Шэйн наигранно улыбнулся и ответил:

— Я лишь объясняю господину текущее положение дел и отговариваю его от глупостей, только и всего. Нам не нужны лишние проблемы!

Разбойник нахмурился и вернул внимание на тракт, уходящий вперёд. Шэйн оценил обстановку: копыта стучали о каменистую дорогу, а два разбойника, скакавшие позади них, что-то не стесняясь обсуждали; вокруг пели птицы и шумел ветер, а значит, тихую речь разобрать будет трудно. Шэйн наклонился почти вплотную к Борену и едва слышно зашептал:

— Ты умеешь метать ножи?

Борен вдруг слегка улыбнулся опухшими от ударов губами и посмотрел в глаза напарнику. Он ответил так тихо, что Шэйну почти пришлось читать по губам, но было ясно каждое слово:

— Это страсть всей моей жизни.

Услышав это, вор просиял в лице, и снова наклонился, чтобы озвучить свой план:

— У меня в левом сапоге лезвие с плоской рукоятью, по балансу похоже на метательный нож. Мы в коробке и незаметно передать его я не смогу, поэтому… действовать придётся быстро. Наше оружие на моём коне позади. Выбираем момент, повернёшься ко мне спиной, я тебя развяжу и дам нож. Снимаешь главного, я прыгаю назад и хватаю оружие. В суматохе они нас не зарубят, а луков у них, вроде, нет.

Борен внимательно выслушал его и помотал головой:

— У одного сзади компактный арбалет.

— Плевать, — отмахнулся Шэйн. — Я уклонюсь. У нас один шанс, готов?

Борен кивнул. Главный разбойник снова обратил на них внимание и взмахнул мечом:

— Эй! А ну прекратите!

Шэйн набрал полные лёгкие воздуха и сказал:

— Сейчас.

Борен повернулся спиной к Шэйну и прижался к нему ближе, чтобы манипуляции рук напарника не были видны.

— Молчу. Простите, — сказал он, глядя в глаза разбойнику.

Второй разбойник, ехавший впереди, справа от главного, заговорил:

— Даллис, сколько денег-то попросим у Тавиша? Надо не слишком дерзить, а то он за нами гвардию отправит.

Главарь продолжал смотреть в глаза Борену и ответил:

— Я знаю укромное место около Лавардена, не страшна нам гвардия. Попросим кого-нибудь независимого отправиться с требованием. Или… тебя.

— Меня?! — вскрикнул разбойник. — Я давал наводку на прошлый караван! Пусть Содэйн идёт к ним!

Он указал назад через плечо, на что Содэйн, крупный мужчина с неровной короткой стрижкой, немедленно отреагировал:

— Ага, может, зад тебе ещё поцеловать? Поедешь, как миленький, и только вякни ещё что-нибудь — останешься без доли.

— С чего бы это?! — снова раскричался первый разбойник.

К этому моменту Шэйн развязал руки Борена, хлопнул его по пояснице в знак готовности и вытянул вперёд левую ногу. Борен хотел уже выхватить оттуда нож, но заметил ремешок, стягивающий сапог напарника. Он грубо сорвал его и, пока кто-то из разбойников намеревался выразить своё удивление в некоем громком высказывании, нащупал рукоять, вынул нож, перехватил его за лезвие и молниеносным движением метнул ровно в шею главаря разбойников. Шэйн за эти несколько секунд развязал уже и себя — выпутываться из верёвок и снимать кандалы было как раз его «страстью». Он оттолкнулся от седла, спрыгнул назад и в один кувырок оказался у испуганного пегого коня. Разбойники всполошились и по очереди заревели:

— Руби их!

— Вырвались!

— Не дайте уйти бастарду!

Борен спрыгнул с коня, но его ноги всё ещё были связаны. Он наклонился вперёд и упёрся руками в землю, чтобы преодолеть инерцию падения, затем поднялся и с размаху хлестнул ладонью по ягодице коня, который вёз разбойника перед ним. Скакун подпрыгнул, тряхнул наездника и подался вперёд.

Содэйн, владевший небольшим арбалетом, метал взгляд между целями, но решил сосредоточиться на более проворном и менее ценном Шэйне. Он прицелился в него, но вор заметил это и нырнул в ноги коню, к которому только подобрался. Болт попал в шею животного — конь встал на дыбы и издал громкий стон, в котором послышалось бурление крови, залившей его глотку. Шэйн вытащил свой короткий меч из ножен на седле раненого коня, пока тот не сбежал или не умер, и уже направился к арбалетчику, но путь ему преградил четвёртый разбойник, который наклонился из седла и с разгона замахнулся на вора мечом. Шэйн отбил этот удар со стальным звоном, пронёсшимся от рукояти до самого плеча. Всадник пронёсся дальше, развернулся и стал брать разгон для следующей атаки.

Борен тем временем добрался до убитого предводителя разбойников, вытащил нож из его шеи и разрезал путы на своих ногах. Вернув свободу движений, он взял вражеский меч и приготовился защищаться от всадника, чей скакун был напугал минуту назад.

Шэйн отпрыгнул от ещё одного удара своего основного противника и заметил, что Содэйн зарядил арбалет для следующего выстрела, но в этот раз он прицелился в отвлечённого Борена. Стальной наконечник уже смотрел на спину разведчика и был готов отнять его жизнь, как вдруг раздался крик:

— Не-ет! — Шэйн заревел во всю глотку, размахнулся и бросил в стрелка свой меч.

Он не надеялся убить его, но хотя бы отвлечь и дать Борену немного времени на ответные действия. Оружие прилетело в лицо Содэйну, стальное навершие ударило его в правую бровь и рассекло её, залив кровью один глаз.

— Чтоб тебя! — вскрикнул стрелок и обернулся, чтобы выстрелить в Шэйна, но его уже не было перед ним.

Шэйн обошёл Содэйна, схватил его за стёганку, в которую тот был одет, и потянул назад в попытке сбросить с коня, но правая нога разбойника застряла в стремени, так что он просто повис головой к земле на бёдрах своего скакуна. Шэйн воспользовался этим и ударил его сапогом в лицо, но предыдущий противник вора уже подскакал, чтобы нанести удар. Шэйн уклонялся, держась за конём Содэйна, и не давал двум врагам одновременно напасть на него. Сам Содэйн наконец выдернул ногу из стремени, упал на землю и шлёпнул коня, чтобы тот отбежал в сторону.

Оставшись без укрытия, Шэйн испуганно осмотрелся и увидел лежащий в траве короткий меч с окровавленным навершием. Он потянулся к нему, но Содэйн рывком сбил его с ног, ударил по лицу массивным кулаком, а затем схватил обеими руками за горло и стал душить. Он был намного тяжелее и сильнее Шэйна — как ни пытался вор, он не мог сбросить его или ослабить хватку на горле, и перекрытое дыхание ослабляло его всё больше с каждой секундой. Шэйн судорожно хватался руками за одежду врага, рыл ногами землю позади него, срывал с него пуговицы, в какой-то момент схватил пальцами правой руки за лицо, но его сил уже недоставало для сопротивления. В глазах у Шэйна потемнело, окружающий мир померк и звуки затихли. Бездна. Погружение в небытие, пугающее настолько, что всей душой хочется только одного — жить. Через секунду Шэйн как будто снова смог дышать, ещё через несколько секунд почувствовал правую руку, затем левую, после — ноги. Звуки снова стали наполнять окружение: звон стали, ржание лошадей, а затем резкий, тихий свист, с которым клинок прорубает человеческие кости и плоть. Шэйн медленно открыл глаза и увидел, как круглое щетинистое лицо Содэйна сползает с лезвия меча и падает на него. Грузное тело надавило ему на грудь, и эта тяжесть ускорила возвращение в чувства. Шэйн закашлялся, сбросил с себя вражескую тушу и повернулся на бок. Он с трудом поднялся и увидел Борена, который стоял перед ним, забрызганный кровью и с тяжёлым дыханием.

— Вот тебе и привал под холмом… — прохрипел разведчик и пал на колени от усталости.

Его грудь заметно вздымалась от каждого вдоха, а рука, сжимающая меч, тряслась от напряжения. Шэйн огляделся и увидел, что кони разбойников убежали прочь, а вместе с ними исчезла часть его пожитков — деньги, яды и бурдюк с водой. Остался лишь вороной скакун Борена, испуганно оглядывающий мертвецов большими глазами. Сами захватчики уже признаков жизни не проявляли. Борен раскинул ноги и поднял забрызганное кровью лицо к небу. Он посмотрел на безоблачную голубую гладь и с досадой произнёс:

— Проклятье, сейчас бы дождь… Не охота мне в Тоссен переться в таком виде.

Шэйн, тоже не вышедший из битвы без следов, потёр шею, снова прокашлялся и сказал:

— План, конечно, был не идеальный. Но я знал, что на тебя можно положиться.

Борен усмехнулся и опустил голову. Его едва ощетинившаяся макушка, испачканная бордовыми каплями, отражала солнечный свет, и почему-то казалась Шэйну смешной.

— А если бы я не умел метать ножи? — спросил разведчик, восстанавливая дыхание.

— А если бы я не носил их в сапогах? — парировал Шэйн и поднялся на ноги. — Всё это уже не важно. Мы сделали всё как надо и выжили, разве нет? Правда… конь у нас теперь один.

Шэйн обернулся и посмотрел на своего пегого скакуна со стрелой в шее — животное неподвижно лежало на земле, привлекая мух.

— Ещё одна причина ехать в Тоссен, — кивнул Борен и тоже выпрямился в полный рост, разминая плечи. — И знаешь, что самое забавное?

— Что же?

Борен подошёл ближе к напарнику и опустил взгляд:

— Что «бастард Тавиша» не так уж далеко от правды.

— О чём это ты?! Старик бесплоден! — воскликнул Шэйн, уверенный в сведениях, которыми обладал.

— Откуда ты знаешь? — удивился Борен и посмотрел вору в глаза.

Шэйн лишь улыбнулся в ответ и развёл руки, как будто представлялся кому-то. Борен горько усмехнулся и продолжил:

— Точно. Забыл, с кем говорю. В общем… когда моя мать умерла от лихорадки через год после переезда в Лаварден, именно он подобрал меня на улицах, воспитал и отправил учиться к лучшим разведчикам. Тавиш увидел во мне что-то… или кого-то, кем я мог стать, но ни за что не стал бы без его поддержки. Так что мне и правда плевать на его богатства. Он не платит мне, потому что мне не нужны были деньги — я служу ему, потому что обязан этому человеку жизнью. Он мне как отец. Даже больше, чем отец, который был связан со мной кровными узами.

Шэйн не знал, что сказать. Он вытаращил глаза от удивления, кивнул и почесал затылок:

— Понятно… Да уж, интересный ты человек, Борен. И это объясняет, почему ты убил бы меня по первому приказу — никто не станет тебе дороже Тавиша!

— Это так, — хмуро кивнул Борен и пошёл собирать оружие с поверженных врагов. — Поэтому не держи зла, если однажды я постучу в твою дверь.

Шэйн улыбнулся и пожал плечами:

— Хорошо, что в моём убежище нет двери.

Он помог напарнику, затем они объединили все припасы, вернули всё своё оружие и погрузили на одного коня, которого повели пешком в Тоссен. Перегружать спину животного ещё и двумя взрослыми мужскими телами было бы опасно, учитывая предстоящую длительность похода, поэтому было принято решение — без лишнего риска потерять сейчас пару часов форы, но сберечь последнего скакуна.

Всю дорогу Шэйн оглядывался по сторонам на залитые солнечным светом поля перед Тоссеном, где дикая трава вскоре сменилась на добротные посевы хмеля. Иногда он бросал короткие взгляды на Борена, гадая, о чём тот думает. В один из таких моментов Шэйн спросил его:

— А с окровавленной мордой что будешь делать?

Борен провёл пальцем по макушке и, увидев на нём тёмный сухой след, хмыкнул и сказал:

— Не знаю, умоюсь у земледельцев по пути или в каком-нибудь ручье. В Тоссене снимем комнату в трактире, а там хорошо бы помыться полностью.

— Это точно, — согласился Шэйн, потирая своё грязное щетинистое лицо.

Он всегда старался бриться вовремя, не допуская роста волос на челюсти, но в текущих условиях это было сложно. Трактир сейчас казался Шэйну символом чистоплотности и надежды на хороший сон, поэтому остаток пути он думал лишь о том, как окунётся в бадью с тёплой водой.

Напарники смыли с себя часть крови у одинокого фермера, живущего перед стенами, затем, после короткого опроса, миновали городскую стражу, и вошли в город, через который проезжал каждый путник, что держал путь на юг Верувины.

Улицы Тоссена были грязными и узкими, из переулков несло человеческими отходами, а люди здесь были ревнивыми и озлобленными. Борен вёл коня под уздцы, а Шэйн шёл рядом с ним и осматривался. Он сразу приметил, что здания здесь расположены не так тесно, как в Лавардене, а их крыши выглядят более хлипкими. Поймав на себе несколько недружелюбных взглядов, Шэйн обратился к напарнику:

— Рожи у них больно кислые, что тут творится?

Борен слегка повернулся к нему через плечо:

— Война подкосила людей Найдегера. Платят меньше, еду отдают прежде всего гарнизону. Да и… Он уже седьмой год у власти после удачной узурпации, которая точно не пошла на пользу этому городу. Все это понимают.

Шэйн увидел, как человек в капюшоне подозрительно быстрым шагом идёт вдоль линии домов, чуть в стороне от дороги. Он перебирал ногами всё быстрее и быстрее, пока не дошёл до печального толстяка с увесистым мешком на правом плече. Толстяк только успел раскрыть глаза от ужаса, когда незнакомец в капюшоне всадил в него нож, схватил мешок и тут же скрылся в ближайшем переулке. Шэйн вздрогнул, вокруг этой сцены начался переполох, но в течение минуты все разошлись как ни в чём не бывало. К толстяку, уже бездыханно замершему у стены какого-то заведения, лениво подошли два алебардщика в одинаковой кольчужной броне.

— Опять… — пробормотал один из них. — Когда же это закончится? Режут средь бела дня уже! Найдегер, сволочь, до тебя тоже очередь дойдёт.

— По этой жадобе никто плакать не будет, — прохрипел второй и громко прокашлялся, сплюнув в сторону.

Они взяли толстяка подмышки и поволокли в тот же переулок, где минуту назад скрылся убийца. Шэйн застыл, глядя на это, но Борен слегка ткнул его в плечо и тихо сказал:

— Пойдём. Не привлекай лишнего внимания.

Напарники расположились в трактире на окраине Тоссена, сняли две отдельные комнаты на втором этаже и разошлись: Борен отправился к кузнецу, чтобы продать ему мечи убитых разбойников, а затем, по его словам, собирался пойти искать своих осведомителей; Шэйн в это время начал с приёма ванной и бритья, потом, хорошенько постирав свою одежду, развесил её в комнате и, оставшись в одних лишь брюках, сел у окна. Ему была видна улица, на которой находился трактир, и люди перед крыльцом выглядели так же, как во всём остальном Тоссене: половина из них была печальна, другая — раздражена. Медленные обречённые шаги, угрюмые взгляды, влажная грязь на дорогах, гниющие трупы почти в каждом переулке — от всей этой картины Шэйну стало не по себе, так что он стал с тёплой тоской и ностальгией вспоминать родной солнечный Лаварден, где жизнь тоже не была идеальной, но люди там хотя бы иногда улыбались.

Шэйн подошёл к деревянному столу в своей комнате, раскрыл мешок со своими вещами и вытащил оттуда небольшой арбалет Содэйна.

— Надеюсь, мне повезёт больше, чем твоему прошлому хозяину, — сказал вор, взял оружие в руки и осмотрел его.

Спусковой механизм был цел, тетива осталась в идеальном состоянии, но на правом плече была пара засечек, как будто намеренно оставленных там ножом. «Может, счёт убитых?» — подумал Шэйн, хмыкнул и положил арбалет на стол. Шэйн хотел доесть имеющиеся запасы еды, как вдруг за дверью его комнаты послышались медленные осторожные шаги. Он замер и прислушался: там звучали несколько голосов, но разобрать их речь было невозможно. Раздался стук в дверь. Шэйн вздрогнул и замешкался — его одежда всё ещё была влажной и не годилась для решительных действий. Он взял один из своих ножей, отвёл руку за спину и подошёл к двери.

— Кто? — негромко спросил Шэйн.

— Я принесла вам новую перину! — отозвался дрожащий женский голос.

Шэйн обернулся и осмотрел свою постель — она была в идеальном состоянии. Он вдохнул, сосредоточился и спокойно ответил:

— Не надо, спасибо.

За дверью послышался неясный шум, после чего женский голос снова заговорил:

— А может, желаете ещё эля? Или… жареной баранины?

— Не желаю, благодарю вас, — стараясь скрыть беспокойство, отказывался Шэйн.

Секунду спустя дверь слетела с петель, Шэйн повалился назад и, выставив перед собой нож, отполз к противоположной стене. Внутрь вошли два грозно выглядящих мужчины, лица обоих до глаз скрывали тканевые маски, а в руках у них были деревянные дубинки. Позади, в коридоре, стояла испуганная служанка в слезах.

— Жаль, что не желаешь, — сказал один из пришедших и встал перед Шэйном. — Не переживай, мы не за тобой. Ищем твоего друга в плаще с гербом Лавардена, вас видели вместе на пути сюда.

Шэйн вздрогнул, поёжился и сказал, поднимаясь на ноги:

— Не представляю, о ком вы. Единственным моим попутчиком был зуд от грязи.

Он старался скрыть правду за неловкой улыбкой, но незнакомцы на это не повелись:

— Тогда скажи, все ли зубы у тебя на месте? — продолжал спрашивать один из них. — Ведь… если да, то мы можем веселиться до следующего вечера!

— Странные у вас понятия о веселье, парни, — после этих слов Шэйн покрепче сжал нож и чуть шире расставил ноги.

Незнакомец отвёл взгляд в сторону. Дневной свет из окна отразился в его серых печальных глазах, окружённых тонкими морщинами. Он вздохнул и продолжил говорить:

— Я не хочу устраивать здесь погром. Друга ты уже не спасёшь, мы всё равно доберёмся до него, но у тебя есть шанс остаться запертым здесь и избежать жуткой участи. Ты ведь не хочешь, чтобы я нагрянул, скажем… в гости к твоей мамаше?

Шэйн снова вздрогнул, но теперь уже не от страха. Его лицо наклонилось вперёд, взгляд исподлобья стал злобным и уверенным. Правая рука крепко сжала рукоять ножа и ждала одной единственной команды.

— Я… — сдавленным полушёпотом заговорил Шэйн, преодолевая напряжение. — Приехал один.

Незнакомец прищурился от улыбки, скрытой под маской. Он несколько секунд смотрел на Шэйна, стоящего с ножом в руке в одном нижнем белье, а затем сказал:

— Наверное, она была той ещё штучкой, раз воспитала такого упёртого сынка, да? Совсем не переживаешь о ней? Вы ведь приехали из Лавардена, у меня и там есть свои люди… заплачу кому надо, подтянем Лаварденского Змея, чтобы помог нам разыскать её, а? Что скажешь?

Шэйн услышал своё прозвище и вдруг громко рассмеялся. Эта ситуация стала казаться ему неописуемо забавной: громилы угрожали использовать его же самого, чтобы найти его мать. Незнакомцы переглянулись, не понимая, почему Шэйн смеётся. Тот, что вёл диалог, насупился от раздражения и рванулся вперёд с дубиной, чтобы нанести удар.

Шэйн перевернул нож лезвием вниз, нырнул под его замах, вспорол живот, затем размахнулся в сторону и уже сзади вонзил лезвие врагу в поясницу. Второй незнакомец вскрикнул и тоже занёс дубинку для удара. Шэйн мгновенно выпрямился, перехватил его руку под запястьем, ударил головой в нос, поднял правую руку над головой и с гневным криком вонзил нож под ключицу громилы. Шэйн повалил его на землю и проделал оружием ещё одно отверстие в груди жертвы, затем перерезал ему горло и, содрогаясь от злобы, проткнул тело врага ещё несколько раз. Первый разбойник лежал позади него и истекал кровью у стены.

— Ты… не понимаешь… — прошипел он, отползая подальше. — Он… нажил себе очень влиятельных врагов. Теперь ты… тоже.

Громила попытался отмахнуться дубинкой, но Шэйн выбил её ногой. Он присел рядом с врагом, приблизился вплотную и прошептал ему на ухо:

— Да будь это хоть сам Создатель — никто не смеет угрожать моей матери.

Он вонзил нож в уже распоротый живот громилы, отчего тот заскулил, как подстреленный пёс. Шэйн провернул лезвие, нажимая всё сильнее, и продолжил:

— Надеюсь, твои хозяева и товарищи поймут, что их будет ждать та же судьба в случае визита. И пусть говорят что угодно, но мама… — Шэйн гневно зарычал и стал поднимать лезвие к груди обидчика, грубо разрезая его плоть. — Как же я ненавижу, когда кто-то её упоминает… Вы, гнусные твари, не заслуживаете даже произносить это слово… «мама».

Шэйн довёл нож до солнечного сплетения, выдернул наружу и брызнул кровью на пол своей комнаты. Глаза громилы закрылись, а дыхание стало почти незаметным. Шэйн поднялся, положил нож на стол и обернулся — к его удивлению, перед дверью всё ещё стояла служанка в чёрном платье, остолбеневшая от ужаса. Девушка вздрогнула от его взгляда, а когда Шэйн сделал шаг в её сторону, заверещала во весь голос. Шэйн подскочил к ней, зажал рот окровавленной рукой и простонал:

— Ну зачем… нет бы помочь прибраться!

К удивлению девушки и большой радости Шэйна, первым в коридоре оказался Борен, который вернулся за какой-то из своих вещей. Он бегом поднялся на второй этаж, увидел напарника, зажавшего служанке рот окровавленной рукой, и обернулся на лестницу с криком:

— А, да всё в порядке, просто девку прижали, но она цела!

Фальшивое облегчение на его лице быстро сменилось недовольством. Он подошёл к Шэйну, взял его за плечо и сурово заговорил:

— Я смотрю, ты умеешь «не привлекать внимание». Что тут творится?

— Она привела ко мне двух громил, спрашивали про тебя.

Девушка замычала что-то в ладонь Шэйна, и он тут же прижал её посильнее:

— Молчи, чтоб тебя!

— Отпусти её, — спокойно сказал Борен и повернулся к девушке. — А ты и правда будь потише. Мы не разбойники и не садисты, просто… — на этом слове Борен увидел два изуродованных трупа в комнате Шэйна и поперхнулся. — Хотя с «садистами» я поспешил, буду отныне говорить только за себя. Но мы тебе зла не желаем, ясно? Ведь не желаем?

С последним вопросом разведчик впился в напарника взглядом, который ясно выражал: ответ может быть только один.

— Не желаем, — подтвердил Шэйн и осторожно убрал руку от лица служанки.

Она вытерлась подолом своего платья, сплюнула на пол и стала истерично, хотя и полушёпотом, жаловаться Борену, как будто он мог её защитить:

— Не садисты?! Он их не просто убил — он выпотрошил их, как свиней! Я не ради этого шла в трактир работать, меня трёхлетний сын дома ждёт, а тут…

Служанка уставилась на труп с перекрёстно распоротым торсом, заливший кровью почти половину комнаты. Борен положил ей руку на плечо и утешительно заговорил:

— Прости моего друга, он не в себе. Принесёшь тряпку и ведро, чтобы мы хотя бы кровь подтёрли, пока не высохла? А как стемнеет, избавимся от тел, всё будет в порядке.

Служанка опустила глаза и вдруг услышала скрип ступенек лестницы, ведущей на второй этаж. Она стала испуганно метать взгляд между Бореном и Шэйном, ожидая их решения. Борен затолкнул напарника внутрь комнаты и закрыл дверь прямо перед ним, а служанка прикрыла рукой измазанное в крови лицо. Наверх поднялся низкорослый мужчина средних лет с круглым пузом, обтянутым фартуком. Служанка вздрогнула и спросила его:

— Лорас, ты чего? В чём дело?

— В чём дело, спрашиваешь? — раздражённо переспросил он. — Я скажу тебе, в чём дело, тупая курица…

Лорас подошёл вплотную к служанке и Борену, осмотрел разведчика и продолжил:

— У меня на кухне с потолка капает кровь, это как понимать? Ты повела сюда тех двоих, где они? Что они там устроили?

Он собрался открыть дверь в комнату Шэйна, как вдруг ему на плечо упала стальная хватка Борена.

— Не стоит, — пригрозил ему разведчик. — Подставьте ведро на нижнем этаже, а тут мы сами разберёмся. Прошу прощения за беспорядок.

Лорас развернулся и хотел показаться хозяином положения, но ввиду того, что он был ниже Борена почти на полметра, это выглядело смехотворно:

— А ты кто такой? Хозяин трактира, вроде, помельче был, или ты его сын? Или брат? Или дятел, который возомнил, что может мной командовать?

Борен нахмурился, опустил на него взгляд и ответил в характерной для себя суровой манере:

— Если ты хочешь дожить до завтра, лучше не создавай мне проблемы. Я здесь по важному поручению, так что не советую…

— Так это я проблемы создаю?! — перебил его Лорас и наигранно поклонился. — Вы уж простите, ваше высочество, что не исполняю каждую вашу прихоть, я тут тружусь, понимаете ли, не покладая рук, не жалея старости, а надо было, оказывается, вам услужить и…

Борен не стал дожидаться конца его тирады и отвесил Лорасу увесистую пощёчину, от которой тот чуть не полетел в стену. Лорас вытаращил глаза, а его челюсть задрожала, сотрясая все имеющиеся под ней подбородки.

— Замолкни и внимательно меня послушай, — сказал ему Борен и наклонился поближе. — В этом городе за мной кое-кто охотится, и они могут прийти снова. Если ты прикроешь меня и моего друга из этой комнаты, мы щедро заплатим после ночёвки, я обещаю. Если откажешь — оставим здесь хаос и горы трупов, потому что времени искать другой трактир у меня всё равно нет. Последнее я тоже обещаю.

Лорас обхватил голову руками и сжался — его напыщенность и уверенность тут же испарились. Он всхлипнул и жалобно проскулил:

— Только не говорите, что это люди Найдегера, прошу…

— Хорошо, не скажу, — Борен пожал плечами и пошёл в свою комнату.

— «Не скажу»? Так это они?!

— Ты же просил не говорить, — Борен слегка улыбнулся Лорасу и закрыл за собой дверь.

— Боги милостивые… — пробормотал мужчина и обречённо поплёлся к лестнице.

Служанка немедля последовала за ним, а Шэйн всё это время стоял у двери в свою комнату, подслушивал разговор в коридоре и смотрел на двух громил, убитых им. Через минуту к нему зашёл Борен и, подробнее разглядев мертвецов, спросил:

— И за что ты их так? Что говорили, что спрашивали?

Шэйн отвечал, убирая кровь с пола простынёй, которую сдёрнул со своей постели:

— Искали «моего друга с гербом Лавардена». А за что… угрозы мне их не понравились!

Шэйн хотел утереть пот со лба тыльной стороной ладони, но вовремя заметил, что она забрызгана кровью, и замер. Он вытер руки об ту же простыню на полу, хотя это почти не принесло результатов, и продолжил:

— Я так понимаю, Найдегер не входит в список твоих лучших друзей. У тебя тут слава, как у меня в Лавардене, что ли? Зачем ты им, Борен?

Разведчик услышал шаги позади себя, взялся за рукоять меча, но это была служанка — она принесла два ведра воды и ветошь.

— Вот, отмойте, что сможете, а я потом закончу, — робко сказала девушка. — Вылить можете в окно из второй комнаты, которую сняли.

Борен сделал шаг в её сторону, принял вёдра и решил извиниться:

— Мы заплатим за ущерб, прости моего компаньона и меня заодно. И никому не рассказывай о том, что видела, хорошо? Оба молчите. Ответ для всех, кто спросит об этих покойниках: «те двое ушли куда-то ещё», ладно? А нас вы тут не видели вовсе, мы передохнули пару часов и исчезли бесследно.

Девушка быстро кивнула несколько раз и стала нервно тереть плечи. Борен заметил дрожь в руках служанки, подошёл ближе и аккуратно коснулся её пальцев. Девушка вздрогнула, она боялась поднять глаза или сказать лишнее слово.

— Не бойся… — прошептал Борен с какой-то неожиданной заботой в голосе. — Тебе ничто не угрожает. А если будет угрожать, мы защитим, я обещаю. Занимайтесь своими делами и поменьше болтайте — это всё, о чём я прошу.

Девушка снова кивнула и поспешила на первый этаж. Борен проводил её обеспокоенным взглядом, вернулся в залитую кровью комнату Шэйна и закрыл за собой дверь.

Хоть какой-то порядок был достигнут только через два часа. Тёмные пятна на полу и вонь всё равно остались, а два мёртвых крупных тела аккуратно лежали у стены, но теперь хотя бы ступни не прилипали к полу из-за свежей крови. Шэйн узнал, что Борена ищут из-за секретов, которые он выведал у слуг Найдегера — их было бы достаточно для того, чтобы публично опозорить лорда и окончательно уничтожить его авторитет в глазах горожан, которые и так не спешили им восторгаться. И теперь перед напарниками появилось сразу две новых проблемы: нужно было сбросить все «хвосты» и раздобыть денег, чтобы компенсировать трактирщику и его служанке принесённые беды, а заодно купить второго коня. Первый вопрос взялся решать Борен, а второй — Шэйн. В середине дня они экипировались и разошлись из трактира в разные стороны.

Шэйн прогуливался по Тоссену в поисках «добычи», как он обычно называл это, и искал по наводке Борена центральную рыночную площадь. Он порой останавливался и поправлял на себе одежду, которая была ещё влажной после стирки, и в такие моменты незаметно оглядывался, прикидывая будущую наживу — кошелёк здесь, несколько монет там, один неаккуратно висящий мешочек с деньгами, а вот, на краю рынка, чья-то бледная рука брезгливо щупает янтарное ожерелье и примеряет его с прилавка.

Шэйн замедлил шаг и увидел статную женщину, которая носила серебряную диадему с драгоценными камнями, меховой плащ и элегантные перчатки до локтя. Подобно хищнику, он надел капюшон и стал ходить вокруг неё неспешными кругами, терялся в толпе, прятался за прилавками и тучными телами торговцев, а затем снова выглядывал. Уже через несколько секунд стало ясно, что её охраняют два человека, которые держатся на расстоянии двух шагов от своей протеже — оба носили одноручные мечи и были закованы в тяжёлые латы. Их лица были скрыты стальными решётчатыми забралами, и Шэйн сразу же придумал, как их отвлечь. Проходя ещё один круг, он увидел, что женщина купила себе одно ожерелье и поглядывала на второе. Её кошель с деньгами висел спереди на поясе, а потому украсть его было бы непросто — тогда Шэйну придётся действовать грубо, а это может привести к кратковременной борьбе, задержке в несколько секунд и смерти от рук её защитников. Вариантов было несколько: попытаться срезать кошель на бегу и скрыться от латников, дезориентировать воинов сухой смесью и забрать кошель силой или не бороться с женщиной, а угрожать ей оружием и взять её в заложники, после чего выиграть себе немного времени и сбежать. Для начала Шэйн решил раздобыть нужную ему смесь: он стянул у проходящего мимо зеваки мешочек с монетами, разрезал его на двое, купил у торговца в середине площади чёрный перец и отошёл в сторону, поглядывая на свою цель.

Шэйн сел на скамью у стены на краю рынка, положил себе по мешочку на оба колена, насыпал в них чёрный горошек и стал толочь его подобранным с земли камешком. Он замешал перец с небольшим количеством пыли, которую подобрал с дороги под ногами, и закрыл. Его нос вдруг защекотали перчинки, взмывшие в воздух, отчего Шэйн чихнул и невольно улыбнулся — именно это и было ему нужно. Он завернул две тканевые бомбочки с перцем и пылью, закрыл их не слишком плотно и вздохнул, предвкушая очередной весёлый побег от рыцарей по городским переулкам и крышам. Шэйн убедился, что женщина, покупающая украшения, всё ещё на том же месте, а её стражи по-прежнему беспечно стоят рядом, не беспокоясь о своей судьбе. Он уже дёрнулся, чтобы подняться со скамьи, но вдруг почувствовал на себе тяжесть чужого пристального взгляда и присел обратно.

Рядом, на другом конце скамьи, всё это время незаметно сидел сухопарый бородатый старик с густыми мохнатыми бровями. Его глаза были посажены так глубоко и скрыты под таким слоем морщин, что даже при дневном свете их было не различить, но тем не менее Шэйн явно ощущал, что старик следит за ним. Вор вздохнул и с лёгким раздражением спросил:

— Ну что? Чем я тебя так заинтересовал, старик?

Морщинистое лицо исказилось в ухмылке, которая тут же исчезла. Старик пошевелил сухими губами и задал ответный вопрос:

— Ты уверен, что хочешь это сделать?

Его голос был тихим и сухим, как утренний южный ветер. Шэйн напрягся и, ещё не встав со скамьи, наклонился чуть ближе к собеседнику:

— Что… сделать?

Старик снова пошевелил губами, прежде чем придать словам громкость, и пояснил:

— Сбить с толку рыцарей, забрать её богатства. Думаешь, это будет так просто?

Шэйн широко раскрыл глаза, но тут же постарался принять невозмутимый вид:

— Каких рыцарей? Я не понимаю, о чём ты. Ты, наверное, переборщил с элем, старик, так что я…

— Зря ты так дрожишь, — перебил его старик, приводя Шэйна из удивления в лёгкий ужас. — Я не опасен для тебя. Но эта женщина — племянница лорда. Так ли тебе нужны деньги? Ведь ты уже смог стащить кошель у незнакомца, мог бы повторить это несколько раз и удовлетвориться добычей.

«Добычей» — мысленно повторил Шэйн и замер. Он не мог найти слов, а старик, чьи глаза были скрыты от света, как будто видел всё насквозь:

— Впрочем, тебе решать. Я понаблюдаю за тобой, если ты не против. Тут редко бывают интересные люди, на этой душной площади, но я знал, что сегодня что-то произойдёт. Ты ведь не отсюда, правда? Такой дерзкий и при этом осторожный, взгляд хищника. Но для волка ты мелок, а для горной пумы слишком пуглив. Может… змей?

— Да откуда ты всё… — Шэйн, уже будучи в полном шоке, заговорил, но старик снова прервал его.

— Я не слеп. Я вижу тебя и вижу твои намерения. Когда-то я тоже тянул руки к чужому, стремился… — на этом слове он опустил лицо и потёр пальцами левую ладонь.

На левой руке старика отсутствовали указательный и средний палец. Шэйн утратил чувство реальности, всё это казалось ему паранормальным. Он потянулся к плечу старика — хотел убедиться в том, что тот настоящий, но собеседник опередил его вопросы:

— Да здесь я, дышу, живу. Пырни меня — увидишь кровь. Обними и почувствуешь тепло моей увядающей жизни. Иди, змей. Лови свою мышь. Но если с башни за тобой прилетит хищник покрупнее, ты вспомнишь, что я тебя предупреждал.

Шэйн прильнул к стене и молча просидел несколько секунд. Его сознание затерялось в пучине загадок: кто был этот человек? Как он мог опередить все вопросы, но при этом оставить ещё больше загадок? И стоит ли всё-таки воровать у племянницы лорда?

Когда Шэйн пришёл в себя, старика рядом уже не было, а стражи племянницы Найдегера шли за угол большого дома на центральной улице, следуя за своей госпожой. Шэйн спохватился и быстрым шагом пошёл за ними. Он спешно обходил людей, лёгкими прыжками огибал прилавки и внезапно возникнувшие препятствия, а когда оказался за углом, увидел племянницу Найдегера в трёх шагах перед собой. Шэйн вздрогнул и остановился — его всё ещё не отпускал странный озноб после разговора со стариком. Теперь он не мог избавиться от тревоги и чувства, что во всей этой ситуации что-то не так, как должно быть. Один из рыцарей развернулся к нему и придвинул руку чуть ближе к рукояти меча.

— В чём дело? — раздался приглушённый стальным шлемом бас.

— Я… — Шэйн замешкался, но, как это обычно и бывало, решил адаптироваться под последствия своих же собственных ошибок. — Я лишь увидел, кого вы сопровождаете и был поражён красотой вашей госпожи.

Племянница Найдегера, остановившаяся для разговора с торговцем, услышала эти слова и обернулась. Она встала перед Шэйном — изящная, дорого одетая, с тонкими чертами лица и стервозным, немного злым взглядом пронзительных голубых глаз. На самом деле, она не казалась Шэйну такой уж красивой, но для того, чтобы подготовиться к реализации своих идей, нужно было разыграть свидетелей будущего преступления и его жертву:

— Боги милостивые! — вскрикнул Шэйн и пал на колени.

Рыцари встали по бокам, а женщина находилась в центре. Шэйн считал это расположение идеальным. Он держал обе перечные бомбочки в левой руке, которую осторожно поднял перед собой:

— Позвольте мне, жалкому проходимцу, преподнести вам дар из далёких земель, из провинций по ту сторону гор… — Шэйн выставил перед собой ладонь с бомбочками, а второй рукой стал медленно раскрывать их и готовить к использованию.

— Что это? — заинтересовалась женщина, свысока глядя на вора.

— Это… — наигранно дрожащим голосом заговорил Шэйн. — Уникальные смеси специй с востока, которые позволяют…

— Постойте, госпожа, — напрягся один из рыцарей, глядя на два маленьких свёртка, но его осознание угрозы пришло слишком поздно.

Шэйн твёрдо упёрся правой ногой в землю, рванулся вверх, разделил бомбочки и бросил их в лица рыцарей. Они стали размахивать руками, ругаться, чихать и кашлять, но Шэйн не собирался терять те несколько секунд, которые выиграл — он сбил свою цель с ног, молниеносным движением срезал её пояс с кошелём, сдёрнул ожерелье с шеи, прыгнул вперёд и побежал так быстро, как мог. Рыцари чихали и кашляли, а между них надрывисто заверещал женский голос:

— Хватайте его, болваны!

Шэйн нёсся по улице, пока не достиг ближайшего переулка, свернул туда, запрыгнул на козырёк входа в чей-то подвал, оттолкнулся от него и зацепился за балкон, а там уже подтянулся, закинул ноги и перевалился через перила. За дверью балкона оказался обнажённый мужчина, который вертелся перед зеркалом и примерял на себя разную одежду. Он заметил незваного гостя и заревел:

— Это что за беззаконие! Частная собственность! Проваливай, нелюдь треклятый!

Шэйн встал на перила балкона, прыгнул с них до крыши этого дома, который оказался двухэтажным, забрался наверх, сделал несколько шагов и сел на месте.

— Ух… — выдохнул он и вспомнил недавний разговор с загадочным незнакомцем. — Видишь, старик? Я справился.

Шэйн переждал беспорядок, воцарившийся на улице, прошёл по крышам три улицы и перед спуском проверил содержимое кошелька — там было несколько десятков золотых монет. Увидев их, Шэйн довольно улыбнулся, спрятал ожерелье в этот же кошель и скрыл его под одеждой.

На улицах стало шумно, все так и судачили о том, что у племянницы Найдегера украли деньги и украшения, а сплетни, переменчивые по своей природе, обрастали новыми красками — кто-то говорил, что её изнасиловали, кто-то добавлял, что личные стражи были зверски убиты, а кто-то и вовсе утверждал, что несчастную девушку похитили вместе с её богатствами. Слушая это по пути к конюшне, удачливый вор лишь тихо посмеивался.

Не желая пешком идти до перевала Фанлона, Шэйн купил себе быстрого и здорового светло-серого, почти белого коня, которого, со слов владельца конюшни, звали Анталис. Держа его под уздцы, Шэйн привёл скакуна к таверне, привязал рядом с вороным конём Борена и переложил в свои седельные сумки всё то, что принадлежало лично ему. Остатки еды, переданной Дальмой, уже испортились, и от них пришлось избавиться, а всё остальное было на месте: рогатины для костра, арбалет Содэйна, пара запасных ножей и связка сушёных грибов, которых осталось всего несколько штук. Уже отходя от коней, Шэйн вдруг подумал, что чего-то всё же не хватает — он обернулся и понял, что куда-то пропали срубленные оленьи рога, но само их наличие в скарбе казалось Шэйну странным, так что он лишь пожал плечами и вернулся в трактир.

К вечеру вернулся и Борен. Он с приятным удивлением обнаружил прекрасного коня рядом со своим, но любую радость перебивало раздражение от тех слухов, что разлетелись по городу в этот день: некий хитрый и неуловимый наглец обокрал Надину, племянницу лорда, прямо посреди улицы. Когда Борен зашёл в трактир, в обеденном зале стоял невыносимый шум. Посетители разделились на две группы — одни поддерживали лорда и местных авторитетов, а другие считали, что только воры и убийцы могут восстановить справедливость в городе, потому что «клин нужно выбивать клином». Кто-то из толпы выкрикнул:

— Они забирают наши деньги и жизни, не боясь замараться! Так почему нам нужно бояться? Этот парень — герой!

Но в ответ незамедлительно прозвучало:

— И что, хотите, чтобы разбойники пришли к власти? Тогда этот город обречён!

— Он уже давно обречён! — раздался третий голос. — Может, хоть теперь что-то изменится!

В углу зала, за самым дальним столом, молча сидел Шэйн и улыбался, слушая споры горожан. Он заметил вошедшего Борена и приветственно помахал ладонью. Борен кивнул ему на лестницу, ведущую на второй этаж, и вскоре они встретились в комнате Шэйна. Разведчик закрыл дверь на замок и заметил, что мёртвых тел в комнате уже нет, а дощатый пол был вычищен. Борен подошёл ближе к напарнику и заговорил:

— Нам нужно срочно отсюда валить. Чем дольше мы остаёмся в городе, тем больше наживаем проблем, потому что ты, очевидно, не умеешь тихо сидеть в укрытии.

— Умею, — беспечно отмахнулся Шэйн. — Но надолго меня не хватает. Зато теперь смотри, как всё их нутро наружу полезло, спорят и спорят! Я лишь дал людям повод выговориться, а то они ходят с такими лицами, как будто дерьма в рот набрали. Держать в себе слишком много тайн — вредно для здоровья.

— Правда? И это ты мне говоришь? — Борен посмотрел в глаза собеседнику и недовольно упёр руки в пояс.

— А я хоть что-то от тебя скрывал? — усмехнулся Шэйн. — Ладно, не переживай так, приятель! Предлагаю переночевать, а утром выдвигаться, потому что сейчас городские ворота перекрыли и ищут вора, который… я.

— Помельче рыбу ты найти не мог, чтоб тебя… Повезло, что Ренамир задерживается. Мои информаторы сказали, что в Пелетейне какие-то беспорядки из-за его реформ, он разберётся и выдвинется в Никантир, в Зал Совета. Нам нужно перехватить его до того, как он туда попадёт.

Борен вздохнул и подошёл к окну. Его раздражала беспечность Шэйна и его способы добычи денег, но все свои задачи в Тоссене они всё же выполнили, теперь нужно было лишь выбраться отсюда.

— Конь-то хоть не ворованный? — спросил разведчик, повернувшись через плечо.

— Купил на грязные лордовские деньги, — ухмыльнулся Шэйн, вытащил кошель с монетами и положил его на тумбу рядом со своей кроватью.

— И сколько там?

— Хватит на то, чтобы прокормить городское ополчение.

Борен обернулся и посмотрел на кошель. Он был опытным человеком во многих сферах деятельности, но плохо понимал цену денег, ведь чаще жил на то, что предоставлял Тавиш, или питался дарами природы в своих дальних путешествиях к границам. Шэйн был в этом его полной противоположностью — он осознавал значимость каждого медяка и, если он говорил, что в кошеле много денег, значит, их действительно было много.

Шэйн небрежно упал на кровать и упёр взгляд в потолок:

— Может, стражу подкупим, раз нам надо спешить?

— Нет, — сурово ответил Борен и снова уставился на улицу через окно. — Подозрения вызовем. Нам не нужны лишние хвосты. Тихо пересидим здесь до завтра и выдвинемся. Деньги надёжно спрячь и будь готов быстро скакать по дороге. И дверь на ночь запирай. И оружие держи под рукой. И…

— Я понял, понял, — прервал его Шэйн. — Буду осторожнее, чем обычно.

— Уж постарайся. Я пойду спать.

Шэйн проводил его взглядом, затем поднялся и снова запер дверь. Теперь ему оставалось надеяться, что завтра им удастся пересечь городские ворота и сбежать на север. Он прошёлся по комнате, спрятал деньги, ослабил ремни и лёг спать прямо в одежде — для него это было обычным делом, теперь отличалось лишь то, что перед сном он представлял, как будет действовать, если на него нападут на городских улицах или у ворот. Шэйн прокручивал в голове различные вариации схваток со стражей и не заметил, как уснул.

После ночи без сновидений Шэйн проснулся от скрипа половых досок где-то рядом. Он открыл глаза и хотел подняться, но у его горла вдруг снова оказалось оружие — в этот раз деревянная дубинка.

— Да вы издеваетесь… — простонал Шэйн и тут же получил по лицу.

Борен в этот момент сидел на своей кровати и внимательно слушал, что происходит — он был уверен, что за ним пришли люди Найдегера, но не мог понять, почему они в первую очередь зашли к Шэйну. Шаги, ругань, визг служанки, стук дерева, а затем всё затихло. Скрип досок с небольшими паузами приближался к двери в комнату Борена. Разведчик встал с кровати, подошёл к выходу и затих за дверью с мечом в руке. Шёпот врагов послышался у дверной скважины, в которую тут же поползла отмычка, издавая тихий железный скрежет. Борен крепко сжал оружие в руке и про себя трижды проклял Шэйна за его беспечность и клептоманию. Он ещё вчера знал, что лишняя ночь в городе ничем хорошим не кончится, но решил испытать судьбу. Испытал — и судьба ожидаемо победила.

Дверь тихо отворилась, внутрь просунулось лезвие, затем рука и плечо. Борен бесшумно занёс меч и, когда незнакомец показал свою голову, раздался звук, для которого в человеческих языках не существует единого слова — хруст костей, шипение стремящейся наружу крови и свист стали, рассекающей плоть, одновременно. Голова разбойника слетела на пол. Один из его товарищей по миссии ворвался внутрь, но от его внезапного удара Борен успел отскочить в дальнюю часть комнаты. Бандит встал у двери и уставился на врага — сначала в гневе, затем в какой-то ненормальной одержимости. Это был коренастый мужчина небольшого роста с круглым, глупым лицом. Он улыбнулся широко и уродливо, потому как не имел половины зубов, и сказал:

— Не борись. Тебя живым хотят. Дружка твоего, ворюгу, тоже пока придержим, а потом скормим свиньям, но ты… у командира на твою лаварденскую мордашку особые планы. Это же надо было вам в одном трактире заночевать!

«Хотят живым?» — про себя удивился Борен. Он решил этому препятствовать. Человек перед ним явно был из тех, кто несдержан, эмоционален и падок на провокации.

— Кажется, я тебя помню! — с наигранным сомнением ответил Борен и расставил ноги чуть шире, готовясь к бою. — Тебя Найдегер в своей тайной переписке ласково называл: «тот тупорылый ублюдок».

— Что?! — заревел бандит и, не сдержавшись, бросился на Борена и замахнулся деревянной дубиной.

Борен на это рассчитывал и сделал ответный рывок вперёд. Он с незримой скоростью перевёл клинок вниз и с размаху нанёс удар по руке противника. Кисть бандита, сжимавшая дубину, подлетела к потолку и забрызгала кровью и своего бывшего владельца, и Борена. Искалеченный захватчик посмотрел на обрубленное запястье, отшатнулся назад и на секунду замер. В момент шока лезвие Борена настигло его второй раз — вонзилось в верхнюю часть живота и пробило плоть и одежду, прежде чем вышло справа от позвоночника. У бандита закатились глаза и подкосились ноги. Борен схватил его за плечо и приблизился, чтобы задать последний вопрос:

— Как вы узнали, что мы оба здесь? Говори, и я подарю тебе быструю смерть.

Разбойник кашлянул кровью и прохрипел:

— За ним… пришли. Про тебя не знали, служанка растрепала… Прошу!

Борен вонзил лезвие ещё глубже, а второй рукой с размаху треснул бандиту по лицу, отчего тот потерял сознание, а может, сразу простился с жизнью. Разведчик лишь подтолкнул его в сторону, чтобы тело само сползло с меча. Борен отдышался, перешагнул через трупы и вышел в коридор. Он чувствовал раздражение не только от того, что Шэйн его невольно подставил, но и от того, что служанка и трактирщик не смогли соблюсти их маленькую договорённость. Желание обвинить их в происходящем пошатнулось, когда в коридоре он увидел ту самую девушку лежащей у стены с перерезанным горлом. Она крепко сжимала в руке окровавленный платок, рядом лежал поднос, а в её глазах отражалась мёртвая, безмолвная печаль, которую смерть оставляет на лице всякой невинной жертвы.

— Твари… — прорычал Борен, вытер окровавленную руку об куртку, чтобы рукоять в ней не скользила, и снова взялся за меч.

Внизу слышалась многоголосая брань и удары по дереву, а в комнате Шэйна наступила подозрительная тишина. Борен пошёл к двери напарника, наступая только на самые края досок, чтобы они не скрипели. Он приготовился ко второй схватке — теперь уже в комнате Шэйна. Но когда он осторожно заглянул за дверь, что-то внутри него сжалось от вида побитого напарника. Вор лежал на полу без сознания, на его лице была пара синяков и ссадин. Борен замялся на лишнюю секунду, столкнувшись с незнакомой эмоцией, и один из захватчиков заметил его. Высокий тренированный бандит с лысой головой обернулся и вскрикнул:

— Ты! Ястреб, его надо живым брать, это тот самый…

Борен вышел из-за стены, сделал шаг в комнату с мечом наперевес и сказал:

— Ястреб? Что за дурацкое прозвище…

Перед ним было три человека. Все они были вооружены дубинами, а в комнате было достаточно тесно для групповой схватки, к тому же у Борена было намного больше опыта в бою на открытом пространстве. Высокий и лысый встал правее, у окна, и размахивал дубиной перед собой. «Ястреб», сгорбившийся над Шэйном, обернулся и показал причину своего прозвища: у него был горбатый выразительный нос и яркие, почти жёлтого цвета глаза под чёрными бровями. Третий бандит в комнате встал слева от главного, у кровати Шэйна, — он был поменьше ростом и довольно худой, но на руках виднелись рельефные мышцы и набухшие вены, проступающие сквозь тонкую кожу.

Ястреб вздохнул, осмотрел Борена и сказал:

— Может, обойдёмся без лишней крови? Если бы я сразу знал, что вы оба здесь, визит выглядел бы иначе. Порой, погнавшись за одним зайцем, убиваешь обоих — удивительно!

Борен помотал головой и покрепче сжал меч:

— Извини, но я усложню тебе задачу. Если в твоей голове человеческий мозг, а не птичий, то ты должен понимать, что Найдегер — сраное убожество и садист. Живьём я к нему не отправлюсь.

Ястреб на секунду глянул в окно и кивнул:

— Да…

Его товарищи удивлённо переглянулись, а предводитель тут же продолжил:

— Но он хорошо нам платит. Кормит нас. Мы же избавляем его от угроз. Как только с ворот пришла весть, что в город въехал человек с гербом Лавардена на плаще, я сразу почувствовал, что это можешь быть ты. Странно, что ты не додумался спрятать его… зачем показался?

Борен хмыкнул и ответил, не расслабляясь ни на секунду:

— Хотел проверить вашу бдительность и зря понадеялся, что вы позабыли старые обиды. С пониманием людей у меня всегда было не очень.

— Правда? — Ястреб приподнял правую бровь, изображая лёгкое удивление. — По результатам твоего прошлого визита так не скажешь.

— Случайный успех. Я был молод и удачлив, — спокойно парировал Борен. — Да и каждый второй в городе уже, небось, знает, что Найдегер спит в одной кровати со своей сестрой.

Высокий лысый бандит изумился и воскликнул:

— Чего ты сказал?!

Он вопросительно уставился на Ястреба, но тот не сводил жёлтых глаз с Борена и говорил лишь с ним:

— Вот поэтому-то мы тебя и не забыли, лаварденец. Никто этого не знает. И так должно оставаться впредь. Опусти меч!

Борен слегка улыбнулся и продолжил:

— То есть, про то, что «племянница» — это его дочь, тоже никто не знает?

— Чего-о?! — повторил высокий бандит и вытаращил глаза.

Ястреб сделал шаг вперёд и заговорил с тихой злобой в голосе:

— Заткни пасть и бросай оружие… Сейчас же!

Но Борен будто игнорировал угрозу:

— И вообще странно вы всё спланировали, я ведь мог сбежать! Просто друга оставлять не хотел, но тут столько открытых окон, балконов, есть люк на чердак…

Низкорослый бандит впервые за несколько минут подал голос:

— Вокруг сорок наших людей, тебе не уйти!

Он звучал нервно, испуганно. Ястреб коротко посмотрел на него и нахмурился. Высокий бандит сначала даже хотел что-то возразить, но всё вовремя понял и остановился.

— Их явно не сорок, — снова слегка улыбнулся Борен. — Их не больше дюжины, двоих я уже убил. Сейчас вас перережу и…

— Мне это надоело! — прорычал Ястреб и ринулся вперёд, но произошло то, чего он не мог ожидать.

За его спиной возник Шэйн, выпрямился в полный рост, быстро размахнулся ножом и крикнул:

— Мне тоже!

Он вонзил лезвие в спину Ястреба до самой рукояти, повалил его на пол и истошно завопил:

— Руби их, Борен!

И Борен начал рубить. Он ринулся на низкорослого бандита и решил сразу от него избавиться. Бедолага и так боялся худших исходов, а тут ещё и внезапное нападение Шэйна, от которого он просто потерялся в пространстве и не успел среагировать. Его живот был вспорот от бока до бока раньше, чем он понял, что происходит. Но выживший напарник не растерялся — ударил Борена дубиной по лопаткам, прибил его к стене и одной рукой зажал запястье вооружённой руки разведчика, а другой стал его душить. Борен был хорошо тренирован, но оказался в неудобном положении для получения превосходства. Он пытался отбиться ногами, сбить с себя душащую руку, но постепенно терял контроль. Шэйн заметил это, прекратил кромсать ножом Ястреба и бросился спасать друга — он с небольшого разгона вонзил нож в поясницу бандита, выдернул его обратно и тут же вонзил в середину спины, разрезая мышцы, идущие вдоль позвоночника. Борен освободился от рук врага и перерезал ему горло мечом. В живых остался только низкий, напуганный до смерти захватчик, который лежал у кровати Шэйна, не моргая смотрел на свой разрезанный живот и тихо рыдал. Борен подошёл к нему и приставил меч к горлу.

— Нет… — простонал бандит. — Пожалуйста… Мне плевать на них всех… и… и на лорда вшивого. Просто деньги были нужны, вот и… вот и хрен мне, сдохну, как собака.

По щекам бандита одна за другой катились слёзы, смешивались с каплями крови на лице и падали на рубаху. Из-под его трясущихся пальцев виднелись внутренности, которые так и грозились вывалиться наружу. Он попросил пощады, но тут же поник, и в его глазах отразилось смирение с неизбежной смертью.

— Мне это знакомо, — с неожиданным сочувствием сказал Шэйн, глядя на того, кто минуту назад был ему врагом. — Пожалей.

Бандит запрокинул голову, обнажая молодую загорелую шею, и сказал:

— Нет… толку. Не жилец я. Режь, избавь от мучений.

Борен не стал перерезать ему горло, но приставил острие меча к груди — там, где у бандита должно быть сердце. Шэйн отвернулся и стал спешно собирать свои вещи. Бандит закрыл глаза и через секунду, не издав ни единого лишнего звука, простился с жизнью. Борен вытер меч об его одежду и убрал в ножны. Он посмотрел на Шэйна, который уже перекинул через торс мешок на верёвке, и сказал:

— Есть разговор, но потом. Сейчас надо убираться отсюда.

— Ага, — печально согласился Шэйн, чувствуя, что вина за все отнятые сегодня жизни лежит на нём.

Они вылезли в окно, спустились по навесу, устланному соломой, и спрыгнули на дорогу прямо перед своими скакунами. Здесь же стоял ещё один человек с дубиной, спиной к ним — сутулый, среднего роста, с нелепым тканевым койфом на голове. Он не заметил, что поводья были сняты с коновязи и что в одну из седельных сумок Борен старательно запихивал свёрнутый плащ с гербом. Бандит обернулся, увидел внезапно оказавшихся в сёдлах наездников и закричал:

— Эй! Стоять! Коней не трогать! Вы кто такие?!

Борен пожал плечами и ответил:

— Наверное, те, за кем вы пришли.

Шэйн широко улыбнулся, поклонился бандиту из седла и добавил:

— И те, кого вы упустили!

Бандит стал размахивать дубиной и кричать, но Борен проигнорировал его, натянул поводья и перевёл коня с места сразу в галоп. Шэйн этого не умел, поэтому разогнался по улице более постепенно, но и он не оставил врагам шанса угнаться. Из трактира наружу выбежал ещё один захватчик и закричал на всю улицу:

— Ястреба убили!

В этот момент напарники уже скрылись среди улиц. Без лишних подозрений и погони они миновали восточный Тоссен, бурей пролетели мимо городских ворот и вышли из шумного, беспокойного города на дорогу, по которой поехали дальше на север — к перевалу Фанлона. Через некоторое время Шэйн хлестнул поводьями, поравнялся с напарником и обречённо произнёс:

— Ну, начинай свой «разговор». А то я не пойму, от чего меня распирает сильнее — от страха или от интриги.

Борен вздохнул и заговорил:

— Надеюсь, ты понимаешь, сколько людей сегодня пострадало. Когда ты отправился «за деньгами», я знал, как именно ты их добудешь, но положился на твой опыт и навыки. Думал, ты прошмыгнёшь по рынку, сдёрнешь пару кошелей, и все будут счастливы. А ты обокрал Надину, чтоб её! И привёл к нам целую кучу головорезов Найдегера!

— «Пострадало людей» — это сильно сказано, они ведь бесчестные твари, которые за монету тебе глотку перережут, — оправдывался Шэйн.

— Я говорю не о них, а о служанке, которой они как раз перерезали горло, пока ты притворялся отрубившимся! Они узнали, что я тоже в этом трактире и решили тихо подобраться. Но тихо не получилось. Возможно, трактирщик тоже мёртв, а то и пара-тройка невинных посетителей!

Шэйн обдумал всё произошедшее и ему показалось, что виноват не он один:

— Но погоди, ты же пошёл «подчищать хвосты»! Видно, так себе подчистил, раз к нам припёрлась целая армия болванов с дубинками, которая хотела избавиться от меня, а тебя взять живьём. Они не говорили: «Это он свистнул кошель Надины», их целью были мы оба!

Борен замолчал на несколько секунд, а затем спокойно и мрачно ответил:

— Обо мне они узнали случайно. И ты знаешь не всё. Вчера я избавился от преследователей и наблюдателей, но… ты всполошил город, подтолкнул лорда спустись псов с цепей. Пусть даже виноваты мы оба, и всё же… Ладно, не важно. Напортачили, теперь жить с этим.

Шэйн заметил, что его напарник стал печальнее, и теперь захотел поддержать его как друга и как человека, с которым его связывала уже целая цепочка событий:

— Эй, мы ведь идём этим путём ради великой цели, так? Спасаем целый город от ужасной осады. С самого начала было ясно, что это не беззаботная поездка в соседний край. Ты исполняешь приказ своего почти-отца, а я хочу спасти мать. Украли деньги? Значит, нам они нужнее. Пролили кровь? Значит, так было надо.

Борен нахмурился и недовольно пробурчал в ответ:

— Ты думаешь только о своей беде, а не о городе. Легкомысленный и живущий без оглядки — наверное, тебе это свойственно.

— А ты? — усмехнулся в ответ Шэйн. — Ты ведь пошёл на это из чувства долга, а не ради лаварденцев. А откуда это чувство? Что это за долг? Да ты просто сам себе не сможешь простить, если окажешься слабаком, который подведёт Тавиша. Он возлагает на тебя огромные надежды. Борен, да он доверил тебе судьбу целого города, ты это понимаешь? Весь Лаварден изменится так, как ты определишь — и так, как решит Ренамир после твоих слов! Конечно, ты понимаешь. И ты не можешь его подвести, ведь никогда не простишь себе поражения. Ну, скажи, что я не прав!

Борен замкнулся. Он осознавал, что доля правды в словах Шэйна точно есть, и сам только недавно говорил о том, что обязан Тавишу жизнью, но ведь он же и привил себе это чувство обязанности и при желании мог от него освободиться. Но «освобождаться» Борен не хотел. Он обладал непоколебимой уверенностью в том, что исполняет своё предназначение — идёт путём, который ему предписан Богами.

— Вот и всё, — продолжил Шэйн, нарушая временную тишину между ними. — Нельзя нам скорбеть сейчас. Нельзя сомневаться. А ты то и дело сомневаешься, как ни посмотрю на твою кислую морду!

Борен серьёзно отнёсся к словам Шэйна и решил, что должен победить в своей внутренней борьбе с совестью:

— Ладно… Едем дальше, впереди нелёгкая дорога. А о своих ошибках и проступках будем печалиться, когда вернёмся домой.

Шэйн улыбнулся и воскликнул:

— Вот это больше похоже на Борена, которого я знаю! Чтоб я совсем успокоился, пригрози ещё убить меня, погляди на меня исподлобья или что-нибудь в этом духе.

Борен даже улыбнулся от этой насмешки и сказал:

— Это успеется.

Напарники замолкли на время и ускоренно двинулись к перевалу Фанлона. Шэйн порой смотрел на Варасский пик, который становился всё ближе, разглядывал пышные леса и узкие речки, через которые были перекинуты дощатые мосты. Дорога до гор была спокойной: Борен в основном молчал и обдумывал события в Тоссене, а Шэйн развлекал его редкими шутками и сдержанно радовался прекрасной солнечной погоде.

Земля под копытами коней постепенно менялась, пока не стала серой пылью и мелкой щебёнкой. Пройдя узкий лесок, Борен остановился посреди дороги и поднял глаза на величественный Варасский пик, уходящий своей вершиной в облака. Они стояли в километре от его подножия, и теперь ни деревья, ни холмы не скрывали всё его титаническое скалистое тело. Шэйн догнал напарника и, увидев горы, широко раскрыл глаза.

— Чтоб мне провалиться… — ошеломлённо пробормотал вор. — Он ещё больше, чем казалось!

Борен улыбнулся и посмотрел на замершего напарника. Шэйн бегал глазами по утёсам, скалам и разломам, украсившим пик. Через перевал от Варасской вершины виднелось Плато Энкарны, а за ним и хребет, носящий то же имя. Борен окинул взглядом эти горные массивы и сказал:

— Каждый раз, приезжая к этому пику, я думаю о нашей ничтожности.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил Шэйн, загипнотизированный пейзажем.

Борен медленно повёл коня вперёд и, обводя жестом представший перед ним вид, продолжил:

— Представь огромного рыцаря в латах! Что для него муравьи, суетящиеся под железной ступнёй? Что они могут ему сделать?

— Защекотать, — усмехнулся Шэйн и пожал плечами. — Или заползти в какое-нибудь неудобное место.

— Только на это мы и способны. Временный зуд на теле вечной природы… — грустно заключил разведчик. — Посмотри на эти горы, Шэйн. Они бессмертны! Они видели всех наших предков, увидят любых наших потомков, а сейчас лишь смеются над тем, что грядёт. Смотрят с высоты небес на наши войны, раздор, на жадность и жестокость… Рыцарь может взять ведро воды и в миг уничтожить любой муравейник. А что, если Боги тоже решат дать природе ведро? Выстоят ли наши муравейники?

Шэйн не разделял философский настрой Борена и лишь приподнял брови на секунду. Он был смущён масштабом размышлений напарника и не привык смотреть на мир так широко, поэтому постарался приземлить разговор:

— Нас сейчас беспокоит прежде всего муравейник под названием Лаварден. И нам нужно двигаться дальше, если мы не хотим, чтобы его смыло.

Борен медленно покивал и двинулся дальше по дороге. Шэйн следовал за ним, разглядывая белоснежные вершины.

— Борен! — Шэйн окликнул его и поравнялся на дороге, чтобы было удобнее задавать вопросы. — Ты говорил, что наша цель за перевалом Фанлона. Мы ведь уже на нём, да?

Борен кивнул. Вор, предвкушающий скорое завершение миссии, распалился:

— Так, погоди, и что мы будем делать-то? Найдём армию Ренамира, попытаемся в неё проникнуть и… что?

— Раздобудем форму его солдат, нацепим гербы Геллерхола и придём на аудиенцию. Я передам ему все сведения и предложение Тавиша, выслушаю его и… не знаю. Буду молиться всем Богам, чтобы он согласился и не стал осаждать Лаварден.

— А если он откажется? — беспокоился Шэйн.

— Тогда мы обречены, — Борен опустил взгляд, но тут же встряхнул головой, не желая думать о таком ходе событий.

Напарники следовали намеченному пути до заката, а затем сделали привал на ночь, спрятавшись между скал. Чтобы разжечь хотя бы небольшой костёр и разогреть затвердевшее мясо, Борен использовал старые рогатины в качестве топлива. Была сожжена и пара мешков из скарба, вместе со старыми, испортившимися продуктами. Шэйн попытался откусить зачерствевший хлеб, но лишь поморщился, смыкая на нём зубы, и тоже бросил в огонь. Сняв последние грибы из связки, он разделил их с Бореном, смотал шнур в кольцо и спрятал. Разведчик перепроверил запасы и доложил:

— У нас еды ещё на сутки. За Варасским пиком равнины, там мы можем найти только мелкую дичь или рептилий, сильно не наешься. Я рассчитывал пополниться в нашем трактире, но мы оба помним, что было не до припасов.

— Успели лишь воды набрать, — с сожалением кивнул Шэйн.

— Да… Можно добраться до Гата-Пелерона, в нём водится много живности. Там же и хорошие места, чтобы скрыться и дождаться Ренамира.

— Где это? — не имея ни малейшего понятия о местности, спрашивал Шэйн. — И что, если мы как раз пересечёмся с ним?

Борен поворошил угли палочкой и усмехнулся:

— Думаешь, мы можем упустить из виду целую армию, по голой равнине идущую в Никантир, самый большой город Верувины? Сомневаюсь. Через Гата-Пелерон они точно не пойдут, этот лес непроходим для войска, так что ждём их в поле. Горы не оставляют Ренамиру выбора.

— Опять ты о своих горах, — улыбнулся Шэйн, прожёвывая не самое свежее мясо.

Борен улыбнулся в ответ и посмотрел на чёрный силуэт Варасского пика, за которым робко спряталась луна. Небо этой ночью было ясное, полное звёзд, которые особенно хорошо видны в горах центральной Верувины. Воздух здесь был чистый и свежий — один глубокий вдох как будто сразу наполнял жизненной силой. Борен бывал здесь уже много раз, путешествуя по Верувине ради сведений; он приезжал и в скрытый за хребтами Стайна белокаменный Тагервинд, и в сияющий, пузатый Никантир, покрывший огромный холм своими людными улицами, и в ветренный Геллерхол, разрезающий горизонт мраморным обелиском посреди города, и в Пелетейн, спрятавшийся в восточных лесах. Во всей Верувине было лишь одно место, уехав из которого, Борен никогда не возвращался — Регор. Гордый красный бастион и единственное место, в котором дома возводятся исключительно из камня. Обычно города Верувины разрастаются в горизонтальной плоскости, Регор же — растёт в вертикальной, так и не решаясь выступить подальше от своих ярких многовековых стен. Борен уже стал забывать, как выглядит его родина, но он не горел желанием вспоминать — слишком много ран в его душе бередили улицы каменного города.

— Эй, ты в порядке? — вдруг окликнул его Шэйн, наклонившись пониже, чтобы заглянуть в глаза.

— Что? — встрепенулся Борен. — Да-да, я… просто думал кое о чём.

— Ты двадцать минут просмотрел в одну точку. Видать, нелёгкая была дума, а? Пора спать, напарник. Завтра судьбоносный день.

— Пора, — устало согласился разведчик и расположился у костерка на походном плаще, но вдруг вскочил обратно. — Чуть не забыл! Я хочу кое-что тебе… отдать.

Борен протянул руки к седельным сумкам, снятым с его коня, достал оттуда небольшой тканевый свёрток и вынул из него грубоватый, плоский костяной нож, выточенный из оленьего рога. На месте навершия было отверстие, а у основания лезвия был выгравирован символ. Этот знак принадлежал к старой верувинской письменности и при прочтении звучал как «Ш». Борен протянул нож напарнику и с нетерпением ждал его реакции. Шэйн удивился неожиданному дару от разведчика, осмотрел его в руках и ответил, пародируя его:

— «Отдать»! Это называется подарок, дубина! И… что-то я не помню, когда последний раз получал что-то в дар, кроме еды. Спасибо! Буду носить с собой.

Шэйн достал из своих сумок ожерелье Надины, сдёрнул с него украшения и оставил лишь цепочку, которую продел в рукоять ножа, повесил себе на шею и застегнул.

— Вот теперь… можно спать спокойно, — улыбнулся он, с обычной для него излишней демонстративностью поклонился Борену и расположился на плаще у гаснущего костра.

Борен сдержанно улыбнулся в ответ и лёг с противоположной стороны от огня. Вскоре, под тихий шум горных ветров, они оба задремали.

Ночь прошла спокойно, но утром Шэйн проснулся с готовностью ко всему самому худшему. Он ещё не открыл глаза и решил заранее посмеяться в лицо судьбе:

— Я надеюсь, у моего горла уже чей-то меч или топор, а то будет не интересно.

Но ответа не последовало. Шэйн открыл глаза, поднялся и не увидел вокруг никого живого, в том числе Борена. Плащ разведчика лежал у давно погасшего костра, здесь же осталось его снаряжение, кроме лука и меча. Кони были подвязаны к колышку, вбитому между камней, — осматривались, обнюхивали землю в поисках завтрака. Шэйн подошёл к своему скакуну, погладил его по шее и заговорил:

— Спокойно, Анталис. Скоро выйдем на равнины, там покормитесь. Ты друга моего не видел?

Шэйн осмотрелся и предположил, что Борен отошёл справить нужду или просто изучить местность перед уездом. Вор прошёлся по лагерю, накинул походный плащ и поёжился — утром на перевале было намного холоднее, чем в землях Найдегера. Шли минуты, а Борен всё не возвращался. Шэйн вышел на дорогу, посмотрел в обе стороны, но нигде не обнаружил напарника. Теперь он уже чувствовал явную тревогу, постепенно перерастающую в страх.

— Где же ты есть, любитель гор… — бормотал Шэйн, потирая плечи.

Он вернулся в лагерь и вдруг увидел, как двух коней обходит мужчина со шкурой какого-то маленького животного на плечах. Незнакомец осмотрел лошадей, поглядел на их зубы, копыта, а затем заметил Шэйна и упёр руки в пояс.

— Хорошие кони. Откуда? — спросил он.

В манере этого человека было что-то резкое, агрессивное, громкое по своей натуре. Он явно был не из тех краёв, откуда прибыли напарники. Шэйн медленно опустил пальцы на рукоять меча и напрягся:

— Ты кто такой? И какое тебе дело до наших коней?

Незнакомец проигнорировал эти вопросы и снова оглядел скакунов. Он стал обходить их по очередному кругу, наклонялся то в один бок, то в другой, хлопал их по спине и шее, а затем и вовсе попытался сунуть ногу в стремя коня Борена и запрыгнуть в седло, но вороной скакун отпрыгнул в сторону и сбросил чужака. Мужчина упал на камни и рассмеялся.

— Бойкий! — воскликнул он и поднялся с улыбкой на лице. — Тяжело будет приструнить, сразу не продадим.

— «Продадим»?! — изумился Шэйн и обнажил клинок. — Я тебя ещё раз спрашиваю: кто ты? Отвечай!

Незнакомец посмотрел на меч и усмехнулся:

— Не, брат, вопросы тут не ты задаёшь. Это наш перевал!

— Чей это — «наш»? — переспросил Шэйн. — Куда ни плюнь, всё «чьё-то» тут у вас.

Крепкая рука вдруг обхватила его за шею, а в поясницу упёрлось что-то острое.

— Наш, — прошипел на ухо неприятный, хриплый голос.

Шэйн сперва испугался, а затем вдруг громко захохотал.

— В чём хохма, южанин? — сурово спросил незнакомец, приставший к коням.

Вор отсмеялся и сказал:

— Да вот уже какой день меня пытаются убить за какие-то пустяки: за то, что не туда пришёл, не то взял, не там уснул, не с теми связался… Теперь вдруг я поехал через «ваш» перевал — вот так удача! Но кое в чём вы, ребята, ошиблись. Это не ваш перевал, а наш, — закончил Шэйн с особо угрожающей интонацией.

— Чей это — «наш»? — спародировал его незнакомец и подошёл ближе.

Шэйн надменно занёс голову, не выпуская меча из руки, и ответил:

— Я командир отряда разведчиков из Лавардена. Переверните плащ справа от костра и увидите на нём герб! Сейчас за скалами прячутся семь превосходных стрелков, которые ждут моего приказа. Я не отдал его до сих пор лишь потому, что хочу знать сперва, кто вы такие.

Незнакомец напрягся и стал тревожно осматриваться.

— Лжёшь, собака! — рявкнул он. — Мы осмотрели скалы, никого там не было!

— Плохо смотрели, — с лица Шэйна не сходила довольная улыбка во время всего разговора. — Советую отпустить меня, разворачиваться и уходить, если вам дороги ваши жалкие шкуры. Иначе…

Конец ознакомительного фрагмента.