Желание Тигра

Мирослава Адьяр, 2020

Она – совершенно невыносимая, избалованная, безрассудная девчонка, и волей судьбы мне приказано доставить ее во дворец правителя, ведь от этого зависит жизнь дорогого мне человека. Я не смею испытывать к ней чувства. Я не должен даже смотреть на нее. Но что делать, если жестокая судьба отметила пленницу знаком моей истинной пары?

Пролог

Постель почему-то была очень жесткой и постоянно шуршала. С трудом разлепив глаза, я содрогнулась от острого спазма в затылке и перевернулась на другой бок, о чем тут же пожалела. Боль ударила с двух сторон, пробираясь в центр черепа и скручивая все на своем пути с такой силой, что вялые мысли должны были вывалиться через рот и закатиться под кровать.

Что вообще происходит и что это за “шурх-шурх”, мать вашу?!

Приоткрыв глаза, я уперлась взглядом в потолок.

Не своей комнаты.

Я зажмурилась и снова всмотрелась в темные доски, а они даже не думали исчезать. Все так же слабо покачивались, дразнили меня, кричали в полный голос, что я совершенно точно находилась не в своем шатре!

Первая же попытка встать закончилась острым ударом в висок. Боль была настолько сильной, что я скатилась с узкой койки, упала на пол, прилично ударившись коленями об проклятую древесину, и выплюнула несколько цветистых ругательств.

Вцепившись в кровать онемевшими пальцами, я поднялась и, стараясь не делать резких движений, осмотрелась по сторонам.

Комнатка была крохотная, едва ли могла сравниться с моим шатром, голый пол ничем не застелен, у стены справа стояла тумба с небольшим кувшином, в котором отчетливо что-то побулькивало. Пробовать я не решилась, хотя пить хотелось до одурения. Душу бы продала за глоток прохладной воды!

Качнувшись к двери, я не смогла удержать равновесие и со всей дури приложилась плечом об косяк. Всхлипнув от боли, обиды и ярости, я уперлась в дверь ладонями, но та не сдвинулась ни на дюйм. Подергала ручку, подумала, что можно и пнуть ее посильнее, но… Новыми синяками разжиться совсем не хотелось, ведь ничего, кроме короткой рубахи без шнуровки, с здоровенной прорехой на животе и чуть порванным плечом, на мне не было. Я с трудом узнала свою ночную сорочку. Выглядела она так, будто я на полном ходу вкатилась в заросли пустынной колючки.

Я пошарила взглядом вокруг и схватила низенькую табуретку, одиноко стоявшую у кровати, и, размахнувшись от всей своей негодующей души, ударила по дереву. Грохот вышел оглушительным, а табуретка оказалась достаточно прочной.

— Выпустите меня! — взвизгнув от ярости, я ударила снова. — Выпустите или, клянусь пустынным ветром, мой отец вырвет вам глотки!

Удар! Еще один!

И еще…

За дверью послышались торопливые шаги, что-то щелкнуло. Замахнувшись снова, я поклялась себе, что живой не дамся и кто бы меня тут не запер — вмазать ему я смогу наверняка!

Когда дверь распахнулась, я зажмурилась и ударила не сверху вниз, а — наискосок, намереваясь снести челюсть — в идеале и голову — тому отродью, что решило вытащить меня из родного дома.

Табуретка застыла в воздухе — и никакого столкновения я не почувствовала.

От резкого рывка меня качнуло вперед, коленки подкосились и опора ушла из-под ног; а через мгновение я встретилась лицом с полом и, кажется, на секунду потеряла сознание.

Кто-то грубо ухватил меня за ворот и потянул вверх. Я услышала треск ткани, от которой и так уже оставались одни лохмотья, подумала, что не хватало еще грудью светить, и рефлекторно хотела прикрыться, но руки не слушались. Я почувствовала на щеке горячее дыхание, а нос защекотал запах песка и пустынного солнца, горьковатой сладости лисьих ягод.

Я сжала руку в кулак и, не открывая глаза, ударила наугад.

Запястье прошила жгучая боль, а некто сдавленно охнул, но не отпустил.

— Сука! — громыхнуло над головой.

Отважившись глянуть на похитителя, я так и застыла, с разинутым от удивления ртом, прошитая насквозь взглядом совершенно нереальных янтарных глаз, горящих таким неистовым гневом, что по коже побежали мурашки.

Но моя ярость оказалась сильнее.

Согнув ногу в колене, я ударила мужчину в живот изо всех сил и злорадно ухмыльнулась, когда подлец даже не попытался увернуться; но тут вторая рука незнакомца сомкнулась на моей лодыжке — и все веселье разом испарилось.

Короткое падение — и жесткий удар об пол выбил из меня весь воздух, а эта пустынная мразь бесцеремонно потащила меня за ногу обратно в ненавистную деревянную клетку!

— Пусти сейчас же!

— Угомонись или я тебе из твоих же трусов кляп сделаю!

— Нет на мне трусов, животное! Мало того что одежду испортил, так еще и без белья оставил! Извращенец!

— Или рот захлопни, — зашипел он, совсем как рассерженный дикий кот, — или я использую свое белье!

— Да ты что себе позволяешь, шакал?!

Извернувшись, я вцепилась в доски ногтями, но мужчина будто и не заметил ничего, продолжая тянуть меня к койке.

— Ты кто такой?!

Ничего не ответив, он бросил меня у изголовья и двинулся к выходу.

Здоровенный, мать его! Вон плечи какие широченные, с таким не поспоришь. Ух, собака рыжая, ну я тебе устрою!

— Сиди тихо, или оставлю без воды, — прошипел он злорадно, унося вместе с собой тот кувшин, что стоял на тумбочке у стены.

Злобно засопев, я вскочила на ноги, даже поискала глазами, что бы такое тяжелое запустить во врага, но разум в этой неравной схватке победил.

Пить хотелось. И если отец не найдет меня в ближайший день, то я долго не продержусь. В этой “коробке” было нестерпимо жарко — сварюсь, даже пикнуть не успею.

— Только тронь меня, и мой отец отдаст тебя песчаным собакам!

Незнакомец повернулся, и я застыла, не в силах сдвинуться с места. Его глаза — светящиеся и дикие — вызывали в глубине души какой-то животный, холодный ужас.

— Твой отец тебя продал, заноза. Не обольщайся.

Шаг назад — и хлопок двери. Я услышала, как щелкнул замок.

Что?

Что он только что сказал?..