Золотая Орда. Освобождение

Мила Дрим

У настоящей любви бывают испытания.И, кажется, это коснулось и нас.Тучи сгущаются над нашими головами, завистники не дремлют, и люди, которым доверяли раньше, готовы погубить твоё счастье.Хватит ли у нас сил спастись и, самое главное, сохранить семью и любовь друг к другу?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Я пришла в себя уже сидя на стуле. В одной моей руке был зажат бокал с водой, в другой — россыпь желтых таблеток — валерианки. Единственное успокоительное, которое когда-то мне, часто взволнованной, разрешила врач. Я залпом выпила их и осушила бокал. Каждый сделанный глоток был направлен на то, чтобы уравновесить свои чувства — которые только начали пробуждаться Мама, с подозрением смотрела на меня, ожидая, что я забьюсь в истерике. Но я, щадя его, и помня, что внутри меня маленькая, уязвимая жизнь, запретила себе. Просто запретила принимать эту новость полностью. Тогда я еще не знала, что лучше было сразу выплакаться, потому что моя реакция, имея отсроченное действие, принесла потом свои плоды.

— У него инфаркт, — добавила мама, когда поняла, что я в адекватном состоянии. — Он ведь пил последние месяцы.

Не удалось. Не получилось вытащить папу из пьяного омута. Даже лечение не подействовало на него. Видимо, одних лекарств было недостаточно. Здесь нужна была еще и сила воли, и принятое решение. И даже новость о том, что я — его любимица, скоро рожу дочку, не смогла промотивировать папу на то, чтобы прекратить пить. Алкогольная зависимость перевесила все.

Я смотрела на маму, задаваясь вопросом, а что испытывает сейчас она? Ее карие глаза блеснули от подступивших слез, и она, отвернувшись, произнесла:

— Значит, такова была его судьба.

Я молчала, не зная, что ответить. Судьба — судьбой, но, как говорится, выбор — за тобой. В моих воспоминаниях всплыло лицо отца — улыбающееся, доброе — именно таким он был совсем недавно, когда вышел после лечения. Устроился на работу охранником в магазинчик (муж предлагал ему помощь, но папа отказался), жил у друга, который, в конце концов, видимо, «помог» ему вернуться к алкоголю. Я могла лишь догадываться, что случилось на самом деле — с отцом мы виделись не очень часто (в принципе, как и с мамой по ряду причин). А теперь — это уже не имело значения. Горечь стала расползаться по моей груди, а застрявшие рыдания сдавили мне горло.

— Доченька, — позвала меня мама, и я, подняв на нее взгляд, поняла, что она уже не первый раз зовет меня.

— Что? — прошептала я.

— Только что позвонили. Дядя Шамиль умер, — мама осела на стул — слабая, потрясенная, потерянная. Она горестно заплакала, пряча лицо в ладонях. Видеть ее такой было мучением, и этот момент мне так напоминал ту весну, 2 года назад, когда умерла бабушка и один из маминых братьев. Я поднялась на ноги и, подойдя к маме, обняла ее. По моим щекам тоже побежали слезы. Я обреченно закрыла глаза, ощущая подкрадывающийся ко мне страх. Вдруг, что-то случится и с мамой? Бедная моя, дорогая, любимая.

— Все, все, — мама шумно вздохнула, — я спокойна. Надо созвониться с женой дядя Шамиля, позвонить на счет твоего отца, связаться с его сестрой, Светой. Организовать похороны.

Она задрожала и судорожно сглотнула.

— Да, мама, — согласилась я, крутя в голове, что необходимо сделать первым.

«Любимая. Как дела?»

Короткое, на такое нужное сообщение светилось на дисплее телефона. Тимур, Тимур! Я глубоко вздохнула, чувствуя, как мне не хватает воздуха. Позвонить ему или нет? Сказать или…? Мне так была нужна его поддержка, его доброе слово, его сила. Я хотела бы, чтобы он вернулся и помог мне. Я хотела, чтобы он прогнал подступавшую ко мне тьму. Спрятал, защитил. Сказал: «я рядом».

Мне нужен был мой муж, моя защита, моя опора, моя стена. Дрожащими пальцами я стала набирать на телефоне ответ.

«Мы у мамы. Все хорошо. Береги себя. Мы тебя любим».

Я нажала: «отправить». Я сделала это. Закрыв глаза, попыталась собраться с мыслями — в очередной раз за этот день.

Да, мне нужен был Тимур, но я понимала — сейчас он занят не самым простыми делами, от которых, быть может, зависела его жизнь. Он ведь мне все не рассказывал. Берёг. Но все равно, то, что он не произнес, я чувствовала. Сердце не обманешь.

— Камил, — в приоткрытую дверь заглянул Ильнур, — а что мама у тебя плачет?

Я подняла глаза на красивого мужчину — на его лице застыл вопрос.

— У нас горе, — тихо начала я, — умер мамин брат и умер мой папа.

— Твою мать, — Ильнур провел пятерней по густым, черным волосам. — Ты как?

— Я не знаю, — выдавила я из себя, вставая, — но нам нужно заняться похоронами. Помочь деньгами. Ты понимаешь. Только прошу об одном.

— Да рядом я буду. И денег сейчас привезут. Не переживай, — пообещал Ильнур, уже готовый сорваться с места, чтобы начать решать этот вопрос.

— Нет, я не про это, — я качнула головой, заглядывая в черные глаза брата, — не говорите Тимуру. Нельзя его отвлекать.

Уважение, смешанное с восхищением, проскользнуло во взгляде Ильнура.

— Понял, сестренка, — черноглазый красавец повысил голос, — Наиль, иди сюда.

Тимур

Получив сообщение: «Мы у мамы. Все хорошо. Береги себя. Мы тебя любим», ответил: «Я вас тоже».

Положил телефон в сторону, ощущая внутреннюю тревогу. Слишком короткое было смс, видимо, что-то случилось, но Камила не хотела об этом говорить. Ладно, если это что-то очень серьезное, то братья известят меня. Но так как от них не было — ни звонка, ни сообщений, можно было немного расслабиться.

— Ты давно знаешь Мурата? — спросил Рустем, располагаясь на разложенном диване.

— Да, мы с ним в Самаре вместе начинали, сразу после армии. Он старше меня на 15 лет, его опыт очень пригодился мне, а мои навыки — ему. Когда мы приехали в этот город на Волге на старой «девятке», мы никого не знали, и нас никто не знал. Потом, мы помогли одному коммерсанту, и он любезно согласился сотрудничать с нами, и подтянул своих коллег. Так началась наша веселая, полная приключений, жизнь, пока вас не прогнали с детдома. Я решил отойти от этих дел в Самаре, оставляя на Мурата бизнес. В общем, мы ничего друг другу не должны, кроме хороших отношений и взаимоуважения. Ну, ладно, давай покемарим.

Я швырнул одну подушку Рустему, а сам удобно устроил голову на другой. Закрывая глаза, я увидел улыбающуюся жену и незаметно для себя улыбнулся сам.

Мы проснулись через 3 часа — хозяйский топот Мурата как бы невзначай, разбудил нас. Он принес огромный поднос с пловом, большими кусками мяса и головками пареного чеснока. Аппетитный аромат заполнил собой комнату.

— Просыпайтесь, гости дорогие, сам готовил для вас — сам зарезал, сам приготовил, — пробасил хозяин дома. Он широко улыбался, излучая хорошее настроение. Сейчас, Мурат создавал впечатление домашнего и родного человека, который, наконец-то, дождался своих дорогих гостей. Для своего пятого десятка, он двигался весьма грациозно. Его широкие, мозолистые ладони выдавали в нем богатырскую силу. Люди, пожимавшие ее, проникались уважением практически мгновенно, хотя Мурат никогда не жал руку слишком сильно.

— Сейчас немного покушаем и пойдем — покажу свою конюшню.

— Отлично, — я довольно улыбнулся. Я достал из сумки конскую колбасу и вручил ее Мурату со словами:

— Ты давно хотел попробовать.

— Ай, спасибо. Как теперь я своему коню в глаза смотреть буду? — засмеялся хозяин дома.

— Все бывает… — начал я, а закончил эту фразу вместе с Муратом:

— В первый раз!

Мы рассмеялись и принялись за плов.

Камила

Я долго не могла заснуть — впервые за эти месяцы я ночевала не в нашем доме, а в квартире мамы. Да, я могла уехать — и там мне было бы комфортнее, легче… Но я не смогла оставить маму одну.

Стоило мне только взглянуть на нее — такую слабую, одинокую, как мое сердце сделало выбор. Я боялась за нее, боялась потерять и ее. Странное предчувствие не покидало меня. Я хотела быть с мамой, и, как и прежде, быть для нее поддержкой. В тот миг я свято верила, что сильнее, чем раньше. Что у меня хватит сил.

Я продолжала быть наивной…

Еще днем Азамат, не вдаваясь в подробности, привез две пачки денег — на похороны родственников. Дядю, как этнического мусульманина, должны были хоронить уже завтра, ну а моего папу, как христианина — на 3 день.

У меня еще было время, чтобы решить — идти ли мне на его похороны. Возможно, кому-то казалось шоком — как это, не пойти на похороны родного отца? Но что-то подсказывало мне, что все это может плохо закончиться. Страшная догадка, что от охватившего горя, я могу потерять там ребенка, прошлась по моему телу ледяной волной. Звучит ужасно, но я уловила запах смерти — парализующий, на фоне которого стало все меркнуть. Мне стало столь страшно, что малышка, почувствовав мое состояние, начала буянить в животике — она стала активно вертеться и толкать меня, вызывая еще больше беспокойства. Я не знала, как успокоиться и успокоить мою дочку. Мне нужен был Тимур, его родной голос, его бережные объятия. Как я нуждалась в нем! И была так близка, чтобы позвонить ему. Я с тоской посмотрела на темный дисплей телефона. Но нет, у меня хватило силы воли оставить эту затею. Я справлюсь.

Вспомнив какую-то молитву на арабском, я стала монотонно повторять ее, пока, наконец, не заснула.

Я проснулась от телефонного звонка, разбившего раннее утро на осколки. Еще до того, как мама взяла трубку, я чувствовала — случилось что-то страшное. Я не ошиблась. Следом послышалось рыдание матери — истошное, завывающее, столь сильное, что даже Наиль и Ильнур выбежали из зала на ее плач.

Я села и, свесив ноги, попыталась набраться сил, чтобы подняться и принять ту новость, которую должна была вот-вот сообщить мне моя мама. Тяжело вздохнув, я наконец-таки встала и направилась прямиком на мамино рыдание.

— Мам? — позвала я ее, застыв на пороге кухни.

Она обернулась, окидывая меня взглядом, полным невыразимой боли.

— Маша родила мертвую дочку, — произнесла мама.