Жена проклятого князя

Мика Ртуть, 2019

Просила новую жизнь? Получай. А то, что она в новом мире, с нелюбимым мужем и отвратительной репутацией – это твоя вина, нужно было чётче формулировать желания. А теперь сожми зубы, возьми в попутчики Оптимизм и Везение и карабкайся наверх, Матильда Волкова, жена проклятого князя, и кто знает, может быть, на вершине тебя ждет счастье.

Глава 2, о чудесах в решете

Брийо, Франкия, бордель

Нотариус вернулся из уборной минут через пятнадцать. Немного пришедшая в себя, но так и не смирившаяся с чертовщиной Ольга отметила, что от отеков и красноты не осталось и следа, даже пятна с сюртука пропали. Так и не скажешь, что господин нотариус ночью пьянствовали и трахали проститутку.

Ольга невольно поморщилась. Ассоциировать себя с проституткой было мерзко, стыдно и страшно. Вдруг она болеет сифилисом или еще какой дрянью? С гигиеной здесь плохо, а с медициной и того хуже.

На Ольгу нотариус бросил презрительно-настороженный взгляд.

— Эй, не притворяйся тупой девкой, я тебе не верю. — Он брезгливо скривился на смятую постель и сел на край, закинув ногу на ногу и обхватив колено сцепленными пальцами. — Итак, кто ты?

— Ма… — Ольга от нервов поперхнулась: врать она не любила и не привыкла, но говорить правду нельзя. Назовут ведьмой и сожгут на костре. — Матильда, — хрипло закончила она и закашлялась.

— Продолжай, — нетерпеливо велел нотариус.

Вокруг него засветилась серебристая дымка, внезапно ярко блеснули какие-то искры, и Ольга от неожиданности зажмурилась. Что это, бред и галлюцинации? Так, может быть, она наконец-то проснется? Пожалуйста, если наверху есть кто-нибудь, пусть она проснется!..

— Ты что-то увидела? Что? — нетерпения в голосе нотариуса прибавилось.

Открыв глаза и выдохнув, Ольга решила сказать правду. Вряд ли за такое сожгут! Да и всегда можно отбрехаться, сказать — померещилось с перепугу. А вдруг не померещилось?

— Голубую дымку вокруг тебя.

— А раньше видела?

Ольга покачала головой.

Нотариус нахмурился и задумчиво потер пальцем образовавшуюся между бровей складку, а Ольга невольно засмотрелась на его руки. Ужасно глупо и неуместно, но… Да какая разница, на что она смотрит! Выпутаться бы как-нибудь!

— Похоже на проклятие, запирающее разум, — тихо сказал он, словно сам себе. — Значит, в Брийо опять завелась нелегальная ведьма. Или не в Брийо, придется расследовать… м-да… Скажи-ка, Матильда, давно ли ты здесь?

Ольга честно задумалась, пытаясь найти в смутной памяти прежней владелицы тела ответ. Но нашла лишь ощущение «всегда».

— Мне кажется, что всегда. Ну или очень давно.

— Кто твои родители?

— Не помню, — тут даже и пытаться не стоило, слово «родители» не вызывало вообще никаких эмоций, кроме своих собственных.

— М-да. Очень похоже. Дай-ка мне твою руку, Матильда. — Теперь нотариус смотрел на нее с исследовательским и немного злым интересом.

Очень захотелось сказать: «Только не бейте, дяденька», — но родное злоехидство Ольга засунула в самый дальний карман, чтобы не вылезло, когда не надо. И протянула руку. Вокруг нотариуса снова замерцала серебристо-голубая дымка. Магия? Вот бред собачий! Какая магия?..

Так. Дышать ровно и глубоко, истерике не поддаваться. Магия-шмагия, разберемся.

А нотариус кивнул своим мыслям, усмехнулся и глянул на нее остро, пронизывающе… Тут же голова вспыхнула болью, Ольга невольно зажмурилась и сжала виски ладонями.

— Больно? — без малейшего сочувствия спросил нотариус.

— Это вы сделали? — Как только зрительный контакт прервался, боль в голове стала утихать. — Зачем?

— У тебя ментальный блок. Ведьма очень не хотела, чтобы ее нашли. Жаль. Опасные преступники не должны оставаться на свободе.

— Какая еще ведьма, о чем вы? — Ольга с надеждой посмотрела на нотариуса, как его, мсье Товиля? Кажется, да. — Мсье Товиль, прошу вас, объясните мне, что происходит? Почему я ничего не могу вспомнить?

— Как вижу, кратковременная память у тебя в полном порядке, — кивнул он и жестом велел ей подняться с пола и пересесть на табурет, стоящий около зеркала. — Скажи-ка, Матильда, раньше ты видела подобную дымку? Нет? Что ж. Похоже, условием снятия проклятия был брак с благородным человеком. Поздравляю, ты на редкость везучая девица. Явно из благородной, но бедной семьи. Обладаешь магическим даром, слабым, и я пока не могу определить его принадлежность. Тебя наверняка украла ведьма, заперла твой разум и продала перекупщикам, а то и прямиком в бордель.

— Благородной семьи?

— Да. Ты не выглядишь, как простолюдинка. Умеешь читать.

— Так, может быть?..

— Нет, — пресек едва зародившуюся надежду нотариус. — Я не знаю, из какого ты рода, и не буду искать твоих близких. Поверь, после борделя семья тебя не примет. Никому не нужно бесчестье.

Ольга едва сдержала рвущиеся с языка ругательства. Бесчестье, да? Плевать, что девочку похитили, насиловали и едва не превратили в овощ! То есть не плевать, напротив! Если уж попалась, будь добра не спасаться и не появляться дома, чтобы никого не запачкать. Чертовы ханжи! Мракобесы! А княгиню они, интересно, приняли бы?

— Мой муж… он знал?

— Нет, конечно же, — покачал головой мсье Товиль. — Их светлость не слишком хорошо понимали, что делают, и тем более их светлости было все равно, на ком из вас жениться. Кстати, куда он подевался? Нам еще подписывать документы о разводе. — Нотариус вытащил из кармана сюртука часы-луковицу, откинул крышечку с циферблата и нахмурился. — Три минуты первого, мы договаривались на полдень.

В его тоне прозвучало «безответственный пьянчуга!», с чем Ольга была полностью согласна.

— Вы ведь мсье Легран Товиль, не так ли?

— Так. — Он заинтересованно поднял бровь.

— В договоре написано, что мне в случае развода полагается пятьсот рублей золотом.

— Когда ты не притворяешься дурочкой, с тобой намного приятнее иметь дело.

— Я не притворяюсь, то есть я не… я не дурочка. Я умею писать и считать… — «Тринадцать лет преподаю историю и защитила кандидатскую», не добавила она вслух, хоть и безумно хотелось стереть с лица мсье эту гримасу превосходства. — Мне кажется, я из не такой уж бедной семьи.

Еще бы найти ту сволочь, что похитила ее и продала в бордель, а потом приложить о стену. Раз десять. А потом… потом — расцеловать и сказать спасибо! Потому что это — шанс! Молодое и, хочется надеяться, здоровое тело, симпатичная мордашка, работающие мозги (свеженькие, совершенно не б/у!) и брачный договор с князем-оболтусом. Которого, кстати, мсье Товиль терпеть не может и того даже не скрывает. А что тело принадлежало шлюхе… плевать!!! Лучше живая шлюха, чем мертвый кандидат наук! У нее есть шанс прожить еще одну жизнь, родить детей и не бояться умереть от первого же чиха! Конечно, куда приятнее было бы очнуться в теле принцессы… ну, если только она не Мария-Антуанетта… Плевать. Будем работать с тем, что есть! Она пробилась в родном Калининграде, пробьется и здесь. Люди в любом мире и в любом веке одинаковы. Она справится. Назло судьбе и ее мерзопакостному чувству юмора. Так-то!

— У тебя глаза горят, — впервые за время их разговора улыбнулся месье Товиль. — Представила, как душишь обидчиков?

— Вы мне поможете?

Нотариус скептически поднял русую, красиво очерченную бровь.

— Тридцать процентов от всего, что я получу с князя, — сделала первый ход Ольга.

Ответом была усмешка.

— Сорок, мсье Товиль.

Усмешка стала более заинтересованной, а Ольге стало любопытно: что же она обещает? Пятьсот рублей золотом в России восемнадцатого века были огромными деньгами, но этот мир — совсем другой. Или не совсем? Кто знает, как повлияла на него магия? Ох, черт. При мысли о магии ощущение нереальности не просто накатывает, а долбит со всей дури, как цунами по Гавайям.

Так. Собраться. Не отвлекаться.

— Вы считаете двести рублей золотом слишком ничтожной суммой? Или испытываете к князю Волкову теплые чувства? — она тоже усмехнулась. — Насколько я успела увидеть, князь — милейший человек, образец любезности и дружелюбия.

Нотариус хмыкнул почти весело, глаза его блеснули.

— Ты еще и язва.

— Что вы, мсье Товиль. Я — воплощенная скромность и доброта. Итак, сорок процентов и моральное удовлетворение? — И, видя, что нотариус готов сказать очередное «нет», сама себя прервала. — Кстати, деньги в России и здесь одинаковые? Я совсем не помню, — она сжала пальцами полы халата и нахмурилась. — Простите, я немного теряюсь… ведь пятьсот золотых — это много? Этого хватит, чтобы купить домик в пригороде?

— Не Россия, а Руссия, — поправил ее нотариус. — Князь Волков — русич.

— И у них другие деньги?

— Но стоят они столько же, сколько и золотые имперские франки. Вес монет и проба металла проверяются в Брийонской палате мер и весов. — В его голосе прозвучала нотка гордости.

Ольга немедленно за нее ухватилась.

— Правда? О, это безумно интересно! Вы ведь ученый человек, мсье, может быть, даже доктор права?..

— Получу степень через месяц. — Гордости прибавилось, плечи расправились. — В моем возрасте еще никто не становился доктором права, я буду первым.

— Надеюсь, мне будет дозволено вас поздравить? Стать доктором права в тридцать пять лет, это невероятно!

— В тридцать два, — поправил ее мсье Товиль.

Ольга лишь восторженно вздохнула: надо сказать, искренне. Чтобы получить степень доктора права в тридцать два, надо действительно быть выдающимся юристом. Особенно — в этом диком веке.

— Тем более невероятно! Убедить седых ученых мужей, что кто-то моложе сорока достоин их внимания… Позвольте выразить вам свое восхищение.

— Позволяю, — тепло и самую чуточку насмешливо отозвался Товиль. — Вы в самом деле не знаете, сколько стоят деньги?

— Могу только предполагать, — пожала плечами Ольга. — Мои воспоминания плохо соотносятся с окружающей действительностью. Пожалуйста, расскажите мне!

— Что ж…

Мсье Товиль, глядящий на нее уже почти ласково, объяснил, что за один золотой можно снять комнату с пансионом на десять дней, за сто — купить дом в пригороде или небольшую шляпную лавку на окраине. В общем, на половину отступных (лишь бы удалось ее выторговать!) можно уйти из борделя и начать свое дело. Особенно при поддержке толкового юриста.

Она вытащила из кармана договор и расправила его на коленях.

— Мсье Товиль, он же действительный?

— Разумеется, — улыбнулся он. — Ты же видишь магическую печать. Сейчас ты — жена князя Волкова со всеми вытекающими правами и обязанностями.

— Звучит многообещающе. — Она склонила голову набок, глядя в глаза мсье Товилю. — Как думаете, сколько мы сможем получить за развод?

— Мы? — переспросил он.

— Разумеется, мы. Без вас я не получу ничего, как и вы без меня. Итак, сколько?

— Дай-ка бумаги.

Ольге отчаянно хотелось спрятать их подальше и никому, ни в коем случае не давать в руки. Ведь это ее единственный шанс быстро выбраться из борделя! Но по глазам мсье Товиля было понятно: если она не покажет доверия, ничего ей не светит. Видимо, для него предполагаемая сумма выигрыша не так значительна, как хотелось бы. Или же он великий актер (или великий юрист, что почти одно и то же).

Вчитавшись в мелкий шрифт и критически осмотрев Ольгу, запахнувшуюся в халат как можно плотнее, нотариус протянул ей договор обратно.

— Запросить можно две тысячи, получить — тысячу. Генерал Волков занимает высокое положение при императорском дворе, его владения — одни из самых больших в Руссии. Волков-младший не так богат, однако занимается разведением породистых скакунов и поставляет их русской армии. Он старший сын, но не основной наследник. На свое место генерал Волков прочит второго сына, Ярослава… Пожалуй, даже тысячу двести.

Ольга перевела дыхание. Сумма не сногсшибательная, но весьма приличная. При разумном вложении она сумеет увеличить капитал.

— Рано радуешься, Матильда. Князь Волков скорее предпочтет устроить недостаточно покладистой девице случайную смерть. В борделе никто не станет проверять, убита ты или сама шею свернула. Я бы устроил. Никто не станет интересоваться судьбой шлюхи.

— Не шлюхи! — Ольга сердито выпрямилась. — А княгини Матильды Волковой!

Несколько мгновений Товиль недоуменно смотрел на нее, а потом расхохотался. Искренне и заразительно.

— Вот это я понимаю — наглость! Браво, девочка! — Он жестом велел отдать ему договор. — Ты пока не княгиня, а жена князя, чувствуешь разницу?

— Но вы можете решить этот вопрос, мсье доктор права.

— Могу. — Он замолчал, выжидательно глядя на Ольгу.

— Пятьдесят процентов, эксклюзивное право представлять мои интересы и возможность нагнуть моего драгоценного супруга.

— Хм. Это в самом деле может стать интересным. — Товиль блеснул глазами. — Нагнуть, какое емкое слово! Идет. Пятьдесят процентов и тебя.

Ольга вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

— В помощницы? — Она все же выпустила наружу капельку ехидства. Все лучше, чем злость и растерянность. А чего она ожидала? Что в только что трахнутой шлюхе увидят достойного делового партнера? Ха-ха. Смешно.

— В любовницы, малышка. Мне нравится, как горят твои глазки.

— Боюсь, если об этом станет известно, мы не получим ни медяка.

— Как ты помнишь, ты уже изменила мужу, проведя ночь со мной. Но на суде все будет зависеть от трактовки. — Взгляд нотариуса стал жестким.

Черт. Он уже ее шантажирует! Сукин сын! Шовинист хренов! Но что же делать? Вот так просто лечь под него?! Нет, ни за что!.. Но как?..

Как-как. Держать себя в руках. Что, мсье доктор права чем-то отличается от ее недоброй памяти научного руководителя? Там тоже все зависело от трактовки, мать ее, но удалось же поставить его на место. Не очень красивым способом, но кто ему злобный буратино? И этого сукина сына она уж как-нибудь приведет к единому знаменателю.

— А мсье доктор права, я вижу, большой специалист в трактовках. — Ольга так же жестко улыбнулась.

— Ты очень догадлива, малышка. Тем мне и нравишься. Ну, скрепим сделку?

Уговаривая себя не орать, не швыряться предметами и не бить сукина сына ногой по яйцам, Ольга поднялась с табуретки. Медленно. Так же медленно, покачивая бедрами и глядя сукину сыну прямо в глаза, подошла. Остановилась в полуметре от него и почти пропела, хрипловато и низко, тоном джазовой дивы:

— Рада нашему взаимовыгодному сотрудничеству, мсье доктор права, — и протянула ему руку.

А через мгновение оказалась прижатой к сильному мужскому телу, и пахнущие мятой губы нашли ее рот, смяли…

Проклятье! Он, он…

Но самое ужасное было не в том, что делал мсье Товиль, а в том, что Ольге это понравилось.

Похоже, она все же сошла с ума.

— Мими! Паршивка! — раздался высокий голос, и в «будуар» без стука влетела мадам. — Марш работать, дрянь! Мсье Товиль, — уже другим голосом произнесла она и заискивающе улыбнулась. — Оплаченное князем время вышло, не могли бы вы перейти в гостиную? Здесь надо прибраться, сменить постель. Мы следим за классом заведения!

— У этого заведения есть класс? — удивленно поднял брови Товиль.

— А как же! Ваш младший партнер самолично оформлял нам лицензию второй категории! — И тут же молниеносно развернулась к застывшей Ольге. — Марш одеваться и бегом в зал! Там господа офицеры пожаловали, желают развлечься!

Ольга застыла от растерянности и возмущения. Она всегда немножко пасовала перед напористыми хабалками, вот и сейчас хватала ртом воздух, не в силах преодолеть воспитание и послать мадам туда, где ее давно заждались. К тому же стало страшно. Мсье Товиль, конечно же, обещал ей помочь, но доверять ему пока не получалось.

Она отступила от мадам и вопросительно посмотрела на него:

— Мсье…

Нотариус лишь поднял бровь, откровенно изучая Ольгу… то есть Матильду. Твою дивизию! Ему что тут, цирк?! Где проклятая французская галантность?

— Оглохла, дрянь? — зашипела мадам и, шагнув к Ольге, влепила ей пощечину.

На мгновение Ольга опешила. Никто и никогда не смел поднимать на нее руку! А мадам продолжала шипеть:

— Ах ты, ленивая тварь! Продрыхла всю ночь, даже на завтрак не заработала! Что стоишь, глазами лупаешь? Бегом в зал, господа за… — Она осеклась, схватившись за щеку, а Ольга с удивлением поняла, что только что ее ударила. И обрадовалась. Так ей, суке крашеной!

— Не смей на меня орать! Хватит, отработала! Отдавай мои документы!

Мадам опешила, но быстро взяла себя в руки, видно, потасовки не были здесь чем-то удивительным, и шагнула к Ольге с явственным намерением вцепиться ей в волосы. Но не успела, Ольга спряталась за мсье Товиля. А что он стоит, как шкаф?

— Да тебя никто не держит! Гони двадцать золотых и убирайся на все четыре дороги! Сама приползешь через неделю, когда будешь подыхать в сточной канаве!

Ольга, то есть Матильда, охнула про себя. Ничего себе, двадцать золотых! Для этого паршивого клоповника и пяти много! Вот только у нее нет ни одного. Дурочка Матильда даже элементарной заначки не сделала! Что же делать-то?

— Двадцать золотых? — переспросил мсье Товиль. — Хм. А налоги вы, помнится, платите, исходя из куда меньшей суммы.

— Ах, мсье, — голос мадам снова засочился сладкой патокой, — позвольте проводить вас… Простите, эта девчонка совсем отбилась от рук! Не обращайте на нее внимания.

— Матильда, ступай к себе, — холодно велел мсье Товиль.

Обида окатила Ольгу колючей волной, вышибив дыхание и последние остатки самообладания. Нестерпимо захотелось разреветься, забиться в угол и там сдохнуть, потому что мир ужасен, несправедлив и отвратителен…

«Ох же, черт, — подумала она, — не было печали, расколбасило на ровном месте. Откуда такие реакции-то? Словно подросток с бешеными гормонами. Спокойствие, Оль Санна, только спокойствие. Соберите эмоции в кулак и не вздумайте устраивать истерику! Вам нужно уважение господина нотариуса, а не презрение. Соберись, тряпка, быстро!»

— Как скажете, мсье Товиль, — запретив себе плакать, ответила она, сделала книксен и, обойдя мамам по широкой дуге, вышла.

— А мы с вами побеседуем, мадам… как вас там?

— София, мсье, — услышала Ольга, закрывая дверь с той стороны.

Хотелось остаться под дверью и подслушать, но она не решилась. Из зала доносился пьяных хохот, визгливые женские голоса, звон посуды. Было страшно, что кто-нибудь придет и застанет ее, побьет, заругает…

Чертовы гормоны, выругалась про себя Ольга. Придется заново учиться владеть собой. Дыхательную гимнастику надо сделать, чтобы успокоиться. Прямо сейчас.

Она начала размеренно дышать, считая про себя. На ходу. Так и вышла в общий зал, через который надо было пройти, чтобы попасть в свою каморку.

Несмотря на белый день за окном, в зале было сумрачно — плотные бордовые шторы почти не пропускали свет, создавая «интимный полумрак». Самое то, чтобы в глаза не бросалась жалкая потрепанная обстановка, а страшные аки смертный грех девицы казались красотками. Впрочем, ни разнокалиберную кривоногую мебель, ни шлюшек полумрак не спасал. Как и не мог превратить пьяную солдатню в «господ офицеров». Они пили дешевое пойло, ржали, воняли потом и гуталином, перебивая сладкие духи девиц и запах подгорелой каши с кухни.

Ольгу затошнило. И как назло, один из «офицеров» (судя по наглости и ширине хари — сержант) увидел ее и радостно осклабился:

— Мими, моя крошка, мы тебя заждались! Иди-ка сюда, детка, мой дружок соскучился по твоему сладкому ротику!

От ужаса и отвращения к горлу подкатила желчь. Зажав рот руками, Ольга метнулась через зал к спасительной лестнице наверх и каким-то чудом не зацепилась полами халата за выставленный одним из солдат сапог. Кто-то попытался поймать ее за подол, кто-то плеснул в нее вином, но она увернулась, взбежала по лестнице на антресоль и под довольный гогот солдатни и женский визг ввалилась в свою каморку, тут же захлопнула дверь, повернула ключ и, не соображая ничего, придвинула туалетный столик. Только когда столик уперся в дверь, Ольга сумела остановиться и рухнула на смятую несвежую постель. Сердце колотилось как сумасшедшее, во рту ощущался вкус желчи, руки дрожали, в глазах кипели слезы. Несколько минут Ольга лежала, бессмысленно пялясь в щелястый потолок, и пыталась думать. Не получалось. Совсем. Мысли разбегались, перед глазами всплывали картинки прошлого — не ее, а Матильды. Того прошлого, которое лишенная памяти девчонка считала нормальным. Даже местами приятным. В отличие от Ольги.

Нет. Она не хочет этого помнить! И тем более — это повторять! Ни-когда!

Чуть успокоившись, она вспомнила еще кое-что. Ее комнатушка располагалась как раз над ВИП-номером, и в полу была вполне приличная щель. Вот к ней Ольга и прилипла, начхав на грязные полы.

–…и скажи мне, дорогуша, как у тебя в борделе оказалась дочь благородного человека со стертой памятью и заклинанием…

Дальше нотариус произнес что-то непонятное.

— Ложь это все, мсье! — визгливо ответила мадам. — Как есть гнусная ложь. Я законопослушная жительница столицы! Я плачу налоги! И регистрация у меня в порядке. Всех девочек проверяли! Нет среди них никого незаконного!

Нотариус понизил голос.

— Бу-бу-бу…

— Да не может этого быть!

— Бу-бу-бу.

— Хорошо. — Голос мадам стал сухим и чуть испуганным. — Хорошо, ваша честь! Как прикажете, ваша честь. Спасибо за золото, ваша честь.

— Итак, на трое суток Матильда моя. Не смейте никого к ней пускать, вы меня поняли? — Он снова говорил достаточно громко, чтобы Ольга сумела все разобрать.

— Конечно, мсье, как вам будет угодно!

— И передайте ей, что я скоро за ней вернусь.

— Разумеется, мсье!

Внизу раздались тяжелые шаги, хлопнула дверь, а через несколько секунд что-то с грохотом ударилось о стену.

— Дрянь! Паршивка! Ну погоди у меня, сучка драная! Чтоб тебя!.. — мадам орала, топала ногами и что-то швыряла.

Ольга встала с пола, не желая больше слушать ее ругани. Все, что необходимо, она узнала, а ругаться мадам может хоть до вечера. А Ольга на всякий случай к баррикаде добавит что-нибудь еще. Например, вот этот бронзовый канделябр. Скобы для засова есть, самого засова нет — вот вместо него и будет канделябр. Черта с два вы до меня доберетесь, мадам!

Закончив с баррикадами, Ольга оглядела комнату, поморщилась, содрала несвежее постельное белье и прикрыла матрас халатом. А сама оделась в единственное более-менее закрытое платье, явно давно не надеванное, но хотя бы не грязное. Еще бы найти еды! Последний раз она ела вчера вечером, а уже далеко за полдень…

По счастью, в маленьком сундучке, запрятанном под кровать, нашлось несколько сухарей, а в кувшине для умывания — вода. Тратить ее на мытье Ольга не решилась, кто знает, может быть, ей придется просидеть тут до прихода нотариуса. Тем более ведро с крышкой стоит в углу, на крайний случай сгодится.

Примерно через полчаса в дверь постучали. Ольга не отозвалась. Постучали снова.

— Мими, ты спишь, что ли? — сладко-сладко спросила мадам.

Разумеется, не получила в ответ ни звука.

— Мими-и! — повторила мадам.

На несколько секунд за дверью затихло, потом из замочной скважины выпал ключ, вытолкнутый чем-то снаружи. Замок почти бесшумно отперли. Дверь попытались открыть, дернули пару раз, тихо выругались — и ушли.

— Ну что ж, красавица, — Ольга подошла к зеркалу, каким-то чудом не свалившемуся с туалетного столика, и улыбнулась незнакомке в нем. — Будем знакомы. Я — Матильда Волкова, русская княгиня. Не похожа? Это поправимо. Вот привыкну к новому имени, выберусь из борделя, а там… а там посмотрим. В любом случае я теперь — Матильда. Ольги больше нет. Жаль, конечно, но мы с тобой, красавица, справимся.

Весь день Матильда (она твердо решила отныне называть себя только так) просидела взаперти. Несколько раз к ней пытались вломиться какие-то мужики, один раз ее звала на ужин Лулу — настолько сладким голосом, что у Матильды все волосы на теле дыбом встали. Разумеется, она не открыла, даже не отозвалась. Время тянулось медленно до ужаса. Часть его Матильда убила, обследуя комнату и разглядывая через решетку переулочек позади борделя. Да. Именно решетку. Прочную, кованую. Крепко сидящую в пазах — расшатать ее не получилось. А жаль. Запасной путь отхода ей бы не помешал.

К вечеру в борделе стало совсем шумно, но к пьяным воплям Матильда не прислушивалась. Неинтересно! Князь так и не пожаловали за разводом, мсье Товиль тоже, а все прочее ее не касалось.

Под утро она забылась чутким сном и, когда в дверь требовательно постучали, испуганно подпрыгнула.

— Мими, паршивка, открой дверь, — раздался голос мадам. — Не откроешь, выломаю к демонам и заставлю платить за порчу имущества.

— Мое время оплачено, — твердо заявила Матильда. — Мсье Товиль будет недоволен!

— Срать я хотела на мсье Товиля! — Мадам расхохоталась. — Наивная дура, раскатала губу!

— Ломать, мадам? — раздался сиплый бас.

Матильду окатило иррациональным ужасом, словно обладатель этого голоса… Нет, нет! Она не будет это вспоминать! Ни за что!..

— Сейчас открою, мадам, — стараясь, чтобы голос не дрожал, ответила Матильда и принялась вынимать канделябр и отодвигать столик.

— Вот так-то, — ухмыльнулась ей в лицо мадам, шагая в комнату. За ее спиной переминался в полумраке коридора кто-то здоровенный и вонючий. — Выходи, паршивка. Это больше не твоя комната.

Матильда растерянно шагнула назад.

— Что значит не моя?..

— То и значит. Я продала твой контракт мадам Жозефине. Быстро убирайся отсюда! Мне не нужны проблемы с имперскими магами!

— Ты не имеешь права, — наступив на горло собственной панике, нахмурилась Матильда. — У меня оплачено три дня! Мсье Товиль все узнает!

— Узнает — не узнает, не твое дело! Пусть сначала тебя найдет, дуру. Выходи, быстро! Или Роже тебе поможет!

— Мадам? — с предвкушением пробасило в коридоре, и Матильда чуть не упала на ровном месте, так ей стало страшно.

Черт. Надо держать себя в руках! Мадам не посмеет ничего с ней сделать. Наверное.

— Я соберу свои вещи. — Она гордо задрала голову, понимая, что уже проиграла этот раунд, даже не выйдя на ринг.

— Нет тут твоих вещей! Скажи спасибо, что не голая уйдешь, так уж и быть, в платье. Быстро вышвыривайся, дрянь!

Сжав кулаки и не оглядываясь, Матильда вышла из комнаты и, стараясь не смотреть на вонючую сопящую громаду, пошла прочь — в общий зал.

— Так эта, мадам, как же ж?.. — недоуменно проворчал страшный Роже. — Мне ж эта! Сладкая девочка!

— Заткнись, урод, — огрызнулась мадам за спиной Матильды.

Матильда выдохнула. Слава всем богам, жадность мадам оказалась сильнее пакостности характера. Не станет она портить дорогой товар.

В гостиной ее ждала одна из девушек и приятная, хорошо одетая женщина в шляпке. Она брезгливо поджала губы, увидев Матильду, но затем одобрительно улыбнулась.

— Свежая, красивая и глаза умные. Хорошо, Фифи, я забираю двоих в счет уплаты твоего долга. Ты мне еще должна сто золотых. Три дня, и если не отдашь, гореть твоему блошатнику синим пламенем!

— Жозефина! — до оскомины сладко улыбнулась мадам. — Ты же знаешь, мое слово кремень. Через три дня я рассчитаюсь.

— Идите за мной, — бросила Жозефина в пространство, направляясь к выходу.

Не оглядываясь больше, Матильда последовала за ней. Прощай, знакомый бордель, здравствуй, неизвестность.

И только переступая порог и шагая на улицу, где мадам Жозефину ждала запряженная сивой лошадью коляска, Матильда про себя попросила «того, кто наверху»: пусть мсье Товиль ее найдет как можно скорее!