Моя вина

Мерседес Рон, 2017

Николас Лейстер – мой сводный брат и все, от чего я бежала всю свою жизнь. Он высокий, с голубыми глазами, черными как ночь волосами, а еще – невероятно опасен, потому что ведет двойную жизнь, которую скрывает от своего отца-миллиардера. Как же я умудрилась влюбиться в него? Легко – он затянул меня в омут своих глаз, и оттуда мне уже никогда не выбраться живой.

6. Ник

— Что, черт возьми, ты туда налил? — спросил я у этого идиота, которого держал за рубашку.

Парень смотрел на меня в полном ужасе.

— Отвечай! — заорал я на него, проклиная тот день, когда встретил свою сводную сестру, а также проклиная этого негодяя Зака Роджерса за то, что он привел ее сюда.

— Блин, чувак… — сказал он, глядя на меня вытаращенными, как тарелки, глазами. — Бурунданга, — признался он, когда я прижал его к стене.

Черт… это был наркотик, который этот негодяй использовал, чтобы насиловать девушек. Его легко было добавить в напиток, чтобы никто ничего не заметил: он был бесцветным и безвкусным.

Я с ужасом представил, что могло бы произойти, и я уже не мог себя контролировать. Какой придурок мог так поступить с девушкой? Когда я закончу с этим парнем, его не узнают даже по удостоверению личности.

Я молотил его столько, что сбился со счета.

— Николас, остановись! — закричал кто-то у меня за спиной.

Я остановил свой кулак, прежде чем снова вмазать этому сукиному сыну.

— Еще раз принесешь это дерьмо на мою вечеринку, и то, что я сделал с тобой сегодня, покажется тебе нежными ласками, — произнес я, убедившись, что он слышит каждое мое слово. — Ты меня слышал?

Этот засранец, залитый кровью, отошел как можно дальше от меня.

Я обернулся и увидел совершенно перепуганную Ноа.

Что-то шевельнулось во мне, когда я увидел выражение ее лица. Черт возьми, хотя я не мог ее терпеть, но она не заслуживала быть накачанной наркотиками таким образом.

Я подошел, внимательно наблюдая за ней и пытаясь обуздать свою злость. Она, напуганная и дрожащая, сделала несколько шагов назад и уставилась на меня, открыв рот.

— Елки, Ноа! Я не причиню тебе вреда, ясно? — сказал я ей, чувствуя себя преступником, хотя ничего ей не сделал.

Когда я оставил ее на дороге, то думал, что она позвонит маме и поедет домой с нашими родителями. Мне не пришло в голову, что она сядет в машину первого встречного придурка и явится на вечеринку, совсем не подходящую для такой девушки, как она.

— Что мне дали? — спросила она, проглотив слюну и посмотрев на меня так, как будто перед ней стоял сам дьявол.

Я вздохнул и отвел глаза, пытаясь привести мысли в порядок. Мой отец только что позвонил и спросил, где Ноа. Ее мать волновалась, поэтому я сказал, что перезвоню ей как можно скорее. Я солгал, что Ноа поехала со мной домой к Эрику и что сейчас она смотрит фильм с его сестрой.

Моему отцу не нужно знать, что случилось этой ночью и где мы были сейчас. Он уже достаточно вытаскивал меня из сложных ситуаций. Мне было непросто держать свою личную жизнь в тени. И я не мог позволить Ноа портить мне жизнь.

Менее чем за день ей удалось вывести меня из себя больше, чем любой другой женщине, которую я когда-либо имел удовольствие знать.

— Ты в порядке? — спросил я, игнорируя ее вопрос.

— Я хочу убить тебя, — ответила она, и я увидел, что ее глаза наполняются слезами.

Черт, мне надо скорее дозвониться до ее матери.

— Ну… не надо, лучше в другой раз, — сказал я, взяв ее за руку. — С тобой все будет в порядке, — я пытался упокоить ее.

Мы подошли к машине, я открыл дверцу и подождал, пока она сядет.

Потом достал свой мобильник.

— Ты должна сказать матери, что с тобой все в порядке и чтобы она ложилась спать, — попросил я, пока искал в списке телефон отца. — Скажи ей, что мы смотрим фильм у моих друзей.

— Да пошел ты, — сказала Ноа, откинув голову назад и закрыв глаза.

Я подошел к ней и схватил ее рукой за лицо. Она открыла глаза и посмотрела на меня с такой ненавистью, что мне захотелось врезать ей так, чтобы она разлетелась на тысячу кусочков.

— Звони, а не то будет плохо, — потребовал я, думая о том, какова будет реакция моего отца, если он узнает, что случилось этой ночью. Не говоря уже о матери Ноа.

— Что ты собираешься со мной сделать? — сказала она, глядя на меня расширенными зрачками. — Бросишь меня здесь, чтобы кто-нибудь меня изнасиловал? Хотя это ты уже сегодня проделал, — иронично добавила она.

Ладно, я заслужил это, но у нас не было времени.

— Я набираю номер, и будет лучше, если ты ей скажешь то, о чем я тебя попросил, — предупредил я, приложив телефон к уху.

Через несколько секунд на другом конце линии раздался голос Раффаэллы:

— Ноа, ты в порядке?

Она посмотрела на меня, прежде чем ответить.

— Да, — ответила она к моему огромному облегчению, — мы смотрим фильм… мы немного задержимся, — продолжила она, блуждая взглядом по потолку машины.

— Я рада, что ты поехала, дорогая, вот увидишь, тебе понравятся друзья Ника.

Я отвернулся, когда услышал это.

— Уверена, — сказала Ноа, не глядя на меня.

— Увидимся завтра, милая, я люблю тебя.

— И я тебя, пока, — сказала она, после чего я забрал у нее телефон и положил его в карман.

Я обошел машину и сел на водительское сиденье. Нам нужно было подождать, чтобы посмотреть, насколько Ноа устойчива к действию наркотиков.

Я повернулся к ней.

— Мне жарко, — сказала она, закрыв глаза, и я увидел, как пот стекает по ее лбу и шее.

— Это скоро пройдет, — успокоил я ее, надеясь, что мой голос не выдаст моего волнения.

— Каковы последствия этого наркотика? — с трудом спросила она.

Я засомневался на мгновение, прежде чем ответить ей.

— Пот… бросает то в горячий, то в холодный… сонливость… — ответил я, надеясь, что это будут единственные последствия, которые проявятся.

Если у нее начнется рвота или тахикардия, мне придется отвезти ее в больницу, а это плохо закончится.

Щеки ее стали пунцовыми, волосы прилипли ко лбу. Я заметил, что на одном из запястий у нее была резинка.

Я дотянулся до нее и снял. Это было единственное, что я мог сделать, чтобы помочь ей чувствовать себя хоть немного комфортнее.

— Что ты хочешь сделать? — сказала она, и я почувствовал страх в ее голосе.

Я глубоко вздохнул, пытаясь сдержать свои эмоции. Я никогда не поступал так с девушками… и видеть, как Ноа боится, что я сделаю с ней что-то, было как удар под дых.

Этот ребенок всего за несколько часов вымотал меня полностью.

— Помочь тебе, — ответил я, подхватив ее длинные, разных оттенков волосы в хвост и закрепив его на макушке.

— Для этого тебе пришлось бы исчезнуть, — ответила она, растягивая слова.

Я не мог не улыбнуться. У этой девушки было больше мужества, чем у любой другой, которую я когда-либо знал. Она не думала о том, с кем она связывается.

Я вспомнил ее выражение лица после того, как она ударила меня. Это было неожиданно. Давно меня никто не бил.

Я взял ее правую руку и увидел, как опухли костяшки ее пальцев. Она должна была ударить меня со всей силы, чтобы так разбить себе руку. Я почувствовал жалость к ней. И вдруг представил себе, как учу ее правильно наносить удары.

Я смотрел на нее с беспокойством. Теперь, когда волосы не закрывали ее лица, я мог ее рассмотреть. Красивая шея, высокие скулы с тысячами веснушек. Я улыбнулся. Ее длинные ресницы отбрасывали тень на щеки. Мое внимание привлекла маленькая татуировка чуть ниже левого уха, на верхней части шеи.

Это был узел в виде восьмерки.

Я перевел взгляд на свою руку, на которой три с половиной года назад вытатуировал такой же узел. Это идеальный узел, один из самых крепких. Он означает нерушимость, при условии, что правильно сплетен. Я удивился: ее образ вообще не вязался с татуировками. Одним пальцем погладив ее татушку, я почувствовал, как мы оба покрылись гусиной кожей.

Ноа беспокойно задвигалась, и я почувствовал какое-то странное волнение внутри.

Я повернулся к рулю и завел машину. К счастью, у меня не было времени выпить больше, чем рюмку текилы и бокал пива, так что я благополучно поехал домой.

Как обычно, свет снаружи дома был включен. Было два часа ночи, я молился, чтобы наши родители уже спали. Ноа была совершенно не в себе, и я не мог допустить, чтобы отец нас увидел.

Я припарковал машину, вышел, стараясь не шуметь. Осторожно вытащил Ноа из машины, взяв ее на руки. Она вся горела. Если ее будет сильно лихорадить, мне придется поднять тревогу. Это меня беспокоило.

— Где мы? — спросила она так тихо, что я едва расслышал ее.

— Дома, — ответил я, пытаясь открыть дверь, держа ее на руках.

Внутри было темно, за исключением света от маленькой лампы на одном из столиков в зале. С тех пор как Раффаэлла переехала к нам, она всегда оставляла включенным на ночь один из светильников.

Я поднялся по лестнице с Ноa на руках и вздохнул с облегчением, когда добрался до ее комнаты. Внутри было совершенно темно. Ее руки крепко обвивали мою шею.

Она была в сознании. Я подошел к кровати, чтобы уложить ее.

— Нет, — сказала она испуганным голосом.

— Спокойно, — ответил я, поразившись как крепко она держала меня.

— Не оставляй меня… Я боюсь, — попросила она.

Я почувствовал тревогу в ее голосе. Странно, что она хотела остаться со мной. Я считал, что она боится меня.

— Ноа, ты у себя в комнате, — сказал я, садясь на кровати и держа ее на своих коленях.

Это было так волнительно…

Потом она открыла глаза и посмотрела на меня в ужасе.

— Свет… — проговорила она с трудом.

Я удивленно посмотрел на нее. Не было никакого света.

— Включи, — умоляюще сказала она.

Я смотрел на нее несколько секунд и понял, что она боится не меня, не эффекта от наркотиков, не того, что она едва могла двигаться. Она боялась темноты.

— Ты боишься темноты? — спросил я, перегнувшись через нее, зажигая ночник.

Ее тело мгновенно расслабилось.

Эта девушка казалась такой необычной. Я встал и уложил ее на подушки.

Ее дыхание было в норме, и я был благодарен судьбе за то, что Ноа оказалась сильной девочкой.

— Убирайся из моей комнаты, — приказала она.

И именно так я и поступил.

Думаю, это была самая разумная вещь, которую я сделал за эту ночь.