Седьмой гном

Маша Ловыгина, 2022

Смерть дальней родственницы, случившаяся при странных обстоятельствах, приводит Макара Чердынцева в провинциальный городок, в котором пять лет назад он провел ночь со случайной незнакомкой. Мимолетная связь оставила глубокий след в судьбе женщины – она родила сына, о котором Макар ничего не знал. И нельзя сказать, что его жизнь в новых обстоятельствах меняется радикально – но от того, удастся ли ему найти так называемого убийцу, зависит благополучие его внезапно возникшей семьи… Комментарий Редакции: Детективная драма о мести – блюде, которое убивает самого повара.

Глава 5. Макар

«Нет, старуха точно была сумасшедшей!» — подумал Чердынцев, разглядывая грязный зад идущей перед ним фуры. Забрав левее, он лишь на полметра высунулся на встречку, чтобы пойти на обгон, как тут же увидел легковушку, мчавшуюся на него на бешеной скорости.

— Да чтоб тебя!.. — выругался Макар, выкручивая руль и становясь обратно за фурой. Из-под ее колес поднималось грязно-серое облако и ошметки сырого снега летели прямо в лобовое стекло.

Чердынцев посмотрел в зеркало дальнего вида и чуть сбавил скорость.

«Куда я гоню? И зачем?»

В голове тут же возник мягкий голос утреннего телефонного вестника: «Вы же ее единственный наследник…»

— Да черта с два… — хмыкнул Чердынцев. — Чтобы старуха мне что-то оставила? Бред… — «А если все-таки?..» — Ну зачем мне ее барахло? — пожал плечами Макар, приглушая музыку.

Он чувствовал усталость — нет-нет да ловил себя на том, что картинка перед глазами то замедляется, то ускоряется. Шею вдруг прострелило судорогой, и по спине пробежал холодок. Как только на пути показалась заправка, Макар вырулил к ней и, объехав приземистое здание, встал позади, параллельно выезду. Откинувшись на спинку кресла, он закрыл глаза и положил руки на подлокотники.

Перед его глазами замелькали красные точки. Макар заворочался, устраиваясь поудобнее. Ему нужно было совсем немного времени, чтобы отдохнуть, обычно хватало пятнадцати минут. Но сейчас он чувствовал нечто другое, отличное от простой дорожной усталости. Будто гора давила на плечи, и от этой тяжести что-то сжималось внутри.

Сквозь полуопущенные ресницы Макар смотрел прямо перед собой и видел, как покрывается порошкообразным белым налетом стекло.

… Тогда тоже был декабрь — пять лет назад, когда Чердынцев впервые оказался в Добринске. Разумеется, сейчас он помнил не только впавший в зимнюю спячку город, но и Александра Карловича, о котором говорил этот Венедикт или Альберт… Разве можно было забыть то безобразие, которое устроила старуха Горецкая?

А ведь Чердынцев был полон самых благих намерений. Да что говорить, он готов был руки целовать единственной родственнице, лишь бы она рассказала об их семейных корнях и дала возможность взглянуть на фотографии, которых, вероятно, у нее сколько-то да было. Он бы сделал с них копии, записал бы ее воспоминания на диктофон, помог бы материально и продолжал бы делать это, покуда она была жива. Но для этого нужно было убедиться в том, что Амалия Яновна Горецкая и есть та самая Амалия Штерн…^[2]

— Звезда, блин! — выдохнул Макар.

В той стране, в которой он прожил много лет, Амал переводилось как «трудолюбивая», на арабском означало «ожидание», а вот в переводе с латыни Амалия становилась уже «достойной соперницей». Возможно, все из вышеперечисленного было правдой в отношении актрисы, но вот вела она себя хуже любого зарвавшегося пропойцы.

Приехав в Добринск, Макар сразу же направился в театр. Букет крупных бордовых роз он приобрел еще в Москве и всю дорогу переживал, не замнутся ли они и достаточно ли пропитана водой тряпица, которой обмотали в цветочном магазине толстые стебли. Сам Чердынцев затем укутал цветы теплым шарфом.

Будто специально в этот день был бенефис Горецкой, и ему не пришлось придумывать речь, чтобы выяснить, где она живет. Его даже в зал пропустили без билета, так как шел уже второй акт. Да и роскошный букет оказался как нельзя кстати. Видимо, местные театралы были не столь щедры на материальные доказательства своей любви и преданности.

Чердынцев дождался завершения вечера, с удивлением и восторгом глядя на сцену. Горецкая, несмотря на возраст, была великолепна и поражала статью и силой голоса. Без особого труда, опять же с помощью букета, он прошел в театральное закулисье и нашел ее гримерку. Тактично постучав, был призван под светлые очи.

В гримерке она была не одна. Сухощавый старик с седыми буклями расположился на маленьком диванчике, но, когда Чердынцев вошел, тут же подскочил и стал похож на великовозрастного кузнечика в своем расшитом фальшивым золотом изумрудном камзоле.

Горецкая отложила веер и внимательно посмотрела на Макара.

— Это вам, Амалия Яновна, — протянул он букет с улыбкой и легким поклоном.

— Кто вы? — сухо спросила старуха, и Макар заметил, как она побледнела под толстым слоем грима.

— Милостивый государь, — влез старик, протягивая руку. — Позвольте представиться, Александр Карлович…

— Шура, помолчи, — остановила его Горецкая.

— Меня зовут Макар Чердынцев, — представился Макар.

— Как?.. — одними губами произнесла она. — Чердынцев?

— Да, Чердынцев-младший, — стал объяснять Макар. — Мой дед…

— Александр Карлович, — Горецкая развернулась к партнеру по сцене. — Позвольте вам представить отпрыска одного из моих старинных знакомых…

— Не-нет, мне кажется, мы с вами родст… — растерялся Макар.

— Вот уж никогда бы не подумала, что встречу кого-либо из этой семейки, — перебила его Горецкая. Лицо ее пошло пятнами, руки затряслись. — Зачем вы явились сюда? Уходите!

Старик с интересом переводил взгляд с одного на другого, но дипломатично помалкивал.

— Я могу все вам объяснить, — сказал Чердынцев.

— А я ничего не хочу знать!

— Когда дед умер, мой отец решил, что нужно найти родных…

Горецкая резко встала и опрокинула какие-то баночки, задев их рукой. Грудь ее тяжело вздымалась под кружевным жабо, глаза вперились в лицо Макара.

— Умер… умер… — глухо пробормотала она. — Я ничего не хочу знать об этом! Убирайтесь вон! Или я вызову охрану!

Чердынцев был молод, но хорошо воспитан. Однако в этот момент он и сам вспылил:

— Мой отец болен, и я приехал сюда лишь для того, чтобы исполнить его просьбу!

Горецкая, закрыв лицо рукой, качнулась:

— Скоро все его племя издохнет…

Чердынцев остолбенел. Наконец, швырнув букет старухе под ноги, он вылетел из гримерной и понесся прочь. Подобного исхода он не мог представить себе даже в самом страшном сне…

… Макар некоторое время следил за проезжавшими мимо него автомобилями, а затем накинул пуховик и вышел из своей машины. От холодного снежного порыва его немного повело, на глазах выступили слезы. Дрожа всем телом от смены температур, он торопливо направился к заправке, где взял двойной кофе и отошел к небольшой стойке у окна.

Все, что произошло с ним в тот далекий декабрьский день, превратилось в круговерть странных и, наверное, до сих пор до конца неосознанных моментов. И все эти пять лет Чердынцев жил так, будто сидел на раскрученной карусели, — и хотел бы слезть, да страшно расшибиться. Даже тот факт, что тогда он был практически мальчишкой, не особо разбиравшимся в жизненных перипетиях, не мог повлиять на то, какие выводы в итоге он сделал. Все он прекрасно понимал уже тогда. Просто максимализм в нем бурлил, как камчатский гейзер, горячо и мощно выпуская пар, за которым ничего не было видно.

Чего он ожидал от Горецкой? Радостных возгласов и родственных объятий? Приглашения на семейное чаепитие и потока сбивчивых вопросов? Нет… Макар даже не был уверен в том, что она понимала, о ком он говорит. Но старуха знала то, о чем ни сам Макар, ни его отец даже не догадывались. Возможно ли, что это касалось деда?..

Макар покрутил в руках стаканчик, вдыхая горячий аромат арабики, и покачал головой. Он уже неоднократно прокручивал эти мысли у себя в голове и всегда приходил к одному и тому же.

Его дед был уважаемым человеком с кристально чистой репутацией. По тем временам невозможно было сделать карьеру, если в твоей биографии есть негативные или криминальные пятна. Ведь рано или поздно все становится явным — его и самого этому учили всю жизнь. И потом, Амалия Штерн, судя по нехитрым расчетам, была старше деда лет на пятнадцать, и тут уж совсем странно было предполагать, что их могло схлестнуть друг с другом каким-то совершенно необъяснимым образом. Родители деда тоже были простыми людьми, партийными, далекими от театрального мира. Прабабка Макара была то ли двоюродной, то ли троюродной сестрой Амалии, но и она, судя по письмам, была старше ее минимум лет на десять.

Посетив уборную, Макар пошел к машине, сопровождаемый взглядом молодой работницы заправки. Снежинки кололи щеки и застревали в его темных волосах. Чердынцеву нравился его внешний образ и то впечатление, которое он производил на женщин. И потому было странно все-таки осознавать, что по большому счету, не так уж ему их внимание было нужно…

Девушек у него было предостаточно. Но все эти связи ограничивались несколькими свиданиями, в которых он находил лишь приятную физическую разрядку. Ни одна из его подружек, как бы ни старалась, не смогла стать той, которая завладела бы его сердцем. Как будто оно было наглухо закрыто. Но Макар все еще предполагал, что когда-нибудь оно отзовется, ведь однажды это почти случилось с ним. Просто он не сразу это понял, а потом закрутился в ворохе насущных проблем и разнообразных событий, отодвигая свои чувства все дальше и дальше…

Он признавал, что многое изменилось с того декабрьского дня. Как оказалось, не только старушки могут быть злыми фуриями, но и сам Макар — глупым идиотом…

Включив зажигание, Чердынцев облокотился на рулевое колесо, не в силах прекратить думать о прошлом.

Выбежав тогда из театра, он был в бешенстве. Побродив около получаса вокруг фонтана, немного успокоился и стал дожидаться выхода Горецкой. Ругаться не имело смысла. Макар хотел, чтобы она только посмотрела ему в глаза и усовестилась, если это, конечно, возможно… Впрочем, когда актриса вышла под руку со своим долговязым престарелым спутником, пыл Макара уже несколько поугас. Прислонившись к краю каменного фонтана, он просто смотрел, как она, задрав подбородок, с совершенно невозмутимым видом идет мимо него, подметая заснеженную мостовую подолом длинной шубы. В руках Александра Карловича топорщилась охапка цветов, в которой, к удивлению Чердынцева, были и его бордовые розы. «Она еще и хапуга! — удовлетворенно подумал он и скривился в усмешке. — На здоровье, дорогая Амалия Яновна. Надеюсь, они завянут сегодня же ночью!»

Александр Карлович поотстал, делая вид, что занят цветами, а затем быстро подошел к Макару.

— Вы простите ее, молодой человек… — зашептал он. Седые брыли на его щеках уже немного подернулись инеем, а нос покраснел, отчего старик стал похож на безбородого деда Мороза. — Она несколько экзальтированна… Характер, знаете ли.

— И знать не хочу, — буркнул Чердынцев хмуро. — Не больно-то хотелось.

Горецкая остановилась, но даже не повернула головы в их сторону.

— Прошу прощения… — пробормотал старик и заторопился прочь.

Пряча в карманах замерзшие руки, Чердынцев смотрел им вслед, пока они шли среди прогуливавшихся горожан, а потом и вовсе скрылись за поворотом.

Теперь Макару было понятно, откуда у Горецкой оказался его телефон. На приличествующий ситуации манер он тогда вложил свою визитку между бордовых бутонов. Как дурак, решил, что старуха оценит этот светский жест.

— Недостойный внук… ну надо же… — прошипел Макар, затем прибавил скорость и выехал на трассу.

Он не мог найти себе места, разбередив воспоминаниями душу. В чем-то старуха определенно была права. Недостойный — это именно про него. Ведь то, что последовало за их первой и последней встречей с Амалией Горецкой, точно так же не давало Макару покоя. Произошедшее с ним тем же вечером, было одновременно и сладко, и больно, и… недостойно… Потому что это была уже совсем другая встреча, к которой Чердынцев опять оказался совершенно не готов.

Сердце Макара сжалось, а в памяти возник простой, но необычайно нежный запах душистой парфюмерной воды. Он словно почувствовал, как тонкий, едва слышный аромат коснулся ноздрей. Странно было вновь окунуться в это призрачное облако. Облизав пересохшие губы, Чердынцев в ту же секунду почти ощутил легкое дыхание на своей щеке…

«Просто останься со мной… пожалуйста…»

Примечания

2

Stern — звезда (немецк.).