Мораторий на крови

Марк Фурман, 2021

Документально-художественный детектив о том, к кому, за что и как применялась высшая мера наказания в России; о том, по чьей милости террористы, педофилы и серийные убийцы живут и будут жить еще долго. По данным Следственного комитета РФ, только за три последних года в стране зарегистрировано свыше 500 убийств, подпадающих под признаки серийности. Особенно устрашают факты, касающиеся детей. Более 1,5 тысяч детей и подростков стали жертвами преступников. В 1997 году Владимир Ретунский из Воронежской области был осужден за убийства восьми девушек. Ему дали всего 15 лет. Другой серийный маньяк, москвич Александр Пичужкин, проживающий в районе Битцевского парка столицы, за 2001–2006 годы совершил 49 доказанных убийств! Журналистам он с гордостью заявил: «Если бы меня сейчас выпустили, первым делом я убил бы пару человек, чтобы стресс снять, и выпил водки…» С 2000 года в России произошло более 40 терактов, при которых погибло свыше 1600 человек. Многие из террористов и серийных убийц по-прежнему живы. Они смотрят на нас из-за решетки и смеются…

16

Когда в лихие девяностые, еще за несколько лет до введения моратория, в прессе стали появляться статьи, смачно и подробно расписывающие кровавые преступления, одной из газет, поставивших заслон таким публикациям, стал «Вечерний Тригорск».

Все началось с того, что в субботнем номере еженедельника «Обыватель» на первой странице под броским заголовком «Человек в мусорном контейнере» была напечатана фотография отрезанной головы мужчины, которого убил преступник-наркоман, затем расчленивший труп. Столь жуткая история произошла в ходе ссоры из-за нескольких десятков рублей, ночью садист выбросил расчлененные части тела в мусорный контейнер во дворе дома несчастного. Ниже фотографии начиналось интервью со следователем прокуратуры, продолжавшееся на соседней странице. Из него выяснилось, что подобного преступления в Тригорске прежде не случалось.

Уже с утра в понедельник на утренней летучке редактор «Вечернего Тригорска» Калистратов продемонстрировал журналистам свежий номер «Обывателя».

— Весь город в шоке, — начал Илья Борисович. — Да, перестарались наши коллеги. Мне еще вчера с утра звонил возмущался начальник бюро судмедэкспертизы Литвинов и попросил нас высказать мнение относительно взбудоражившего всех снимка и публикации. Говорит, что когда попытался переговорить с редактором «Обывателя» Семихатовым, тот заявил, что не станет ввязываться в дискуссию, и бросил трубку. А посему, Анатолий Соломонович, поручим тебе, как редактору отдела новостей, взять интервью у экспертов, заодно и высказать мнение нашей газеты по поводу материала в «Обывателе».

Нельзя сказать, чтобы задание шефа обрадовало журналиста Фальковского. Он попытался было отказаться от него, переложить на кого-то из своего же отдела. Но редактор настаивал, тогда без особой охоты он позвонил начальнику бюро судмедэкспертизы Литвинову. Им и прежде доводилось встречаться, порой разговаривать по разного рода горячим происшествиям по телефону.

— Жду вас, Анатолий Соломонович, после обеда во второй половине дня, — живо отреагировал Литвинов. — Познакомлю с обстоятельствами дела, всей возможной информацией, хотя многое не для печати. Думаю, найдем общий язык.

К трем часам дня Фальковский на редакционной машине подъехал к бюро. Это вытянутое в длину на добрую сотню метров старинное здание, построенное в конце XVIII века, с внушительными колоннами и ажурными окнами, было занесено в реестр памятников истории и архитектуры, охраняемых государством, о чем свидетельствовала табличка на фасаде у главного входа.

По дороге, не без удовлетворения, Анатолий Соломонович припомнил, что лично он и другие журналисты имели непосредственное отношение к судьбе этого раритета. В своих публикациях они не раз писали о бедственном положении судмедэкспертов, не имевших сносных условий для работы. И, прежде чем столь просторное, площадью более двух тысяч квадратов, историческое здание было передано в распоряжение областного бюро, почти сорок его сотрудников ютились в расположенном рядом старом деревянном срубе, выкрашенном в тусклый зеленоватый цвет и именуемом в народе «зеленым домиком».

— Многие центральные издания, к сожалению, среди них оказался и наш «Обыватель», в погоне за сенсационностью готовы публиковать хоть ежедневно подробные натуралистические репортажи и снимки, — с возмущением сказал журналисту начальник бюро Михаил Литвинов. — Часто после разного рода происшествий, в том числе и убийств, газетчики обращаются к нам, судмедэкспертам. Иным кажется: ведь какой материал пропадает! Когда не столь давно в области начало выходить некое правовое издание, второй фразой зашедшего к нам корреспондента (после «здравствуйте») была настоятельная просьба: дайте фотографии трупов. В чем ему твердо отказали.

Другой пример. Помните, Анатолий, авиакатастрофу под Ивановом? Тогда бригаде экспертов из Тригорска через несколько часов довелось срочно выехать на место трагедии. Как очевидец свершившегося, читал все написанное об аварии и могу утверждать: самым непрофессиональным материалом оказался очерк, напечатанный в том же «Обывателе». Журналистка, не бывшая на месте катастрофы, со слов других и с помощью собственной фантазии наворотила натуралистическую «солянку» из десятков трупов с множеством медицинских и анатомических подробностей… Спрашивается: во имя чего и зачем? Взгляните на эти фотографии, Анатолий Соломонович.

Перед Фальковским оказалась пачка цветных снимков, иллюстрирующих во всех подробностях совершенное накануне преступление. Отрезанная голова несчастного, отчлененные руки и ноги, множество ножевых ранений на груди, других частях тела.

— Снимки изготовлены для следствия как сугубо документальные, исполнены в рабочем порядке для доказательства совершенного преступления. Здесь их свыше пятидесяти, вот этот, с головой, сделан корреспондентом «Обывателя» на месте происшествия. Так что же, все эти фотографии в печать и на первые страницы газет? — горячо вопрошал Литвинов.

Вернувшись из бюро судмедэкспертизы, Фальковский взялся за статью. Через два дня она была напечатана с правкой главного редактора в субботнем номере «Вечернего Тригорска».

ПРИВЫЧКА К ЖЕСТОКОСТИ — ЭТО СПОКОЙСТВИЕ НА КРОВИ

Начну с того, что в недавнем номере городской газеты «Обыватель» довелось увидеть под броским заголовком страшную фотографию: голова погибшего, над телом которого преступник надругался самым изощренным способом (нанесение множественных ран с последующим расчленением и отделением головы жертвы). Здесь же интервью с должностным лицом, из которого следует, что подобного «преступления века» в Тригорске еще не случалось.

Уже на следующие сутки в областном бюро судебно-медицинской экспертизы мне показали целую пачку снимков, изготовленных для органов следствия и суда. «Так что же, все эти фотографии в печать и на первые страницы газет?» — задал мне вопрос начальник бюро Михаил Литвинов.

Видит Бог, я, редактор отдела новостей «Вечернего Тригорска», не против материалов на криминальные темы. Обеими руками «за», особенно сейчас, когда преступность жирует, набирая силу, наглеет, выходит на улицы и врывается в дома. Сам более двадцати лет писал об этом. Но, дорогие коллеги-журналисты, давайте расскажем людям не о том, какими способами нелюди издеваются над жертвами (оставим эти подробности юристам и экспертам), а о том, как удалось раскрыть содеянное, нарисуем со всей мерой ответственности портреты преступников, а не жертв.

Пионером крутых натуралистических материалов стал в нашей журналистике Александр Невзоров. Феномен его требует пристального внимания и осмысления. Как-то мне, будучи в командировке в Санкт-Петербурге, довелось в течение недели смотреть по местному телеканалу сюжеты «600 секунд». Слов нет, передача снималась со знанием дела, в четком, как пулеметные очереди, репортажном стиле. Однако непонятно, зачем из вечера в вечер Александр Невзоров с завидным постоянством потчевал миллионы телезрителей ужасающе-криминальными сюжетами с убийствами, изнасилованиями, десятками трупов, над которыми объектив камеры трудился особенно обстоятельно и подробно. Все это без комментариев, попыток анализа преступлений.

Ведь и ребенку на ночь не принято рассказывать страшные сказки. Зачем же было вещать по вечерам не сказки, а жестоко-кровавую прозу с ежедневными продолжениями, постоянно, изо дня в день, и без того напуганному, озабоченному народу? Вот мнение известного писателя Анатолия Алексина: «Привыкание к жестокости (причем в крайних ее проявлениях), к несправедливости, которая губит судьбы людские, я бы назвал “спокойствием на крови”». Постыдное качество! Но оно стало проявляться сплошь и рядом: о фактах, от которых должна стынуть в жилах кровь, сообщается, так сказать, в «общем ряду» событий, информационно, по соседству с фактами, кои особых волнений не вызывают… В великом романе «Преступление и наказание» история одного убийства стала поводом для глубочайшего психологического и художественного исследования. А здесь… Несколько равнодушных фраз или строк. Преступления, таким образом, преподносятся как обыденность, а ведь за ними — кровь, жизни, судьбы человеческие.

Обращаясь к классикам отечественной и мировой литературы, замечу, что о смерти от ран, асфиксий, отравлений, наконец, о самоубийствах писали Н. Лесков. И. Бунин, А. Куприн, Д. Лондон, О. Бальзак, А. Чехов и многие другие. Л. Толстой, описывая в романе «Воскресение» судебный процесс, указывает, что акт вскрытия был написан на четырех страницах и состоял из 27 пунктов. Часть наружного и внутреннего осмотра трупа он приводит целиком. Можно сослаться и на А. Чехова. Он в повести «Драма на охоте», по нему был снят прекрасный художественный фильм «Мой ласковый и нежный зверь», мастерски, на уровне судмедэксперта-профессионала, приводит данные исследования тела покойной, убитой при неизвестных обстоятельствах.

Нужно ли продолжать? Литература есть литература, и журналистика — ее родная сестра. И писатели, многие из которых были и журналистами, выбирая сюжет, метод и средства его воплощения, находили такое соотношение добра и зла, которое делало их творения действительно нужными, необходимыми, отличными от полицейских протоколов. Вспомним пронзительные строки А. Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»

Уверяю вас, коллеги-журналисты, авторы уже написанных и будущих жутких репортажей и холодящих кровь фотографий: все ваше творчество — однодневка, судебный очерк в нынешнем его виде, поданный как дежурное блюдо об убийстве, да еще с фотографиями трупов, — калиф на час, о нем забудут через несколько дней. Должна ли к этому стремиться журналистика?

Слово, фотография, телерепортаж — это не только средство воздействия на людей, но и орудие труда, обоюдоострый, как кинжал, профессиональный инструмент. Обращаться с ним следует деликатно, с известным тактом и осторожностью. Вспомним Шекспира, конец его бессмертной трагедии:

«Пусть Гамлета поднимут на помост,

Как воина, четыре капитана.

Будь призван он, пример бы он явил

Высокоцарственный: и в час отхода

Пусть музыка и бранные обряды

Гремят о нем. Возьмите прочь тела. —

Подобный вид пристоен в поле, здесь он тяготит…».

Так великий драматург и гуманист на долгие времена дает человечеству пример должного отношения к павшим.

P.S. Надеюсь, что публикация этого материала станет началом серьезной дискуссии. Хотелось бы выслушать мнение и других заинтересованных лиц — журналистов (прежде всего моих коллег-репортеров), юристов, медиков, социологов.