Последняя из Стэнфилдов

Марк Леви, 2017

Элинор-Ригби, журналистка из Лондона, получает анонимное письмо. В нем говорится, что у ее матери криминальное прошлое. В то же самое время мастер-краснодеревщик из Канады по имени Джордж-Харрисон получает такое же письмо, обвиняющее его мать в тяжком преступлении. Аноним приглашает обоих на встречу в кафе «Сейлорс» в Балтиморе в одно и то же время, однако сам не приходит. Жертвы его коварной игры, познакомившись, обнаруживают на стене кафе фотографию: две подруги на веселой вечеринке. Это их матери, а снимку больше тридцати лет. Что же случилось тогда, в начале 80-х? Герои блуждают в пугающем лабиринте загадок, в центре которого – влиятельное семейство Стэнфилд.

7

Элинор-Ригби

Октябрь 2016 г., Бекенхем

Я встала из-за стола — не хотелось мешать парочке. Фред и Мэгги уже десять минут как уединились на кухне. Я заглянула туда, чтобы попрощаться.

Фред, вооружившийся полотенцем, вытирал чашки. Мэгги сидела у кухонной стойки, закинув ногу на ногу, и курила, выпуская дым в форточку. Она предложила вызвать для меня такси. Еще не хватало: ехать от нее ко мне на такси — форменное разорение. Я поблагодарила ее и сказала, что лучше поеду на поезде.

— Я решила, что ты уехала с папой, — сказала она. Вот характер, даже не скрывает свое лицемерие! — Разве ты ночуешь не у него?

— Думаю, сегодня вечером ему хочется побыть одному. Что до меня, то я должна себя заставить снова зажить лондонской жизнью.

— Полностью с тобой согласен! — поддержал меня Фред, щелкая краем резиновой перчатки. — Бекенхем и Кройдон — слишком отдаленные пригороды.

— Можно сказать и по-другому: Примроуз-Хилл слишком далеко от моего пригорода, и там слишком задирают нос, — фыркнула Мэгги, швыряя окурок в полную воды раковину.

— Что ж, голубки, оставляю вас, воркуйте дальше. — Я продела руки в рукава пальто.

— Фред с радостью отвезет тебя на станцию в своей замечательной машине. Да что там, он может отвезти тебя в Лондон и переночевать в своем замечательном Примроуз-Хилле.

Я вытаращила на сестру глаза. Как она умудряется всегда держать при себе мужчину, не пытаясь даже изображать элементарную любезность, тогда как я, воплощение любезности, мучаюсь от одиночества, которому не видно конца? Еще одна загадка…

— Ты хочешь, чтобы я тебя отвез, Элби? — спросил Фред, аккуратно складывая кухонное полотенце.

Мэгги вырвала полотенце у него из рук и швырнула в корзину с грязным бельем.

— Дам тебе маленький дружеский совет. Право называть ее урезанным именем предоставлено только Мишелю, она этого терпеть не может. И еще: мне надо подышать воздухом, пойду пройдусь с ней, заодно провожу.

Мэгги схватила свитер, бросилась к двери и за руку выволокла меня на улицу.

Вдоль тротуаров, поблескивавших в оранжевом свете фонарей, выстроились скромные викторианские домики, по большей части одноэтажные, редко — в два этажа, и кирпичные многоквартирные дома с облезлыми фасадами; кое-где зияли пустыри.

На перекрестке квартал оживал. Мэгги поздоровалась с бакалейщиком-сирийцем, никогда не закрывавшим свою лавку. Его заведение служило условной границей, за которой начиналась лучше освещенная торговая улица. С прачечной-автоматом соседствовал киоск, торговавший кебабами, дальше располагался индийский ресторан, где сидели всего два посетителя. Заколоченная досками витрина бывшего видеоклуба была заклеена афишами, по большей части рваными. Пока мы шагали вдоль ограды парка, полностью стемнело. Вскоре запахло железом рельс и мокрым гравием — ни с чем не сравнимый запах железнодорожных путей. Перед станцией я опять вздохнула.

— Что-то не так? — спросила Мэгги.

— Почему ты с ним, раз все время только и делаешь, что затыкаешь ему рот? Какой тебе в этом интерес?

— Ты бы выбирала выражения, что ли! Что за интерес терпеть парня, если нельзя заткнуть ему рот?

— Лично я в таком случае предпочитаю оставаться одна.

— Именно это, если не ошибаюсь, с тобой и происходит.

— Твоя правда! Но ты стерва, раз говоришь мне такое.

— Ты мне льстишь. Тебе не кажется, что сегодня вечером мы потерпели полный провал?

— На кухне убиваться не пришлось, а повеселиться удалось на славу. Что за муха его укусила? Я про историю их с мамой женитьбы. Может, ему внуков захотелось? — предположила я.

Мэгги остановилась, словно на что-то наткнулась, приставила палец к моему животу и продекламировала:

Эне, бене, раба,

Квинтер, финтер, жаба.

Эне, бене, рес,

Квинтер, финтер, жес!

Потом, закончив считалочку, произнесла:

— Извини, старушка, но это скорее из твоего репертуара. У меня, например, нет ни малейшего желания заводить детей.

— С Фредом или вообще?

— Одно могу сказать: у нас есть ответ на главный вопрос сегодняшнего вечера. Мама была без гроша, когда они с папой снова встретились.

— Допустим, — сказала я. — Но сегодня вечером возникли новые вопросы.

— Ну и ладно. Нечего делать из мухи слона. Мама бросила папу, когда они были совсем молоды, а спустя десять лет покорно к нему вернулась.

— У меня впечатление, что на самом деле все гораздо сложнее.

— Тебе бы бросить мотаться по свету и посвятить себя журналистским расследованиям с сентиментальным уклоном.

— Иронизируй, сколько тебе влезет, мне до лампочки. Я тебе толкую о папе с мамой, о странном письме, которое мы получили, о темных периодах их жизни, о том, что они нам врали. Разве тебе не хочется больше узнать о своих собственных родителях? Как я погляжу, тебя интересует один-единственный человек — ты сама!

— Возможно, только ты тоже стерва, раз говоришь мне такое.

— А между тем, несмотря на твои умозаключения, то, что у мамы не было ни гроша, лишь подтверждает обвинения из письма.

— По-твоему, если у человека пустые карманы, это непременно означает, что он отказался от большого состояния? — усмехнулась Мэгги.

— Тебе-то нужда не знакома, родители всегда тебя оберегали.

— Может, пригласить хор, чтобы он исполнил твою любимую песню, которую ты повторяешь постоянно? Мэгги, младшенькая, малышка в колыбельке, вокруг которой плясала вся семья. А может, припомнишь, кто из нас двоих имеет студию в Лондоне, а кто живет в пригороде, в часе езды на поезде? Кто круглый год колесит по свету, а кто торчит здесь и занимается папой и Мишелем?

— Мэгги, у меня нет ни малейшего желания ссориться. Мне хочется, чтобы ты помогла мне во всем этом разобраться, только и всего. Это письмо нам прислали не просто так. Даже если в нем все неправда, его по какой-то причине нам написали. Интересно, кто и зачем?

— Кто написал тебе! Ты забыла, что не должна была говорить мне о письме?

— А вдруг его автор достаточно хорошо меня знает, чтобы понимать, что я обязательно с тобой поделюсь? Вдруг он специально подталкивал меня к этому?

— Не исключено, конечно, более того, это самый удачный способ. Знаешь, в твоем голосе я слышу просьбу о помощи. Значит, так: пригласи папу в ближайшие дни пообедать где-нибудь в Челси, и все. Он, конечно, разворчится, но на самом деле обрадуется предлогу вновь сесть за руль своего авто. Постарайся подобрать местечко по соседству с городской парковкой, он не захочет доверять свой антиквариат парковщику ресторана. Только ничего не говори, меня и так смех разбирает всякий раз, когда я об этом думаю. У меня есть ключи от дома, так что я там пороюсь, пока ты будешь его развлекать.

Мне никогда не приходило в голову манипулировать отцом, но за неимением лучшего я приняла предложение сестры.

На станции было пусто. В этот час поезда ждали только мы. Табло извещало о скором прибытии поезда с юго-востока в направлении поезда, пункт назначения — Орпингтон. Мне предстояло сделать пересадку в Бромли, оттуда доехать до вокзала Виктория, дальше сесть на автобус и выйти на остановке, от которой до моей студии было десять минут пешком.

— Знаешь, о чем я мечтаю именно сейчас? — обратилась ко мне Мэгги. — Сесть в этот поезд вместе с моей сестрой и поехать ночевать к ней в Лондон. Мы бы вместе улеглись в кровать и проболтали бы всю ночь.

— Мне бы тоже этого хотелось, но… Для этого ты тоже должна быть одна.

С дальнего конца платформы приближался, скрежеща тормозами, пригородный поезд. Когда он остановился и открыл двери, на перрон никто не вышел. Длинный гудок оповестил об отправлении.

— Беги, Ригби, а то опоздаешь! — поторопила меня Мэгги.

Мы обменялись заговорщическими взглядами, и я в последнюю секунду запрыгнула в вагон.

* * *

Фред поджидал Мэгги, лежа в постели. Телевизор был включен, показывали старую серию «Отеля “Фолти Тауэрс”». Оба молча уставились в экран, завороженные юмором Джона Клиза, потом вместе расхохотались над очередной выходкой чудака-лорда.

— Раз не хочешь за меня замуж, то, может, подумаешь хотя бы о переезде в Примроуз-Хилл? — спросил Фред.

— Я тебя умоляю, давай без притворства. Видел бы ты свою физиономию, когда мой отец заговорил о женитьбе!

— Ты быстро внесла ясность.

— Здесь живут папа и Мишель, а Лондон далеко, оттуда к ним не наездишься.

— Твой брат — взрослый мужчина, а отец уже прожил жизнь. Когда ты решишься наконец зажить своей?

Мэгги схватила пульт и выключила телевизор. Стянув с себя футболку, она уселась на Фреда верхом и уставилась на него.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросил он.

— Потому что мы уже два года вместе, а меня иногда посещает мысль, что я почти ничего не знаю ни о твоей жизни, ни о семье, о которой ты и словом не обмолвился и с которой не подумал меня познакомить. При этом ты знаешь обо мне все-все и знаком с моей родней. Я даже не знаю, где ты рос, где учился и учился ли вообще…

— Потому и не знаешь, что никогда ни о чем меня не спрашиваешь.

— Ничего подобного, просто ты всегда уклоняешься от моих расспросов о твоем прошлом.

— Понимаешь, — заговорил он, целуя ее грудь, — у человека могут быть другие намерения помимо рассказов о своей жизни… Но раз ты настаиваешь, то пожалуйста: родился я в Лондоне тридцать девять лет тому назад…

Он заскользил губами вниз по ее животу.

— А сейчас помолчи… — простонала Мэгги.