Шляпа что-то замышляпа

Мария Фомальгаут

Сентябрями дождик капал В час луны и в час совы: Шляпа что-то замышляпа И сорвалась с головы. И, недолго размышляпа, Вдоль по ветру – раз-два-три – Полетела эта шляпа, Огибая фонари…

Одиннадцатый

Тим ползет по клетчатому полю. Десять раз клеточка белая, один раз клеточка черная.

Под черными клеточками бывают кубики.

Под белыми клеточками ничего не бывает.

Тим доползает до черной клеточки. Если копнуть хорошо, можно достать кубик. И еще кубик. Тим достанет кубики, отправит в реактор.

И дальше поползет.

У кого кубика нет, тот уже не ползет, тот стоит. Реактор пустой потому что. Такого и самого потихоньку на кубики разберут, даром, что закон не велит.

Тим наполняет реактор кубиками. Один, два, три, четыре… десять.

В ямке под квадратиком остается еще один кубик. Тим выпускает у последнего кубика крылья. Подбрасывает кубик в небо, выше, выше, кубик летит.

Когда-нибудь он выйдет за пределы солнечной системы.

Тим снова ползет по клетчатому полю. Перебирает гусеницами. Ползет десять клеточек до следующего черного кубика.

Одиннадцатый кубик еще можно припрятать. Собрать пять одиннадцатых кубиков, тогда из них можно сделать крестик. И выпустить ему крылья.

Такой крестик если запустить, он и за пределы галактики вылетит.

А то и дальше.

Раньше-то не то было. Раньше-то откроет Тим квадратик, а там кубиков и пятьдесят, и все сто.

А по молодости бывало, что и тысяча. Строй, не хочу. И замки, и зверей разных, и фигурки всякие. Всем крылья выпускал, и в космос.

Это по молодости.

Теперь не то.

Как-то незаметно старость подобралась.

— Тим!

Это Том. Окликает Тима. Тим настораживается. С Томом, конечно, давно знаком, по соседним дорожкам вровень идут. Только мало ли что у Тома на уме, вот так вот отберет кубики у Тима, да и все.

А что.

Бывает так.

— Тим!

Тим оборачивается.

— Чего тебе?

— Тим… А ты… когда у тебя только десять кубиков останется, что делать будешь?

— В смысле?

— Ну… дальше поползешь, пока ползется, или в космос пустишь?

Тим задумывается.

— А не знаю. А ты?

— А тоже не знаю.

Тим не знает. А зря. Это по молодости еще так можно было — не знать. По молодости святое дело не знать. А когда за три года тебе перевалило, можно и подумать.

А вот не думается.

— Я думал, и не доживу, — говорит Тим.

— Я тоже думал, не доживу, — говорит Том.

— А Там сразу как десять кубиков увидел, так все их в космос распустил и не полз больше, — вспоминает Тим.

— А Тум до сих пор десять кубиков загрузит, и дальше ползет, — говорит Том.

— Зачем? — спрашивает Тим.

И Том соглашается:

— Зачем?

Ползут дальше. Тим ползет, на Тома злится, это надо же было, разбередил, растревожил, вот и думай теперь…

Другим проще. Другие про такое не думают.

Вообще.

Еще бы.

Другие-то запасливые, другие-то с младых ногтей кубики припасали, кубик за кубиком. И детей своих припасать учили. Как увидят, что зазевался кто, в небо пустил, сразу хлоп, хлоп, нахлопают, накажут — чтоб неповадно было.

Так-то.

Клеточки черные, клеточки белые. Клеточки черные, клеточки белые. Через каждые десять белых одна черная.

Тим ползет по клеточкам.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Пять.

Шесть.

Семь.

Восемь.

Девять.

Десять.

Открывает одиннадцатую. Вытаскивает кубики. Один-два…

…одиннадцать.

Одиннадцатому кубику выпускает крылья, подбрасывает в небо.

Смотрит вслед.