Росток Имболка

Мария Фомальгаут

И осень седая проклюнулась, И солнышку быть не судьба, И по вечерам в полнолуние В три бара заходит трибар. В сияющем зале показывается Среди подуставших зевак, Он виски и бренди заказывает И старый французский коньяк.

Увидеть Катю

— А можно мне Катю увидеть?

Капитан, наконец, вспоминает про меня:

— Чего говорите?

— А Катю можно увидеть?

— А комп занят, погоди.

Откашливаюсь:

— Да нет… вообще увидеть.

Капитан присвистывает. Хочет сказать — этого еще не хватало. Не говорит.

— М-м-м-м…

Продолжаю наступление:

— Мне отпуск полагается.

— Очень рад за вас… в отпуск-то мы вас отправим, а вот насчет Кати…

Снова атакую:

— Имею право раз в пять лет.

— Ми-и-ил человек, ничего, что война идет?

Хочу сказать, что у них всегда война идет.

Не говорю.

Таких слов мне уже не простят.

— Ладно… поговорю с начальством…

Хочу напомнить капитану, что он-то здесь и есть начальство, начальственнее некуда.

Не напоминаю.

— А мы всегда-всегда будем вместе.

Это Катя говорит.

— А мы никогда-никогда не расстанемся.

Это я говорю.

Нам пять лет. Может, больше. Может, меньше. Неважно.

Теперь это уже неважно.

А Катя говорит:

— А давай так: а мы жили в королевстве, а там кто скажет, что никогда-никогда не расстанется, тот навсегда расстается.

— Это еще зачем?

— А чтоб интересно было.

— Ну во-от еще!

— А это злой король придумал, а мы его победим, и снова вместе будем…

А кто скажет, что никогда не расстанется, тот расстанется навсегда.

Это игра такая.

Нет, не игра.

А по правде.

–…атакуют…

До меня долетает обрывок фразы:

— Атакуют.

Уже неважно, кто атакует, кого атакует, главное — атакуют.

А нет, важно, кого:

Нас.

Иду на пост. Это я тоже знаю, когда атакуют, надо идти на пост.

— Почему не на посту?

Это капитан.

Развожу руками:

— Так я… на посту.

— Ну, давайте… слушайте, что там.

Слушаю, что там.

Слышу Катю. Пробую её голос на кончике души. Слы-шу-ка-тю. Катя простыла. Это я тоже слышу, что Катя простыла, горло как будто обжигает раскаленный наждак.

Катя плакала ночью. Это я тоже знаю. Осталось понять, из-за чего плакала, а вот этого я вообще за сто лет не пойму, Катя, она такая, да все кати, они такие…

— Ну что там?

— Смотрю на капитана, вспоминаю, кто я и что я.

— А… тревожно у них как-то…

Капитан фыркает:

— Еще бы у них не тревожно было.

— Да нет… как-то по-особенному тревожно…. а вот, окружили их.

— К-кого? Станцию их окружили?

Присматриваюсь. Сглатываю. Говорю:

— Нет… всю колонию.

— Да… д-да ты ч-чего? Ах ты…

Капитан хочет наброситься на меня, а я-то тут при чем, или у нас уже как в старые добрые времена гонцам с плохими вестями головы рубят…

— М-м-м… количество боевых единиц?

— Гхм… около двухсот.

— Что значит, около, что вы мне вокруг да около? Точную цифру давайте…

— Откуда я точную цифру возьму, нам враги не докладывают, сколько у них единиц!

— Тоже верно… — капитан задумывается, — ну… хорошо. Молодец вы… молодец.

Повторяю:

— А… можно Катю увидеть?

— Ну, хорошо, хорошо… поговорю я… увидите свою Катю…

–…а как это вообще работает?

— Ну, вот вы понимаете, о чем вы меня сейчас просите? Вот вы меня сейчас просите непосвящённым людям без образования объяснить взаимодействие частиц.

— А может, все-таки попытаетесь?

— Угу, попытка не пытка… нет, не умею я с людьми работать, не умею, вы поймите, одно дело в лаборатории работать, другое дело, научно-популярные книги писать… Ну вот… есть такие парные частицы, если состояние одной частицы меняется, тут же меняется состояние второй частицы.

— Интересно.

— Ну и вот… вы понимаете, как бы далеко частицы не были друг от друга, они всё равно друг друга почувствуют. Вам это ни о чем не говорит?

— Любовь…

— Я так и думал, что вы так ответите… уж не знаю, любовь там или что… только получается, что частицы взаимодействуют быстрее скорости света.

— У света появился серьезный конкурент…

— Да в понимаете, что этого вообще не может быть, что это все законы вселенной нарушены?

— Да-а, похоже, придется арестовать кого-то за нарушение законов.

— Этим открытием заинтересовались военные, они хотели создать передатчик, который будет ловить и пересылать информацию на бесконечно большие расстояния.

— И как мы понимаем, им это удалось.

— Да, при моем непосредственном участии.

— И можно поинтересоваться, как именно устроен этот передатчик?

— Боюсь, уважаемые телезрители не поймут.

— Уверяю вас, наши телезрители смотрят не только развлекательные ток-шоу типа «Худший из худших». И прекрасно поймут.

— Видите как… эта информация засекречена.

— Значит, вы не можете сказать нашим уважаемым зрителям, как работает передатчик?

— К сожалению, нет.

— А я могу. Мы все можем сказать, что или, вернее, кого вы использовали…

— Кого?

— Да, кого… вы арестованы.

— Но… это невозможно, вы не имеете права…

— Ма, а сёдни чё было-о-о-о!

— Опять с Туевым подрался?

— А не-е-е-е! А к нам дяди и тети приходили… а они с нами играли, а кто мысли другого прочитает… а я катины мысли все прочитал… и она мои… а нам пятерки поставили…

— Ну, молодец, молодец…

Подскакиваю во сне.

Ору.

Бросаюсь в каюту капитана, впотьмах налетаю на вахтенного, даже не вспоминаю, что нужно одеться…

— Ну что такое? — капитан оторопело смотрит на меня.

— Мне… мне страшно.

— И чего, мне тебе сказку на ночь почитать или колыбельную спеть?

— Да не-ет… я чувствую её страх.

— Чего у них там опять?

Прислушиваюсь, чего у них там опять.

Понимаю.

Мир переворачивается.

— Она… в плену.

— Колония разрушена?

— Нет… Катю в плен взяли… и ещё пятерых…

— А колония?

— Жива колония… жива…

— Ну вот и хорошо… а то вы меня до инфаркта доведете… Ну что вы на меня так смотрите, найдем мы вашу Катю… сами знаете, своих не бросаем…

Знаю.

Бросают.

— Алло? Да? А Тиму? А Тима дома, да… а-а-а… да-да, сейчас…

Это мама по телефону.

А я в школу собираюсь.

— Тимочка… за тобой сейчас заедут…

— Дядя Петя?

— Да нет… за тобой из министерства там из какого-то заедут…

— А школа?

— А в школу не пойдешь.

— Ур-ра-а-аа-а!

Да тише ты, бабушку разбудишь…

Топ-топ-топ — по лестнице, топ-топ-топ — на первый этаж, хлоп-хлоп дверью, скрип-скрип — снегу навалило на крыльцо, бегу к машине, вот она стоит, большая, черная…

Прыгаю в машину.

— Тимка!

Это Катя.

Едем.

— А машина правительственная?

Это я.

— Ага, парень, правительственная.

— А нам черную икру дадут?

— Ага, парень, целое ведро дадут.

— Да чего ты ему врешь, откуда там ведро…

— Ну, ведро не ведро, а тарелку с икрой найдем…

И Катя:

— Фу-у-у, икра, а я рожок хочу фисташковый!

— И рожок будет тебе… фисташковый…

— Это вы специально сделали!

Ору на капитана. Первый раз в жизни. Ору. На. Капитана.

— Что… что сделал?

— Да вот же… вы допустили… чтобы её похитили… враги…

— Ну что вы говорите такое…

— То и говорю! Вам надо было, чтобы она у врагов оказалась, чтобы она передавала мне, что там у врагов делается! Вот так вы своих и не бросаете…

Интересно, что он мне ответит…

А я не знаю, что он мне ответит.

Потому что я никогда ему ничего такого не скажу…

— Меня… меня казнили…

— Да. Вас казнили.

— Нет… еще не казнили… если я тут сижу.

— Нет. Вас уже казнили. Вы помните, за что вас казнили?

— Это… это секретный проект.

— Уже не секретный. Вы помните, за что вас казнили?

— Помню… долго объяснять… две частицы…

— Вы можете продолжать работу?

— Она под запретом…

— Уже нет. Так вы можете продолжать работу?

— Это зависит от множества факторов… в частности…

— Об этом с нашим помощником поговорите…

— Но… почему я живой?

— Об этом тоже с помощником поговорите… вставайте, вставайте… идти-то можете?

— Ну что у них там?

Это капитан спрашивает.

Прислушиваюсь.

Всё обрывается в душе.

— Она… она мертва.

— Катя твоя?

— Катя…

Снова прислушиваюсь, не понимаю, что-то, что-то…

— Я… я её больше не слышу.

— Так, вы мне тут не выпендривайтесь, давайте, слушайте…

Снова мотаю головой.

— Не слышу.

Капитан грохает кулаком по столу, я даже не вздрагиваю:

— Вы мне диверсию устроить решили или как?

— Да ничего я вам не решил устроить, говорю вам, не слышу!

— Что. У вас. Случилось.

Он говорит тихо, неуверенно, делает паузы, большие, длинные, движется тоже неуверенно, как будто боится собственного тела.

Смотрю на него. Вспоминаю. Это лицо я видел на фотографиях с короткими подписями, — проводил исследования… арестован… казнен…

— Что. У вас. Случилось.

Отвечаю:

— Я не слышу Катю.

— Катя это…

–…половина моя. Вторая.

— Интересно-интересно… пятый случай за неделю…

Хочу заорать — вам интересно, а я Катю не слышу.

Не ору.

Лес пахнет черникой.

— А мы всегда будем вместе…

— Всегда-всегда.

— А мы никогда не расстанемся.

— Никогда-никогда.

— А давай так играть, а королевство такое было, там кто сказал, что никогда не расстанется, тот навсегда расстается…

Здесь надо бы еще вспомнить что-нибудь. Про неё. Про меня. Про нас. Только ничего не вспоминается, вернее, вспоминается, только всё какое-то не то, разговоры какие-то… ни о чем… Ну, вот однажды… Да мало ли что там было однажды, ничегошеньки не вспоминается такого, чтобы было о чем рассказать…

Капитан показывает на меня.

— Когда он услышит Катю?

Ученый мотает головой:

— Никогда.

Ученый… а ведь у него есть имя. Имя, дата рождения, дата смерти, дата воскрешения, биография, ученая степень, увлечения, любимые книги… Только я не знаю его имени, ничего про него не знаю. Кто сюда попадает, у того уже нет имени, ничего нет. И Катя была не Катя, а объект номер два, это я всех приучил Катю Катей называть…

— Никогда.

Капитан кипит и клокочет:

— Я вам за что плачу?

— Да вы мне хоть миллион заплатите, ничего мы не сделаем… никогда он не услышит Катю.

— А раньше как слышал со скоростью света или как оно там?

— А никак.

— В смысле… никак?

— В смысле. Тут, понимаете… два варианта может быть… что он угадает мысли катины… или не угадает.

— Ну, может быть.

— Ну и вот… каждый раз действительность расходится на два варианта… но существовать может только один вариант, где два человека, две частицы почувствовали друг друга…

— Так, вы мне мозги не парьте, давайте уже ближе к делу…

— Куда уж ближе… вот мы сейчас во втором варианте действительности… где они друг друга не услышали.

Капитан бледнеет:

Хотите сказать…

–…что мы обречены.

В последнем проблеске сознания думаю, что где-то есть действительность, где мы услышали друг друга.

И где мы не расставались.

Никогда-никогда…