Дом с шести до полуночи

Мария Фомальгаут

Чем дальше, тем больше понимаю, что здесь, рядом со мной, кто-то есть.Кто-то… Кто-то… Кто-то живой. Спрашиваю себя, что я знаю про живое, вытаскиваю что-то из глубин памяти:Петли. Это когда поток запетливается.Кольца. Это когда потока нет, одна петля сама по себе.Потоки. Ну вот, как я, например.Вспоминаю что-то про трехмерные структуры, тут же отгоняю от себя эту мысль.

Та-та-ма-та-те-те-те!

— Не надо, не надо, не на-а-а-до-о-о-о!

Это женщниа.

Не вижу отсюда, только слышу — женщина.

— Не на-а-адо-о-о-о!

Теперь вижу. Ведут, заламывают руки. Их четверо. В белом. Спины ощерились эмблемой безопасности.

Снова не вижу — отсюда, с балкона, вообще мало что видно, вот прошли они два шага, исчезли за деревом. Женщина визжит что-то про ребенка дома, зря ты, голуба, про ребенка сказала, сейчас и его туда же.

— Не-е-е-е-е-е-е-ет!

Визг переходит в звериный рев.

Снова вижу. Как открывается дверь в стене. Женщину заталкивают туда, в темноту, она еще что-то кричит про ребенка, очень надеюсь, что врет.

Думаю, какая это по счету.

Думаю, что счета давным-давно уже нет.

Смотрю на свои пальцы.

Не синие.

Нет, не синие.

Подношу к свету, померещилась какая-то синева, отчаянно вспоминаю, должна такая синева быть на пальцах или нет, ничего не вспоминается.

Шепчу какие-то молитвы — пронеси, пронеси…

— Та-та-ма-та-те-те-те!

Дети.

Прыгают.

Играют.

— Та-та-ма-та-те-те-те!

Мяч стучит.

Отсюда детей не вижу за деревом, вижу только мяч. Синий мяч бьется в стену, почему синий, почему, почему, почему…

— Та-та-ма-та-те-те-те!

Отсюда опять же не слышу, что кричат, кричалку какую-то, какие они были в нашем детстве, ча-сы-про-би-ли-ров-но-семь, или там — вы-шел-е-жик-из-ту-ма-на…

Мяч взвивается над стеной, улетает куда-то в пустоту.

Вздрагиваю.

Босоногий пацан лезет на стену, чё делаешь, чё делаешь, хочу крикнуть — не успеваю, пацаненок исчезает за стеной…

Жду.

Снова появляется курчавая головенка, мальчишка тащит мяч, победно орет что-то, хочет перебраться через стену назад — исчезает, подкошенный автоматной очередью.

Меня прошибает пот.

Смотрю на охранника с автоматом, одобрительно киваю.

Проверяю руки.

Не синие.

Нет.

Не синие.

— Сколько за сегодня?

Человек в белом смотрит на меня, не моргая, кивает:

— Двести.

Мне кажется, я ослышался.

— Двес-ти?

— Ага…

Хочу сказать — это конец.

Не говорю.

Хочу сказать — город будет спасен.

Тоже не говорю.

— Руки покажите.

Это я.

— А?

Это парень в очереди.

— Покажите руки.

Это снова я.

Парень протягивает ладони, поворачиваю, смотрю на пальцы, чер-р-рт…

Вежливо улыбаюсь:

— Х-хорошо. Проходите, пожалуйста.

Незаметно нажимаю в кармане передатчик.

Там поймут.

Парень догадывается — не знаю, как, но догадывается, срывается с места, бежит по улице…

— Взять!

Стреляют.

На поражение.

Сколько раз говорил, не на поражение, сколько раз, нет, все без толку…

Толпа на площади рассыпается на отдельных людей, толпу окружают, врешь, не уйдешь…

— Сколько сегодня?

Человек в белом сглатывает:

— Тысяча.

Хочу сказать — это конец.

Не говорю.

Мне мерещится хлопанье крыльев.

Там.

За стеной.

Смотрю на свои пальцы.

Не синие.

Не синие.

Не синие.

В городе Последний Оплот…

Перечитываю документ, вычеркиваю — Последний Оплот, думаю, как назвать наш город, должно же быть какое-то название, должно…

Моя жена зовет меня по имени.

В разных реальностях у меня разные имена — это зависит от того, какой город остался в живых, когда все случилось.

Иду в комнату, новый окрик одергивает меня на пороге:

— Не… не входи.

— Что такое?

Еще не знаю, что такое.

Догадываюсь.

Смотрю на свои пальцы.

Не синие, не синие, не синие.

Где-то хлопают крылья.

Где-то стучит мяч.

— Та-та-ма-та-те-те-те!

Жена что-то спрашивает из комнаты, не могу расслышать — только догадываюсь.

— Ну что ты, не бойся даже… ничего я про тебя не скажу.

Выхожу из квартиры, спускаюсь на нижние этажи, вынимаю передатчик.

Нажимаю кнопку.

— Сегодня четыре.

Вопросительно смотрю на человека в белом. Не понимаю, четыре чего — сотни, тысячи, миллиона…

— Нет. Просто четыре.

Меня пробирает холодок. Неужели…

— Похоже, мы справились.

— Похоже…

Хлопают крылья.

Там.

За стеной.

Не слышать, не слышать, не слышать…

— Та-та-ма-та-те-те-те…

— Руки покажите, будьте добры.

Это я.

Мельком смотрю на собственные руки.

Прошибает пот.

Люди тоже смотрят на мои руки.

Все.

Разом.

— Не надо, не надо, не на-а-а-а-а-адо-о-о-о-оо-о!

Так полагается кричать.

Я не кричу.

Шагаю по ту сторону стены.

Дверь захлопывается.

Еще одна.

Еще одна.

И еще.

Хлопанье крыльев.

Со всех сторон.

Смотрю на них, ощеренных перепончатыми крыльями, понимаю.

Ищу знакомое лицо — сам не знаю, зачем…