Дом с шести до полуночи

Мария Фомальгаут

Чем дальше, тем больше понимаю, что здесь, рядом со мной, кто-то есть.Кто-то… Кто-то… Кто-то живой. Спрашиваю себя, что я знаю про живое, вытаскиваю что-то из глубин памяти:Петли. Это когда поток запетливается.Кольца. Это когда потока нет, одна петля сама по себе.Потоки. Ну вот, как я, например.Вспоминаю что-то про трехмерные структуры, тут же отгоняю от себя эту мысль.

Клокман

— Разрешите… я вам помогу.

— А?

Смотрю в серую пелену дождя, думаю, померещилось. Нет, не померещилось, так и есть, он стоит возле меня, циферблат вместо лица, тянет ко мне пальцы-пружины, скрепленные шестеренками.

Разрешите… я вам помогу.

Смотрю на охапку книг в своих руках, понимаю, что помощь будет очень кстати.

— Э-э-э… спасибо.

Человек с циферблатом подхватывает мою ношу, торопится по улице. Отчаянно пытаюсь понять, как это все на нем держится, не понимаю.

— В экипаж, пожалуйста… сюда… да-да, спасибо…

Сажусь в экипаж, человек с циферблатом замирает у дверцы:

— Э-э-э… а может… может, вам еще помочь там до дома донести? Или еще чего… а я бы помог…

Настолько теряюсь, что даже не успеваю сказать — нет. Человек с циферблатом устраивается на сиденье, экипаж подскакивает на повороте, циферблат отваливается, рассыпается у моих ног на мириады мелких деталей. Смотрю на то место, где у человека должна быть голова — головы у моего спутника нет, из тощего горла торчат пружины, шестеренки, винтики, пульсируют артерии…

Черт…

Кидаюсь собирать детали, в глубине души чувствую, что ни черта это не поможет, он уже мертвый, мертвый, да как он вообще был живой…

Он…

Кто он…

Не знаю…

Мой попутчик шарит непослушными руками по дну экипажа, вытаскивает детали, кое-как прилаживает к голове, тут же теряет руку, неуклюже прилаживает её на место, теряет вторую руку, снова прилаживает, бормочет — спасибо, спасибо…

— Да не за что… вы поосторожнее…

— Вот так вот всегда, чуть что, сразу разваливаюсь… ну не гожусь я ни на что, не гожусь…

Меня передергивает.

— Ну, что вы… на все-то вы годитесь, что вы так…

— Ой, правда? А вы… а вы меня на службу возьмете? А я вам помогать буду… поднести там чего…

Экипаж останавливается, мой странный спутник услужливо тащит книги к моему дому, хочет открыть дверь, не может, ничего, ничего, я сам…

— А вы… а вы кем работаете? — не унимается человек-часы.

— А я писатель…

— Ой, как здорово… а я вам помогать буду… а я перенесу там чего, если надо…

Думаю, как бы потактичнее сказать, что сто лет мне никакой помощник не нужен. Человек-часы ловит мой взгляд, весь как-то стушевывается, вижу — и сам понимает, что ему здесь не рады.

— А… ну… всего хорошего… приятного вам… вечера…

Вхожу в дом, на ходу подбираю стопку газет, смотрю на первую страницу, а что здесь моя фотография делает, — писатель-то я писатель, только не такой писатель, чтобы про меня в газетах печатали, я только отказы издательские собираю…

А тут вот, нате вам.

Фотография.

Дрожащими руками разворачиваю, читаю, это еще что, это…

…перевернулся с моста, в экипаже находился начинающий писатель Максимилиан Редволл…

(Это я)

…но черт возьми, какое — перевернулся, какое — погиб, какое — похороны, вот же я, доехал же, живой, живой…

Прислушиваюсь к себе, — память рвется с поводка, грызет уздечку, встает на дыбы, сует какие-то нездешние, не мои воспоминания, мир, летящий кувырком, экипаж колотит меня со всех сторон, ледяная вода хватает, давит, душит, колочу кулаками, выход, выход, выход, должен быть выход, выхода нет, темный бесконечный туннель, в конце которого должен быть свет — но света нет…

— Что вы… что вы?

…открываю глаза, почему это я сплю при свете, почему я в одежде, почему я лежу на полу в прихожей, почему человек-часы хлопочет вокруг меня, попутно теряя то руку, то шестеренку, то шляпу…

— Вам лучше?

— Ага…

— Дать вам воды?

— Э-э-э… мне бы чаю покрепче… с капелькой ликера…

— Сейчас, сейчас, сию минуту…

— А… а что со мной было?

— Не обращайте внимания, это пройдет…

— Что. Со мной. Было, — повторил я.

— Вы… упали с моста. В экипаже.

— Да не падал я, не было такого…

— Было-было, помните же…

— Не напоминайте… и вообще… я как, по-вашему, живой тут стою?

— А я время отмотал…

— К-куда отмотали?

— Назад отмотал. И мы снова поехали, и уже не упали…

Меня передергивает.

— Вы что… время…

–…я же человек-часы.

— Ну, вы вообще молодец…

— А если чего, я вам еще куда время отмотаю… а я вам помогать буду…

— С-спасибо.

— А я могу быть героем, да?

— Можете, конечно, вы еще какой герой…

— Ой, а приключения у меня будут?

— Будут, куда же без них…

— Ой, как здорово… — человек-часы наливает мне чай, роняет в чашку часовую стрелку, — а то видите, как, меня автор придумал, выдумал вот — человек-часы… а что я делать буду, не придумал… не пишет больше…

— Не пишет?

— Ну да… послушайте, а вы же писатель?

— Есть маленько.

— А вы, может, поговорите с этим… моим писателем…

— О чем?

— Ну… может… уговорите его как-нибудь, чтобы он про меня допридумывал? А то ведь не дело это, придумал, и бросил…

С ужасом вспоминаю все свои недописанные задумки, с еще большим ужасом представляю, что будет, если все мои персонажи придут ко мне…

— Ну, хорошо… вы же знаете, где живет ваш… автор?

— Разумеется, — человек-часы назвал мне адрес, от которого я недовольно поморщился: ехать на другой конец города мне не хотелось.

— Ладно… ладно… завтра мы поедем туда…

Только когда экипаж остановился возле старинного дома, до меня стало доходить, как, собственно, банально и нелепо выглядит то, во что я вляпался: рядом со мной сидит несуществующий персонаж, и сейчас я пойду просить его автора, чтобы тот дал своему герою жизнь. К стыду своему признаюсь, в какой-то момент я даже подумывал, а не вернуться ли назад — но, к счастью, тут же отогнал от себя эту мысль.

Звоню в колокольчик — никто не откликается, это странно, что никто не откликается, а свет наверху горит. Толкаю дверь — что я делаю, что делаю — вхожу в дом, сейчас-то меня и выгонят, нечего по чужим домам шариться…

— Он там… наверху… — подсказывает человек-часы.

— Ага, ага, иду…

Поднимаюсь наверх, снова говорю себе — что я делаю, что делаю. Смотрю на человека в кресле, сидящего спиной ко мне, думаю, зря я ему помешал, сидит, пишет, еще не хватало отвлекать…

Осторожно покашливаю.

Нет ответа.

— Простите, я…

Тишина. Нехорошая какая-то тишина. Подхожу к сидящему, трогаю за плечо…

…мертвых раньше видеть не доводилось, ловлю себя на том, что стою на коленях, щупаю пульс на шее, пульса нет, ничего нет…

— Еще бы он про вас дописал…

— А что такое? Нет, я понимаю, эка невидаль, человек-часы… но всё-таки…

— Да нет… он умер…

Хочу добавить что-нибудь про сердце, смотрю на пиджак, залитый кровью, понимаю.

— Его убили.

— К-кто убил?

— М-м-м… а вот это вам и предстоит выяснить.

— Мне?

— Ну да, конечно… вы хотели приключений? Вот, пожалуйста…

— И я буду героем?

— Ну, конечно же.

Человек-часы хочет обрадоваться, тут же спохватывается, бросается к своему создателю…

— Я знаю… я знаю, кто его убил…

Оживляюсь:

— Вы нашли убийцу?

— Да. Это вы…

(последние строки стерты)

…ну да. Бросается к своему создателю. А дальше человек-часы будет искать убийцу. Я ему приключения всякие придумывать буду, на целую книжку хватит, да что на книжку, целую серию сочиню… У меня все получится, вон у меня сколько рукописей… Что говорите, почерк не мой? Ну-у-у… с возрастом почерк меняется… А, ну вот: На следующий день мы с человеком-часами (я назвал его Клокман) решили наведаться к бывшей жене покойного писателя и разузнать что-нибудь… Ну и что, что на самом деле у него не было жены, я её придумал…