Путь тарбагана

Мария Лабыч, 2020

Небольшой поселок, некогда крупный порт отступившего моря. Ныне затерянный в песках спутник умирающего города. Наши дни. Глобальное изменение климата повлекло за собой череду катастроф. Новые условия поставили людей на грань выживания. Среди них «пришлые» исследователи природных феноменов и исконные жители с самобытной культурой, медики и шаманы, историки и военные, старики и подростки. Странные болезни, тотальная нехватка воды, токсическое действие донных отложений. Тонкий мир духов из прошлого – возможная игра подсознания. Случайная встреча двух давних «заклятых» друзей заново перекраивает их жизнь, позволяя разрешить загадку Мертвой долины. А может быть, и снять проклятие исчезнувшего моря.

6

Вдоль безлюдных дорог выл ветер. Непрерывно. Сегодня так же, как вчера или завтра. Только приезжий, чужой в этих местах, мог слышать его монотонный гул. Но вскоре привыкал, и переставал его ощущать. Становился своим. Когда же большой городской флюгер с черепом барана на здании телеграфа поворачивался на запад, хлопали ставни, с веревок спешно снималось белье, и дети исчезали из подворотен. Даже большой Кытгымский рынок растворялся за считанные минуты. Поселки вымирали, и только женщины с лицами, закутанными в несколько платков, по неотложным делам изредка появлялись на улицах.

Решимость Томы достигла своего предела. Оставшись дома еще несколько минут, она расшвыряла бы вещи, разбила бы все, доступное разбиению и разгромила бы все, доступное разгрому. Особенно ей досаждала мысль, что это мероприятие не нанесет заметного урона ее жилищу. И если все сломать и покорежить, оно останется почти таким, как прежде. Уже когда-то сломанным или покореженным. Она схватила собранный рюкзак и выскочила на улицу. Марина наверняка уже в Кытгыме, а сухая пыль от Славиного джипа еще мутила стоячий воздух под навесом.

Тома взялась за кольцо калитки и повернула его, и тут же с улицы закаркал рупор:

«Внимание! В связи с возможным падением космического мусора просим граждан оставаться в своих домах! Нарушители будут задержаны».

Она присела и замерла, не выпуская из рук кольца. В заборе были трещины с ладонь. Тома не сомневалась, что видна с той стороны, как на ладони. Текли секунды. Похоже, снаружи ее все же никто не заметил. Когда зашуршали и стихли в отдалении шины патрульной машины, девушка, все еще пригибаясь, вернулась вглубь двора и прошла через внутренний выход. Трусцой добежав до крайней улицы поселка, она сбавила темп, и по голой степи размеренным шагом направилась в сторону полей. Таким путем пришлось дать приличный крюк, и подойти к полям с северной стороны. Там гнила и тлела свалка отбракованных сельскохозяйственных культур, не подлежащих дальнейшему исследованию. Издали ощущался тошнотворный сладковатый привкус в горле.

Сегодня свалка почти не дымила, и запах гниения с примесью попкорна беспокоил мало. Привлекательное место для аборигенов-охотников за экзотическими трофеями растительного происхождения. Много удивительных по местным меркам плодов выращивалось здесь, токсичных в большей или меньшей степени.

Тома заранее приостановилась и пригляделась, не мелькнет ли у свалки желтый костюм химзащиты охраны. Но нет, похоже, всеобщий приказ оставаться дома распространялся и на них.

Тома натянула маску и свободно направилась вдоль бесконечных насыпей. Она вновь подумала о Павле. На ум пришел случай, как в позапрошлом году сотрудники Академии сами участвовали в охране своей свалки. Была очередь Томиного дежурства, а Павел помогал ей в виде добровольного самопожертвователя.

В тот же миг в Кытгыме, в лаборатории, Павлу пришло в голову то же самое воспоминание. Оно было таким ярким, что он отвлекся от отчета, обсуждаемого на планерке. Уверенный голос Марины отдалился и потускнел.

Марина всей кожей почувствовала потерю контакта. Она поймала его рассеянный взгляд и поняла: Павел сейчас где-то далеко отсюда, не с ней. Его глаза действительно видели совсем другую картину. Он и Тома на краю необъятной свалки.

Тогда, стоя в «мусорном оцеплении», как называл это Павел, Тома свистела сквозь зубы песенку из «Золотого ключика». Ноябрьские заморозки покрыли дорогу тонкой наледью. Ее касалась луна, и под ней, как по морской глади, вдаль уходила лунная дорожка. Тома подобрала бумажку, свернула кораблик и отправила его в сухое плавание. Она щурилась, и от этого кораблик плыл, покачиваясь в морозных слезах.

Колченогая лавка из железных прутьев, казалось, стремилась к температуре абсолютного нуля. Плевок, например, примерзал к ней при самом скромном касании. Тома проверила. Она мерзла, отказываясь это признавать. Павел, который участвовал в акции на добровольных началах, боролся со сном известным методом японских самураев. Метод был прост: лишь только сон одолеет героя, его верный вассал должен воспротивиться этому в любой доступной форме. Так, едва огонек его сигареты замедлял свое движение, а затем и вовсе замирал и тускнел, Тома снимала перчатки, и изо всех сил хлопала у самого его уха. Он раскрывал глаза, изумленно бормотал что-то невнятное о помидорах, и после еще некоторое время оставался дееспособен.

— Ненавижу твою работу. Ты не хочешь пойти нянечкой в детский сад? Выспавшись, наша семья будет готова к новым свершениям…

— Я дежурю только один раз в три недели. А тебя, в конце концов, никто сюда не приглашал. Я должна была с Толиком пойти.

— Я тебе пойду. «С Толиком».

— Ревнуешь? Какая прелесть. В конце концов, здесь очень неудобно. — Тома зябко поежилась.

— Видел, видел я вашего Толика. Очень похож на Зигмунда, только более лопоухий. Да, кстати, что именно здесь — неудобно? — поинтересовался Павел.

Тома пропустила вопрос мимо ушей.

— Тебе не кажется, что, называя контрольную крысу именем гения психоанализа, ты выглядишь глупо?

— Вовсе нет. У Славы Альц Геймер, у Димки Симонетта Веспуччи, и никто не умер. Ну, то есть, Геймер издыхал уже несколько раз, но Слава человек традиций и не намерен менять славное имя ради каждой новой крысы. Мы с моим бессменным Зигмундом стопудово круче всех. А ты займись своей редиской и не лезь в наши антропо-зоологические отношения.

Павел не злился. Он просто всегда вредничал, когда хотел спать.

Тома подошла, села вплотную к нему на лавку и объявила:

— Я лезу, потому что мерзну.

— Что же ты молчишь?

Он торопливо расстегнул куртку и засунул в нее Тому, сколько поместилось.

Тома быстро согрелась и расслабилась. Она положила голову ему на плечо, прикрыв замерзший нос его воротником, и стала смотреть на звезды. Когда они начали переливаться и превращаться в светящиеся радужные круги, из-за спины, со стороны темных полей, раздался низкий хриплый вой. Звук был далекий, протяжный и вместе с тем прерывистый, будто животное не было уверено, выть или лаять. Тома, спеша оглянуться, забилась и запуталась в чужой куртке.

— Тише, тише… испугалась?

— Что это? Что это было?

— Что-что? Собака.

— Откуда там взяться собаке? — Тома наконец высвободилась. Подошла вплотную к ограде, схватилась пальцами за решетку и вгляделась в темноту.

Павел неслышно подошел к ней сзади.

— Нос откусит, — пошутил Павел, неожиданно схватив Тому за плечи.

Тома не шелохнулась. Не ответила. Она замерла, как охотник, выслеживающий чуткую добычу. В такие минуты Павлу становилось не по себе. Это сложно было объяснить словами. Что-то вроде того, что девчонке нормально было бы вздрогнуть от неожиданности. Сам он в этот момент уж точно подскочил бы. В голову лезли тревожные мысли. Если эта тварь полезет из-под колючей проволоки… Павел окинул взглядом свалку, но ничего тяжелее обгоревшего черенка лопаты поблизости не оказалось.

Тома постояла еще несколько минут, но звук не повторился.

Она разочаровано оттолкнула решетку, повернулась к Павлу и грустно сказала:

— Есть хочется. Правда? И никакая это не собака. Звук у нее не собачий. Может, шакал? Они здесь есть?

— Есть, наверное, — солгал Павел.

Он притянул ее к себе и до утра не отпускал дальше, чем на шаг.

В потоке воспоминаний добравшись, наконец, до высоких ворот с электронным замком под личный электронный ключ, Тома раздумала им пользоваться. Система зафиксирует факт прохода на территорию автоматически. Кто прошел, когда прошел. Незачем это, нормальные герои сидят дома, чтут распоряжения начальства и не беспокоят по пустякам патруль. Поэтому она прошла чуть подальше, легла на землю и подкатом нырнула под проволочное ограждение. По другую сторону она встала на четвереньки, втянула за собой рюкзак, а после двинулась прямиком через чей-то участок, засаженный кукурузой. Оказавшись среди рослых массивных стеблей, она будто попала в больной высыхающий лес. «Сколько можно ее тестировать? Уж с кукурузой никогда не было проблем!» (ее раздражение было связано не столь с хорошей чьей-то кукурузой, сколь с плохой собственной пшеницей).

Тома добралась до внутреннего ограждения, миновала его тем же способом, и оказалась на знакомой дороге. В отдалении, где-то возле ее собственного участка, посреди светлой бетонной полосы мутнела темная клякса. Неожиданно она встревожила девушку так, что та остановилась. В послеполуденном пекле от раскаленного тела дороги поднималось марево, и в нем казалось, что на земле что-то подвижное, живое. Озадаченная, Тома сняла маску. Ясности не прибавилось. Дорога буквально плавилась, на таком расстоянии ничего нельзя было рассмотреть. Тома обозвала себя дурой и пошла навстречу кляксе. Наверняка это мертвая птица. Поля заражены, и труп птицы, должно быть, обычное здесь дело. Раньше они валялись здесь сотнями, так говорили старожилы. Правда, сама Тома никогда их здесь не видела. Складывалось впечатление, что к ее приезду в Кытгым все пернатые давно вымерли или навсегда покинули эти места. Но чем-то это должно было быть? Вот сейчас и посмотрим.

Тома почти совершенно точно разглядела, что это простая рабочая, брошенная кем-то, масляная тряпка, когда клякса вновь шевельнулась и поднялось на четырех ногах ей навстречу. Перед Томой стояла собака.

Сердце девушки забилось быстрее. Тома никогда не боялась собак. Собственная тревога немало ее удивила. Она не отрывала глаз от животного, как вдруг над ее головой раздалось свистящее шипение. В мутном небе возникла дрожащая белая точка, зашипела, с огромной скоростью чиркнула свод почти до самого горизонта, и погасла, не достигнув земли.

«Интересно, кто-нибудь еще это видел?» След горящего осколка разделил небо пополам точно над дорогой, будто прочертил ее небесное отражение. Тому посетило непреодолимое чувство нереальности происходящего. Голова стала легкой, мысли цветными. Она оторвала взгляд от неба и рассмотрела собаку. Животное было истощено и казалось больным. Невысокая, размером с сеттера, от худобы собака казалась еще меньше.

«Сейчас я тебя поймаю и заберу домой. Постарайся не издохнуть до завтра. А завтра Пашка с тобой разберется…»

Тома сняла куртку и как ловчую сеть накинула ее на собаку. Легкая ткань погребла под собой животное. Снаружи казалось, что оно просто исчезло. Необитаемая на вид куртка плоско и неподвижно лежала в пыли на дороге. Тома встала перед ней на колени, склонилась и осторожно приподняла край. Пусто. Еще немного — тот же результат. Ей казалось, что хитрая тварь затаилась, и, выбрав момент, кинется ей в лицо. Девушка сделала паузу, выдохнула и рывком приподняла полу и один рукав. Под ними лежала узкая черная морда с блестящими глазами, и издавала тяжелый сиплый задыхающийся звук. Тома нахмурилась, убрала куртку и погладила влажную шерсть на боку. Собака повела хвостом и начала приподниматься, чтобы лизнуть ей руку. Требовалось что-то предпринять, и немедленно. Какие-нибудь реанимационные меры. Какая-нибудь еда. Еды с собой не было, но Тома вспомнила про бутылку с водой. А вдруг это жажда? Очень вероятно. Нигде в округе нет доступной питьевой воды.

Тома продолжала гладить собаку, а свободной рукой достала из рюкзака бутылку. Никакой промежуточной тары вроде стакана не подвернулось. Поэтому Тома зубами свинтила крышку, налила воду в руку, и протянула ее животному. Она не успела понять, как все произошло. Только через секунду оказалась совершенно одна, стоящей на коленях посреди дороги среди брызг воды и с прокушенным пальцем.

«Только и всего?» Тома усмехнулась, осматривая свои повреждения. Крошечная ранка сильно кровила. Между тем сердце колотилось, как бешенное. «Для общения с диким зверем надо было надеть рукавицы». Она поднялась на ноги, для очистки совести покричала немножко про Шарик и пошла заканчивать работу. Настроение ее улучшилось. «Никаких издыхающих собак. А только резвые, да еще какие резвые, активные животные. Но какова комедиантка! Мне бы такое проворство».

Тома завела трактор и встала на полосу. Полполя темнело пустотой, половина все еще колыхалась живыми белыми рядами. «Сегодня допашу».

Когда работа была близка к концу, почти совсем стемнело. В закатном небе все ярче и ярче разгорался длинный ровный шрам, повторявший линию дороги. Он светился сильнее молодой неокрепшей луны.