Козлиха

Мария Косовская

«Козлиха» – история о девочке из маленького шахтерского города. Она заканчивает школу, впервые влюбляется и становится взрослой. Вокруг – жестокие девяностые, которые перемалывают людей. Алкоголь, наркотики, свидания в подвалах и «cтрелки» на дискотеках. А у героини нежный возраст. Удастся ли ей сохранить душевную чистоту?

У ФАДЕЯ

Фадей подошел к столику во дворе еще засветло. Был он на удивление трезв, но весел.

— Сашка, а у тебя паень есть? — спросил он после приветствия.

— Паень? — переспросила Сашка. — Это кто?

— Ну, паень? С котойм ходишь?

— Фадей тебе встречаться предлагает, — заржал Колька.

Фадей смущенно замялся, щеки, покрытые редкими тонкими волосками, порозовели.

— Я пьосто спьясить.

— А у тебя дома есть кто-нибудь? — Сашка мерзла и глубже запахивала тонкую ветровку. — Может, к тебе? Посидим, чайку попьем?

— Пошли, — с важным равнодушием согласился Фадей.

Откуда взялся Фадей в их доме, точно никто не знал. Где-то он жил раньше, до совершеннолетия. Может, в детдоме, может — у родственников. А в квартире на первом этаже в седьмом подъезде их дома жила древняя бабка. Она торчала целыми днями из открытой створки застекленного, вылинявшего до серости, балкона, встречала и провожала прохожих бормотанием и пугающим взглядом. Детьми, они боялись ее до жути. Про нее рассказывали страшилки во дворе: «В одном черном-черном городе жила черная-черная старуха…». Сашка думала, что бабка ворует детей, и каждый раз, проходя мимо, складывала в карманах фиги, чтобы не дай бог… А однажды, Сашка искала пропавшего котенка и кричала в маленькие подвальные окошки: «Кис-кис-кис», и бабка то ли харкнула, то ли чихнула на нее сверху: «А ну кыш! Прочь!». Тогда, с перепугу и со всей страстностью, на которую способна детская душа, Саша пожелала старухе смерти. И действительно, бабка вскоре умерла, а вместо нее появился единственный ее наследничек — малахольный Фадей.

Сергей Фадеев, как звали его на самом деле, не был ни дурачком, ни больным, а просто недотепой. Высокий, худой, с крупным горбатым носом, слезливыми черными глазами и детским, всегда почему-то приоткрытым ртом. Внешностью он походил на цыгана. В городе вообще было много цыган. Но они держались вместе, а Фадей, похоже, жил один. Был он беспомощным и жалким. И этой его беспомощностью пользовались все. Старшие пацаны без спросу приходили к нему бухать или просто перекантоваться на хате. Дворовые ребята: Пашка, Колька, Сашка и Женек, хоть и были младше Фадея на два-три года, беззлобно издевались над ним, над его «фефектом речи», хотя и не гнушались его безвольным, безответным гостеприимством.

— Фадей, скажи «стратосфера», — Саша сидела на коленях у Пашки Штейнера.

В грязной пустой кухоньке с обоями, изрисованными неприличными картинками, было только четыре стула. Все расположились за старым фанерным столом и чего-то ждали.

— Стъя-тос-фея, — лицо Фадея, и так худое и длинное, вытягивалось от усилий еще сильней.

— В натуре, фея! — Колька Белый пихнул Фадея в плечо, как бы по дружбе. — Фадей, ты — фея блат-хаты.

— Блат-хат-фея, — уточнил Женек, прикуривая от протянутой Белым зажигалки.

— Есть домовой, а ты блатовой, — пошутил Пашка.

— Какой он блатовой? Посмотрите на него, — Сашка пригладила торчавшую вихрастую челку Фадея. — Он у нас маленький. Даже вон, картавит.

— Да идите вы! — Фадей дернулся в сторону от Сашкиной руки и обиженно вывернул свои пухлые цыганские губы. — Я вас позвал, а вы издеваетесь.

— Ой, ой, ой, он, кажется, сейчас заплачет.

— Знаете, что? Уходите отсюда.

— Да ладно тебе, не обижайся, Фадей! Мы же, шутя, — сказал Пашка Штейнер, а Саше, как всегда, стало немного стыдно, что она тоже издевается над Фадеем, но в то же время ей было приятно вот так по-взрослому сидеть на коленях у парня и чувствовать себя королевой, пусть и среди дворовых парней.

— Хотите, анекдот расскажу? — сказал Женек, и, не дожидаясь ответа, стал рассказывать. — Вопрос: может ли вегетарианец полюбить женщину? Ответ: может, если женщина ни рыба, ни мясо.

Никто не засмеялся. Женька смутился и стал собирать пальцем невидимые крошки на столе.

— Фадей, может, я поесть приготовлю? — примирительно спросила Сашка.

— У меня только веймишель.

— Давай вермишель. Ребят, вы есть хотите?

— Не-а.

— Я дома похавал.

Посередине кухонной стены, как скворечник, висел единственный шкаф. Фадей достал из него пачку вермишели и поставил на газ черную железную сковородку.

— Ты че, в сковородке будешь варить? — спросила Сашка.

— Я их жайить буду.

— Прям так, не отваривая?

— Пйам так.

— Давай я по-нормальному сделаю: сварю, обжарю на масле, — Саша выхватила у него пакет. — Кто ж сухие макароны ест? Совсем с дуба рухнул?

— Это ты с дуба йухнула. Это веймишель. И я знаю, как надо. Отдай.

— Не отдам, — Саша, смеясь, начала бегать от Фадея между стульями. Колька Белый поймал ее и удерживал, пока Фадей разжимал ей пальцы. Это было весело, и все смеялись, но, когда вермишель уже была у Фадея, а Колька все еще продолжал держать Сашку, стало как-то неловко.

— Руки убери! — голос Саши был строг.

— А то что?

— Белый! Она кому сказала! — Пашка стал поочередно расцеплять пальцы Белого на Сашкином животе.

— Ладно, ладно, — глупо посмеиваясь, разжал руки Колька.

Раздался глухой стук в дверь, и тут же сильные и нетерпеливые удары, от которых жалобно задребезжали разболтанные дверные петли. Все замерли.

— Кто это? — шепотом спросила Сашка.

— Не знаю, — ответил Фадей, и из пакета посыпались на раскаленную сковородку тонкие вермишельки.

— Открывай, Фадей! — послышался мужской голос.

— Фадей, открывай, — повторил женский.

— Это Ленка, — обрадовалась Сашка. — Наверное, она с Блатным. Я открою?

— Откъивай, — смирился Фадей.

В квартиру ввалилась розовощекая Ленка в длинном пальто и в цветастом платке на голове. За ней — в ватнике нараспашку, широко улыбаясь щербатым ртом, — проталкивался в дверь Леха Блатной. А позади, как-то скромно и нехотя, шел Денис. Когда он прошел мимо Сашки, на нее пахнуло ванилью. Боясь встретиться с ним взглядами и обращаясь к одной Ленке, Сашка затараторила:

— Классно, что пришли. Вы откуда? С города? Или с Северного?

— Да отстань ты, дай хоть раздеться, — отмахивалась Ленка.

— Случайно встретились у дома. Решили зайти, — как бы оправдывался Денис.

Все прошли на кухню.

— Опачки! — сказал Блатной, доставая из рукава ватника полулитровую бутылку водки.

— Ни фига себе! — пацаны повскакивали со стульев, радостно блестя глазами, потянулись здороваться.

— Фадей, закусь есть? — деловито располагаясь на освободившемся стуле, спросил Блатной.

Фадей показал сковородку с вермишелью, которая уже начала коричневеть.

— Свои глисты жаришь? — усмехнулся Блатной. Все с готовностью заржали.

— Это веймишель, жаеная веймишель, вкусно, — обиженно заскулил Фадей, но его никто не слушал.

— Пацаны, организуете закуску? Хлебушек, колбаску, сальце. Что есть.

Пашка кивнул, а Женек начал мяться:

— Дома родаки. Я не знаю.

— Ладно, не гунди, — отмахнулся от него Блатной.

— Запивка есть, — и Колька Белый достал из кармана куртки два пакетика «Зуко»¹.

— Молоток! — похвалил Блатной. — Разводи.

А Денис добавил, глядя на Кольку и посмеиваясь:

— Ты прям как пионер — всегда готов.

Пашка и Женька ушли домой за закуской, а Сашка думала, почему Денис здесь. С дворовыми он почти не общался, дружил с кем-то с Северного. И вообще, был для Сашки загадкой. Может, он здесь из-за нее? Хотя, откуда он мог знать, что она у Фадея. Значит, из-за Блатного. Или из-за бутылки водки. Тут Сашка заметила, что Ленка ей отчаянно подмигивает, кивая на Дениса и как бы говоря: «Действуй, для тебя привела».

Блатной, «державший» свой район — бараки, слыл за пьяницу и душевного человека. К нему всегда можно было обратиться, он умел «разрулить базар». Небритый, с сальными, собранными в хвост волосами, небрежно одетый, он тем не менее был красив, и, если бы не выбитые передние зубы, мог бы сниматься для обложки какого-нибудь журнала. Если бы, конечно, в их городе кто-нибудь выпускал журнал.

Блатной сидел на стуле, широко расставив колени. Он притянул к себе Ленку, по-хозяйски усадил ее. Колька Белый, глядя на Сашку, тоже постучал по коленке, приглашая присесть, но она отрицательно замотала головой и села на свободный стул. Фадей размашисто, по большой дуге, будто давая всем возможность рассмотреть блюдо, поставил сковородку в центр стола.

— Пьебуйте! — объявил Фадей. — Пальчики оближешь!

— Не позорься, а! — попросил Блатной, отталкивая от себя сковородку. — А, сука, горячая!

— Нет, нет! Вы попьебуйте, — настаивал Фадей. Но никто почему-то не хотел пробовать.

— Убери эту гадость, я сказал, — раздражаясь, приказал Блатной. — Лучше рюмки и запивку организуй. Ленок, помоги парню. А то он как неродной.

Пока Ленка наливала в полуторалитровую бутылку воду из-под крана, пока засыпала в нее пакетик «Зуко», Сашка, Денис и Блатной молча переглядывались. Все были как-то скованны, как часто бывает, когда малознакомые люди сидят трезвыми за одним столом. Блатной вызывающе осмотрел Сашку. И, убедившись, что она — ничего, подмигнул ей. Она ответила тем же. На Дениса Сашка только раз взглянула украдкой, обожглась, покраснела, опустила глаза. Наконец она не выдержала и спросила:

— Ну че, будем пить?

Ленка поставила на стол бутылку с ярко-оранжевым напитком. Ревниво глядя на Сашу, она уселась на коленку к Блатному и по-хозяйски обвила его шею руками. Но он высвободился и потянулся к бутылке.

— Где стаканы? — пнул он Фадея, евшего у плиты. Вермишель разлетелась по полу, Фадей заныл, но послушно поставил на стол три стакана и серую эмалированную кружку.

— Наливай! — сказал Блатной Денису, откидываясь на спинку стула.

Саша опьянела быстро, с первого полстакана. Когда вернулись Пашка Штейнер и Женек, водки уже не было. Но они добросовестно сидели, ожидая чего-то, а Сашка делала бутерброды, и почему-то это было смешно. Сашка хохотала, прикалывалась над Фадеем, уворачивалась от Белого, но делала все исключительно для Дениса. Тот улыбался как-то замученно, без интереса, и посматривал на часы.

Ленка и Блатной сначала целовались на кухне, а потом ушли в комнату. Пьяный Фадей уговаривал всех попробовать блюдо. Он подносил к Сашке полную ложку коричневой вермишели, но она, смеясь, отпихивала.

А потом появились местные завсегдатаи: Дрон и Михон. С ними был незнакомый парень невысокого роста, с маленьким и невыразительным лицом. Дрон и Михон звали его Слямзя. Он только что вернулся из армии и, чтобы отметить это, принес литровую бутылку спирта «Рояль». Пока спорили, в какой пропорции разводить, появились девки: Натаха Кирилина и Светка Штырева.

Все, что было дальше, Сашка помнила какими-то вспышками. Вот она распахивает туалет, там, стоя на четвереньках, рыгает Белый. Сильно размякшее и какое-то незнакомое Пашкино лицо приближается и говорит: «Давай уйдем». Но Сашка не хочет, потому что здесь Денис, которого она любит. Но на кухне его нет. Сашка ищет по комнатам. В них темно, только шевелятся какие-то тени. Вот одна из них оглядывается. Сашка видит лицо, пьяное, возбужденное, с алыми, накрашенными, губами. И вязкий женский голос: «Ну ты чё?». Пятясь и держась за стены, Сашка возвращается на кухню. Здесь какие-то незнакомые мужики. Фадей сидит на полу и плачет. Сашку начинает мутить. Кто-то подхватывает ее и куда-то тащит. Ободок унитаза, грязный кафельный пол. Темнота, диван. На потолке быстро вращаются световые полосы. Душно и накурено. И кто-то наваливается. Но Сашке надо домой.

На морозном ночном воздухе Сашка слезка протрезвела. Тот мелкий, с неприметным лицом, довел ее до подъезда. Мягко и, казалось, заботливо он шептал:

— Что же ты так напилась? Такая маленькая. Такая красивая.

— Как тебя зовут? — спросила Саша, фокусируя взгляд на его лице. Оно оказалось приятным, улыбчивым, с мелкими, подвижными как у обезьянки чертами.

— Леха, — сказал он. — Леха Слямзин.

— Здорово, Леха. Я — Саша. Проводишь меня?

— Я уже.

— Действительно. Мой подъезд, — она размашисто показала на дом, и ее повело назад. Слямзя ее поймал и, придерживая, повел к подъезду. У двери развернул к себе и вопросительно посмотрел.

— Ну, поцелуй меня, раз привел, — сказала Сашка.

И он стал целовать, прижимая к двери подъезда и шаря по ней руками.

— Эй! Стоп, стоп! Я же не умею целоваться, — вспомнила Сашка.

— Пошли в подъезд, я тебя научу, — жарко проговорил он. Она послушалась.

Уперев ее в батарею, он настойчиво целовал. Сашке было приятно, что его горячие, мягкие, почти женские руки, залезли ей под свитер, что губы щекочут шею. Она даже позволила расстегнуть лифчик, и он мял по очереди ее груди, и лепетал возбуждающим и диким шепотом:

— А ты, оказывается, совсем большая! Мммм, какая хорошая девочка, — и его рука все настойчивее упиралась в пояс ее брюк. Вдруг неожиданно и юрко она проскользнула в трусы. Сашка дернулась и резко его отпихнула.

— Ты что делаешь?

— Я хочу тебя, малышка. Иди ко мне, — он тянулся к ней губами, приоткрывая мокрый рот и закатывая глаза. Сашка испугалась.

— Я тебя даже не знаю.

— Узнаешь!

— Ты — никто мне! Ты даже не мой парень!

— Если хочешь, я буду им, — и он схватил ее руку и исступленно начал облизывать кончики пальцев.

— Успокойся! — она отняла у него свою ладонь и попыталась отодвинуть его. — Если ты мой парень, тогда до завтра. На сегодня хватит. Ты меня проводил. Уходи!

— Как же так? Ты меня возбудила! Это нечестно, — он снова прижал ее к стене, и в спину Сашке остро уперлась батарея.

— До свидания, — она резко толкнула его и крикнула. — Я сказала, хватит. Хочешь, чтобы я заявила на тебя?

— Постой. Ты что, девочка? — он даже отступил на шаг.

Она кивнула.

— Тогда понятно. Ладно, я пошел. Завтра зайду. Ты в какой квартире?

— В тридцать пятой.

Саша, пошатываясь, поднялась на третий этаж, осторожно открыла своим ключом дверь. В коридоре горел свет, и это неожиданно резануло Сашке по глазам. Она осторожно, стараясь не издавать пьяных звуков, сняла сапоги, куртку, прошла на кухню. За столом сидел отец. Он был бледен и необычно трезв. Лицо его, прежде опухшее за неделю запоя, теперь как-то опало и казалось старым.

— Где мама? — спросила Саша.

— Маму увезла «скорая».

— Что случилось?

— Ничего страшного, — папа отвел взгляд. — Просто она устала. Иди спать. Я девчонок только что уложил. Постарайся не разбудить.

Не волнуясь за маму, почти не думая о ней, Саша проскользнула в ванную. Она была рада, что папа не заметил ее нетрезвость. И еще Сашка очень хотела спать.

Примечания

1

Zuko — растворимый фруктовый напиток, популярный в 90-е годы.