Козлиха

Мария Косовская

«Козлиха» – история о девочке из маленького шахтерского города. Она заканчивает школу, впервые влюбляется и становится взрослой. Вокруг – жестокие девяностые, которые перемалывают людей. Алкоголь, наркотики, свидания в подвалах и «cтрелки» на дискотеках. А у героини нежный возраст. Удастся ли ей сохранить душевную чистоту?

ПЕТЕЛИНО

Чтобы навестить маму, взяли дедушкину машину. Это было странно, потому что дедушка никогда раньше ее не давал. Белый, приятно пахнувший бензином «Москвич» был для деда предметом поклонения, самой важной вещью в жизни, которую нельзя доверить пьянице-сынку. Так думала Сашка и была поражена тем, что болезнь мамы что-то изменила. Вообще, в ней было много странного: маму положили не в городскую больницу, а в какую-то под Тулой, в неизвестном Петелино. И почему-то целую неделю ее нельзя было навещать. Хотя девчонки легко с этим смирились, даже повеселели от того, что папа рано приходил с работы, варил невкусные мучные супы, а однажды даже испек жесткий, несъедобный маковый рулет. Все это он старательно готовил по старой кулинарной книге, которой мама никогда не пользовалась. Он смешил Анюту и Танюшку, превращая готовку в игру. «Чтобы сделать антрекот, нам понадобится кот» или «Я — не козел, я траву не ем. Бе-е-е-е». Девчонки ели с удовольствием и его супы, и все остальное — несъедобное, но смешное. Мама никогда так не делала, она быстро готовила, быстро убиралась, и вообще, все делала быстро, но у нее никогда не оставалось времени, чтобы с ними поиграть. Тем не менее, Сашке мама казалась совершенством. Когда она шла с остановки, куда привозил всех рабочий автобус, а Сашка, гуляя во дворе, замечала ее, то неизменно испытывала острое, пронзающее умиление.

Маленькая, стройная, будто прозрачная в неверном свете вечернего солнца, в своем узком джинсовом платье, которое очень шло ей, в больших очках, делавших ее похожей на стрекозу — издали мама казалась сотканной из чего-то эфемерного, сказочного. И все внутри Сашки ликовало и радовалось — мама идет. Легкие белокурые волосы и танцующая, мягкая походка — Сашка считала ее самой красивой женщиной в мире.

Дома мама менялась, становясь привычной, раздражительной от усталости. Ее качества как бы перетекали в окружающую обстановку: на кухне становилось уютно и чисто, аппетитно пахло ужином, хотелось сидеть за столом и рассказать ей о проблемах, которые казались непреодолимыми. Но мама говорила: «Послушай, это такие мелочи. Пустяки. Не стоит тратить на это нервы», — и все действительно оказывалось пустяками, незначительными препятствиями, которые можно перешагнуть и жить дальше. И теперь, когда мамы не было, Сашка скучала. Но старалась подыгрывать папе, чтобы не разнюнивались Анюта с Танюшкой, каждый вечер канючившие: «Когда вернется мама, когда мы поедем к ней?»

К концу второй недели отцу надоело играть в хозяйку, он вернулся к привычному образу жизни. И девчонки ели гречневую и пшенную кашу, которую варила уже Сашка. Наконец, папа сказал, что в выходные они поедут навестить маму. И Сашка еще в пятницу испекла торт, который они теперь везли с собой в обувной коробке.

По дороге девчонки спали, навалившись на Сашу, и едва слышно сопели во сне. В их дыхании приятный детский запах смешивался с легкой вонью плохо чищенных зубов.

«Если маму сегодня не выпишут, — думала Саша, разглядывая по дороге унылые и бескрайние поля, — придется мне всем одежду стирать и гладить, мелким носить уже нечего». Стирка в доме была целым событием. Нужно было вывалить из корзины всю грязную одежду на пол, рассортировать по цветам, а потом долго крутить в стиральной машине «Сибирь» сначала на стирке, потом, переложив в центрифугу, на отжиме. А после полоскать в ванной в холодной воде. И повсюду лилась вода, а машинка билась током, и нужно было следить, чтобы сестры не зашли в ванную босиком, да и самой не наступить в лужу. Много суеты, нервов, усилий. Нет, Саша это не любила! Она любила сидеть в кресле или лежать на втором этаже двухъярусной кровати с книгой. Сашка обожала читать. По школьной программе она дочитала Шолохова «Тихий дон» и теперь для себя читала «Графа Монте-Кристо». Впрочем, в последнее время ее увлекала эротическая литература. Одну из таких книжонок — на серой бумаге, с плохо пропечатанными картинками голых женщин с томно приоткрытыми ртами — подсунул ей Слямзя. И теперь Сашка с волнением думала о том, как вернется и будет ее читать.

Со Слямзей они встречались уже неделю, каждый вечер пили у Фадея, а потом подолгу целовались в подъезде или на лавочке, если на улице было тепло. Все это время Сашка прожила в каком-то сладостном мутном угаре. Ему не было выхода, и не было от него избавления. На нее вдруг обрушилось незнакомое раньше чувство страсти. Оно не было направлено ни на кого конкретно. Просто Слямзя в ней его включил. И теперь, вместо геометрии или истории, на уроках ее занимали фантазии о разных, в основном — выдуманных, — мужчинах. Представлять настоящих — того же Слямзина, который все больше казался Сашке жалким глупым пьянчужкой, — она не могла, потому что вместо эротических включались совсем другие переживания. Да и скучно становилось со Слямзей. Даже целоваться или позволять трогать себя Сашке надоело. А зайти дальше она не могла из принципиальных соображений: первый раз обязательно нужно по любви!

Они подъехали к трехэтажному особняку с облезлой, местами отвалившейся штукатуркой, оголившей красный кирпич. На воротах Саша успела прочесть табличку: «ГУЗ. Тульская областная психиатрическая больница №1».

— Пап, а мама че, в психушке лежит?! — с изумлением спросила она.

— Не отвлекай меня, — папа делал вид, что занят. Он энергично выворачивал руль, и машина петляла по засыпанным яркими кленовыми листьями тротуарам. Саша поняла — он не хочет об этом говорить.

Конец ознакомительного фрагмента.