98_8. История одной болезни

Мария Ильинична Томич, 2021

Это история девочки, которая пережив рак в 8 лет, заставляет себя забыть этот страшный опыт. Но через 20 лет приходит новый онкологический диагноз. Вторая болезнь вынуждает вернуться к детским переживаниям и внутренний ребенок, тот, лысый и замученный химиотерапией, "просыпается" и начинает говорить.Жизнь взрослой женщины меняется, потому что она идет на диалог со своим внутренним маленьким "я". Запрятанный внутри, страшный жизненный опыт, становится «двигателем» изменений личности – героиня связывает свою жизнь с такими же детьми – болеющими раком, чтобы помогать и вытаскивать их оттуда, куда проваливалась сама 20 лет назад.Содержит нецензурную брань.

8. Второй бокс

1998

Во втором боксе лежит Маша. Мне очень нравятся девочки с таким же именем как у меня. Это так смешно говорить им «Маш!», а они в ответ «что, Маш?». Очень весело, мы всегда смеемся.

Второй бокс — он совсем рядом с нашим, где мы лежим с Юлей. Дверь в него всегда закрыта. Говорят, что Маша «тяжелая». Я не знаю, почему она тяжелая, потому что через дверь кажется, что она худая. А дедушка мне всегда говорит, что я худая и поэтому легкая. Маша «тяжелая», но я не думаю об этом. Я не понимаю, почему не могу к ней зайти. В палате у нее всегда темно. Наверное, Маше не нравится солнце. Они с мамой лежат вдвоем — к ним больше никого не подселяют. Наверное, ей одной скучно.

Юля не хочет со мной дружить, а Маша бы точно дружила, но меня к ней не пускают. Я выхожу в коридор и заглядываю через прозрачную дверь. Но Машиного лица не видно. Ее мама лежит на старой деревянной кровати у стены. Она такая низкая, почти у пола. Таких кроватей в больнице больше нигде нет. Похожую я видела только дома у бабушкиной подруги — тети Зои. Говорили, что у нее вся мебель «советская». Наверное, и эта кровать, на которой машина мама, тоже советская.

Машина кровать металлическая, такая же, как и у меня в палате. Она стоит у окна. Я не вижу Машиного лица, но вижу капельницу. Ей капают красное. Ей капают кровь.

— Мама, почему Маше капают кровь? — мне очень страшно. Все дети лысые и я теперь тоже. Всех химичат, и меня химичат. А если Маше капают кровь… Я не хочу, чтобы мне капали кровь.

Мама не объясняет, говорит что-то непонятное. А мне хочется спросить у Маши — когда капают кровь, это больно? Это так противно. Фу. Маша не выходит из палаты. Я не вижу Машиного лица. Только кровь, которая льется в Машу.

Машина мама иногда выходит из палаты, но быстро возвращается обратно. Она кажется мне какой-то маленькой. Она улыбается мне, когда видит, но почти всегда ничего не говорит. Маша и ее мама всегда только вдвоем. Им очень-очень скучно. Почему я лежу с Юлей, а не с Машей? Маша добрее, чем Юля. Почему-то я точно это знаю.

* * *

Мы с мамой приехали на вторую химию. У нас много пакетов. Мы стоим в коридоре. Снова этот запах — он тут везде. Я знаю, что мне опять будут ставить катетер. Но я не хочу маску. Я буду просить врачей ставить мне его без наркоза. Мама говорит, что не разрешат — я слишком маленькая, а это больно. Но я говорю, что потерплю. И я не маленькая!

— Во второй бокс проходите! — говорит медсестра.

Как это во второй бокс? А Маша? Там же лежит Маша…

— Мам!

Мама не реагирует, она тащит сумки по коридору, открывая дверь во второй бокс. Я забегаю следом. Пустой второй бокс. Здесь очень светло. Гладкие кровати. Металлическая и вторая. Советская.

— Мам, а Маша? — я смотрю на пустые кровати. На мамины глаза. Тоже пустые. — Где Маша, мам?

Мама берет меня за руку.

— Маш… Маша умерла. К сожалению.

Тяжелая. Она была тяжелая. Маша умерла. Гудит в голове. Умерла. Умерла.

— Мам, подожди. Я не буду в этом боксе. Она тут умерла? Я не хочу здесь лежать.

— Маш, других палат нет. Переодевайся, надо идти сдавать кровь, — мама разбирает сумки. Раскладывает вещи. Мне надо снять уличное. Кровати. Их две. Я не хочу на Машиной. Я не хочу ложиться туда, где она умерла.

— Мама, я не буду на этой, — показываю я на металлическую кровать, — тут Маша лежала.

Мама совсем белая. Моя бабушка говорит «как моль». Я никогда не видела моль, но, наверное, она как мама сейчас.

— Хорошо, ложись на эту, — мама освобождает деревянную от пакетов, — только она старая, на ней неудобно будет.

— Нормально мне! Я тут буду. На Машиной не буду. А к нам подселят же? Ты на полу со мной рядом будешь?

— Сказали, что сегодня не подселят. Я на второй кровати посплю.

На второй. Значит на Машиной. Мама! Нет, мама!

* * *

Ночь. Мама крепко целует меня и забирается под свое одеяло.

— Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, мамочка.

В боксе темно. Я у стены на старой деревянной кровати. В окне видны огоньки — это с улицы. У окна стоит металлическая кровать. На этой кровати лежала Маша, которая умерла. Сейчас на этой кровати моя мама.

Конец ознакомительного фрагмента.