Когда ты станешь моей. Книга 2

Мария Высоцкая, 2020

Они любили и любят до сих пор, но случившееся разделило их жизни на «до» и «после», сделав чужими. Каждый теперь сам за себя, один, лицом к лицу со своей болью. Впереди их ждет целая жизнь, и только им решать, какой она будет. Кто станет победителем? Гордость, страхи или же любовь? Содержит нецензурную брань.

Оглавление

Из серии: Законы безумия

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Когда ты станешь моей. Книга 2 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 2

Я смотрел на нее, маниакально отмечал каждое движение, взмах ресниц, поворот головы, ползущие вниз уголки губ, растерянные и слегка влажные глаза. Я пропускал все ее эмоции через себя, боль, слезы, истязание. Она въелась в кровь, мысли, жизнь. Она была и останется там навечно. Меня трясло вместе с ней, было страшно.

Ты не признаешься в этом сумасшедшем страхе, но поглощен им полностью.

Ей больно, и она не может справиться с этой болью, пережить. Но она сильная, моя Марина сможет, просто нужно время.

Она хотела ранить, побольнее сковырнуть медленно затягивающуюся рану. Это читалось в ее глазах. Она хотела моей боли, чтобы иметь возможность управлять своей. Для нее я бесчувственная машина. Она в это верит, верит в то, что говорит. Искренне верит, что мне все равно, что я не сожалею.

Пальцы дрожат. Смотрю на ее заплаканное лицо и не вижу больше ни черта вокруг. Только ее глаза и всю ту боль, обиду, которая там таится. Она вновь протаскивает меня, связанного по рукам и ногам, через терновник, забывая хоть иногда сбавлять скорость.

Два месяца ада. Самого настоящего, когда ты мечешься, совсем не понимая, кто друг, а кто враг. Тебе больно, а как иначе, если тебе наживую вырвали сердце?!

Я знал все, что с ней происходит. Слышал ее истерики в записи, зацикливая их по кругу. Слушал и понимал, что ничего уже не будет, это конец. Я, как последний трус, не смог переступить черту, не смог увидеться с ней. Прилетал, сидел под дверью палаты и каждый раз уходил, так и не взглянув ей в глаза. У меня не хватило смелости, может быть, где-то даже совести.

Мы согласовали наш развод сразу, как только она выписалась. Это было Маринино решение, жесткое, волевое, которое я уже вряд ли бы смог изменить.

Все время, что ее не было рядом, я лез на стены днем, мочил направо и налево неугодных, мстил, все больше погрязая в крови. Ставил цели и точно знал, к чему стремлюсь. Но все это было днем, ночью я нюхал и бухал, много, так чтобы вырубиться и ни черта не вспомнить наутро.

Поэтому о том, как эта дура оказалась сегодня в доме, не имел и малейшего понятия. Как узнал после, она живет здесь уже месяц. Эта шлюха ошивается здесь тридцать дней, а я даже не осознаю, как так получилось. Охрана показала пару записей из дома, как я ее трахал. Но я этого не помню, ни черта не помню. Впрочем, это не освобождает от ответственности.

Зажимаю пальцами переносицу, смотрю на Маринкины слезы. Хочется ее остановить, встряхнуть и попытаться объяснить, вот только смысл? Разве ей это нужно? Она приняла свое решение, не сегодня и не вчера. Я умер для неё уже давно, а сегодня, окончательно и бесповоротно закапал свою могилу, возведя крест.

Сжимаю пальцы в кулаки, когда машина скрывается за воротами особняка.

Вот теперь точно все, повторяю про себя ее же слова…

— Где эта дура? — спрашиваю у стоящего за спиной Глеба, нового начальника охраны.

— Найти?

— В гостиную ее приведи.

Взбегаю по лестнице и, зайдя в дом, подкидываю в камин дров.

— Саша, я не хотела, — это первое, что слетает с ее губ, стоит Глебу зашвырнуть ее сюда.

Она пятится назад, быстро перебирая ногами. Ей страшно, это чувствуется в каждом слове, жесте. Еще шаг, спина прилипнет к стене, и отступать будет некуда.

— Я правда не знала, что Марина здесь, я не собиралась никуда лезть… слышишь?

— Правда? — сжимаю ворот ее розовой рубашки. — А может быть, ты врешь? — бровь по инерции ползет вверх, и я тяну ее тряпки на себя. Пуговицы гроздями летят на пол, разлетаясь по паркету.

— Нет, нет. Правда, я тебе клянусь, слышишь? Саша, я не хотела, чтобы так вышло.

— Чего ты вообще здесь делаешь?

–Ты не помнишь? — всхлипывает. — Меня мать из дома выгнала, я же рассказывала…

— Да мне по*уй, — разжимаю пальцы, вытирая их о пиджак и отталкивая от себя ее тело.

Убираю руки в карманы, слегка запрокидывая голову назад.

Сажусь в кресло. Глаза касаются оранжевых языков пламени камина. Закидываю ногу на ногу, пробегая взглядом по растерянной Анфискиной мордахе.

–Хорошая шуба, — подношу зажигалку к зажатой в зубах сигарете, — долго отрабатывать придется.

Мартынова растирает по лицу слезы, но ответить мне не успевает.

Лукьян забегает в гостиную со словами:

— Партия стволов ушла, — замолкает, пробегая взглядом по Анф. — Она опять здесь? Когда ты ее уже вышвырнешь?

Пожимаю плечами.

–Зря ты осталась, — в упор смотрю на Анфиску, — за это время ты могла услышать то, что не предназначено для твоих ушей.

Марат скалится, доставая ствол.

–Мы ее здесь? Или как?

–Убери, бл*, ковер же запачкает.

Мартынова давится слезами и, подавшись вперед, падает на колени у кресла, в котором я сижу.

–Я ничего не знаю, ничего не слышала, не видела. Я клянусь.

Слышишь. Я правда ничего не знаю…

–А я в этом не уверен. Марат, вот ты ей веришь?

— Не очень, — трет рукояткой ТТ подбородок.

— Вот и я.

— Саша, я же, я же… — она озирается по сторонам, воет в свои ладони, после чего резко наклоняется, загаживая пол. Ее выворачивает на паркет, снова и снова.

— Да уберите уже ее отсюда. Глеб!

— Будет сделано.

— И далеко не отпускай, наверху заприте. Не уверен, что эта дура не взболтнет где-нибудь лишнего.

Лукьянов выходит из гостиной, и я иду за ним следом. Обогнув лестницу, попадаем в бильярдную.

— Не думал, что ты дашь ей развод, — достает кий.

— А что, мне ее в доме запереть?

–Ну… — смотрит наверх, — Мартынову…

— Не сравнивай. — Почему не сказал, что эта тут в качестве мебели?

— Думаешь Маринка бы поверила? Я себе сам уже не верю. К чему обострять и делать из неё дуру. Что с ментами?

— Все ровно.

— Всех взяли?

–Всех.

— Хорошо. Значит, будем действовать. Я хочу сделать это в Аккордовском доме, символично получится.

— Эстет херов. Ладно. Я понял.

— Сколько у нас Ломовских жизнеспособных осталось, из тех, кого взяли?

— Пять.

— Шума нет? А то такая волна самоубийств…

— Нормально, я приплатил кому надо.

— Хорошо. Я тут думал про местный нефтеперерабатывающий завод, Ломов был у них в доле, а мы чем хуже? Да и перспектив там столько…

–Что предлагаешь?

— Есть одна идея, если получится, нам понадобится юрист и платежеспособный гарант, будут нужны инвестиции.

Марина.

Смотрю на засыпающий город через запотевшее стекло машины, вытирая слезы. Как он мог? Все еще не верю в то, что видела. А ведь он даже не пытался оправдаться, сделать хоть что-то… он просто стоял и смотрел.

В Москве еще с неделю не могу заставить себя выйти из дома. Постоянно плачу, жалею себя и одновременно ненавижу за эту слабость, ничтожность. Я должна научиться жить дальше, как бы плохо и горько мне ни было. О Доронине больше ничего не слышно, совсем, и это ни черта не радует, а как меня может радовать, что любимый человек способен жить без тебя? Быть с другой, пока ты умираешь изо дня в день, ненавидишь ночь, потому что она вытаскивает на поверхность все твои страхи, парализует, заставляя повиноваться.

Боль живет во мне постоянно, и неясно, сколько это продлится. В город медленно приходит лето. Жаркое, солнечное. Отец пытается вытянуть меня на улицу, но я живу лишь работой, прихожу туда раньше всех, ухожу позже. Жизнь превращается в сплошной день сурка, и он мне нравится, с недавних пор новизна пугает, как и люди. Я же давно заметила, что боюсь новых знакомств.

— Марин, может, в кино сходим? — папа заглядывает ко мне в комнату воскресным утром, на нем серые брюки и заправленная в них белоснежная рубашка с коротким рукавом.

— Не хочется, — отрицательно мотаю головой, упираясь глазами в книгу. Уже час не могу прочесть второй абзац, перечитываю, не в состоянии уловить суть. В мыслях я совершенно не здесь, в мыслях я в прошлом, которое из раза в раз перекликается с вымышленным будущим. Сказочным, ненастоящим, тем, которое никогда не настанет.

— Марин, ну так нельзя.

Тяжелой папин вздох явно прогнозирует долгую беседу, диалог, который был между нами уже сотни раз.

— Пап, я разберусь сама, хорошо?

— Конечно разберешься, но разве, не стоит прислушаться? Сколько можно сидеть в четырех стенах? Жизнь на этом не заканчивается, слышишь?

— Я поняла.

Поднимаюсь с дивана, закрывая книгу с громким хлопком и откинув на стол, прихватываю оттуда маленькую черную сумочку на тоненьком ремешке, выскальзывая за дверь в прихожей.

Очень долго гуляю по городу, просто хожу размеренным шагом, стараясь не думать ни о чем. После полудня забегаю в небольшое кафе, несколько столиков в котором расположены под открытым небом, теплый ветер ласкает кожу, развевает волосы, и те прилипают к накрашенным помадой губам. Присаживаюсь на стул, подзывая официанта. Приветливый парень почти сразу приносит мне мое мороженое и сок.

— Девушка, — раздается позади, заставляя кожу покрыться мурашками.

Оборачиваюсь на голос, который принадлежит мужчине в военной форме. Ему слегка за тридцать, четыре ярко блестящие звездочки на погонах привлекают к себе внимание, и я на мгновение прикрываю глаза, наконец обращая взор к его лицу.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — свожу брови и не могу вспомнить, — разве мы знакомы?

— Нет, но я бы очень хотел это исправить. Константин, — браво улыбается. — Я присяду? — усаживается напротив, не услышав мой ответ.

–Вы уже присели, — закидываю ногу на ногу, — честно, у меня нет желания к новым знакомствам, простите.

— Ну может быть, вы хоть скажете, как вас зовут?

— Если скажу, вы уйдете?

–Возможно, — обнажает белые зубы, поправляя фуражку.

–Марина.

— Очень красивое имя, морское.

–Вы моряк?

— Так точно.

— Что забыли в нашем не морском городе?

— Командировка, второй день как приехал.

— Откуда?

— Из Владивостока.

— Никогда там не была.

— Мы всегда это можем исправить.

— Мне кажется, вы обещали оставить меня одну, если узнаете мое имя?

— Обещал и выполняю, — достает из нагрудного кармана блокнотик и, нацарапав что-то ручкой, протягивает мне вырванный листок, — буду ждать вашего звонка, Марина.

— Я не позвоню, — пожимаю плечами.

— Я все же верю в удачу. Надеюсь, что мы еще увидимся.

— Прощайте, Константин.

— До свидания, Марина.

Закатываю глаза и, смяв листок, хочу оставить его в пепельнице, но в последний момент почему-то все же кидаю его в сумку.

Домой возвращаюсь в приподнятом настроении, впервые за долгое время я думаю о чем-то кроме своих трагедий и проблем. Поднимаюсь на этаж, а открыв дверь и увидев черные лакированные ботинки, застываю как вкопанная. Из кухни доносятся голоса, делаю шаг и резко останавливаюсь. Нет, нет… почему сегодня, сейчас?

Сашкин голос становится ближе, и через секунду он оказывается стоящим напротив меня в другом конце коридора. Смотрю на его лицо и не могу оторвать глаз. У него, как и всегда, цепкий взгляд, темный, завораживающий и одновременно до жути пугающий. Переминаюсь с ноги на ногу, не в силах выдавить из себя хоть слово. Доронин убирает руки в карманы, изучающе бегая глазами по моему телу.

–Ты похудела… еще больше.

— Зачем ты приехал?

— Были дела, решил зайти в гости.

— Не думаю, что тебе тут рады…

— Ты сейчас говоришь о себе? Твой отец устроил мне более чем радушный прием.

— Ухо….

Не успеваю договорить, как папа, вышедший вслед за Сашкой, берет с полки ключи от дома и, обойдя меня стороной, молча выходит из квартиры. Предатель, хочется крикнуть ему это вслед.

Не смотрю на Доронина и, не проронив больше и слова, захожу в свою комнату, конечно, он придет сюда за мной. Придет, усядется на диван, что, собственно, и происходит за моей спиной, пока я, стоя перед зеркалом, снимаю сережки, укладывая те в шкатулку.

Сашка смотрит на мое отражение, а после резко выпрямляется и в пару шагов пересекает разделяющее нас расстояние. Кладет ладони на мою талию, подвигает к себе, громко втягивая воздух рядом с моим виском. Его губы едва касаются кожи, а я словно зачарованная, стою и не могу пошевелиться, оттолкнуть, сказать хоть что-то, меня будто ввели в транс, внутри я кричу, вырываюсь и яро желаю, чтобы он ушел, внешне же больше похожа на неприступную ледяную статую, которая только и смогла, что вздернуть правую бровь.

— Я так хотел тебя увидеть. Очень хотел тебя увидеть, — шепотом, перебирая пальцами пряди моих волос.

— А как же Мартынова? Уже не удовлетворяет? — искривляю губы, желая уколоть побольнее.

По Сашкиному лицу скользнула усмешка, и он резко отдернул руку, поворачиваясь ко мне спиной. А разве не ты хотела все закончить? Не ты решила, что так будет правильнее? К чему сейчас устраивать драму?

— Доронин, ты пришел в мой дом, хочешь чему-то меня поучить, выказать, насколько я виновна, говоришь, что соскучился, а сам все это время спишь с другой бабой, даже живешь с ней. Не это ли странно? Я ушла, потому что этого хотела. Хотела все изменить, и сейчас хочу того же, зачем ты приехал? Я тебя не ждала, не жду, пойми это наконец. Теперь у каждого из нас своя жизнь. Если тебе нравится, то мне нет дела до того, что в ней присутствует Анф, нет. Но прошу тебя, не нужно меня мучить, не приходи, не появляйся здесь больше. Слышишь?

Саша растирает лицо ладонями, поддевая висящую на спинке стула сорочку пальцами, ухмыляется и, отбросив тряпку на диван, резко повернувшись, начинает наступать.

Именно наступать, хищно, бесшумно, словно пума. Сглатываю, упираясь бедрами в тумбочку. Дыхание учащается, как и биение сердца.

— Не подходи, — говорю громко, но спокойно, я вижу, как его глаза застлала темная пелена, улавливаю еле ощутимый запах алкоголя…в таком состоянии он способен на все что угодно, более того, именно таким он сюда и приехал, просто я совсем не заметила это сразу. Он взвинчен, выпил, зол, явно на нервах, и способен на любую глупость.

— Саша… — вытягиваю ладонь, упираясь ему в грудь, но он беспрепятственно отводит ее в сторону, продолжая наступать.

— Зачем ты делаешь это с нами? Иногда я готов задушить тебя голыми руками за твое упрямство. Чего ты хочешь? — шепотом, проводя языком по мочке уха.

Меня охватывает паника, смешивающаяся со сладкой дрожью предвкушения. Каждое его прикосновение опаляет, тихий голос сводит с ума, заставляя терять рассудок, я путаюсь в собственных мыслях и желаниях, а он продолжает ласкать, медленно спускаясь к шее. Руки с силой притискивают к себе, пальцы нагло пробегают по бедру, задирая подол платья. Хочу отшатнуться, но он не позволяет, только смотрит так, словно готов сожрать, прямо здесь, сейчас.

— Не трогай… меня, — сглатываю вставший горле сухой ком, — не смей, — внутри начинается паника.

— Тебе нравится, я это вижу, чувствую. Я всегда тебя чувствую.

— Не надо, — с надрывом.

Я не хочу, действительно не хочу этого. Это жестко по отношению ко мне, бесчеловечно.

–Замолчи! — стискивает мое тело, резко разворачивая к себе затылком, — молчи, — хаотичные миллионы поцелуев на спине.

Платье трещит по швам, и стоит ему рвануть ткань, как она разлетается на лохмотья, оставляя меня в одном белье.

— Я не хочу, слышишь, не трогай! Уходи! Не надо, не надо…

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Когда ты станешь моей. Книга 2 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я