Темный мир. Равновесие

Марина и Сергей Дяченко, 2013

Меня зовут Даша Лебедева. Филфак МГУ, второй курс. Я растяпа и, в общем, середнячок. Когда раздавали таланты, меня явно оттеснили куда-то в конец очереди… До того, как все это завертелось, я и не догадывалась, что серебряный кулон, доставшийся мне от отца, – мощный артефакт и с его помощью можно видеть Теней. Я и представить себе не могла, что эти ужасные бессмертные создания, которые высасывают из людей радость, любовь и жизненные силы, будут угрожать моим близким. И, конечно, даже не подозревала, что на меня могут обратить внимание сразу двое парней – самоуверенный мажор Сэм и честный добряк Миша. Но обо всем по порядку. А началась эта история с того, что я умерла…

Глава четвертая

Реальность, данная в ощущениях

— Ты извини, у нас бардак, — сказала Лиза.

— Впрочем, как всегда, — вставил Гриша.

— А кому не нравится, может убрать! — парировала Лиза, и я мысленно ей зааплодировала.

У них была самая уютная квартира из всех, что я видела в жизни. Может быть, мне показалось по контрасту с ледяным подземельем, но чувство было такое, будто ты вернулся домой после долгого путешествия. И велосипед в прихожей, и картины на стенах, и зарядный шнурок от мобильника, торчащий из розетки, как лиана, сочетались и складывались в единый образ теплой родной норы.

Я заглянула в комнату. Здесь картин было много, им не хватало места. На экране компьютера в углу мигала и переливалась галактика. На полу, свесив желтый язычок чайного пакетика, стояла пустая чашка.

— Дарья! — крикнула из кухни Лиза. — Бутерброды будешь?

Я подумала, что уже два года в Москве, а друзей, чтобы прийти в гости, у меня нет. И ни в одном городе не было — до сих пор.

На кухне по стенам тоже были развешаны картины (я уже догадалась, что это Гришины). Над головой Лизы цвела сакура и возвышалась Фудзи; Лиза рвала полиэтилен на упаковке с колбасой с видом Самсона, разрывающего пасть льву. Из тостера выскочили поджаренные квадратики хлеба.

— Бери! — Лиза протянула мне вскрытую упаковку.

Я посмотрела на свои ладони:

— Можно руки помыть?

Вход в ванную оказался сразу за дверью кухни. Я вошла…

На вешалках пестрели махровые полотенца. На полочках толпились шампуни и батарея косметики. Отдельно на гвоздиках развешаны были рыболовные снасти. Вода в ванне оказалась покрыта толстым льдом, сантиметров пятнадцать, если судить по краю узкой полыньи. Лед кое-где был покрыт свежей рыбьей чешуей.

— Эй, — услышала я свой голос, — у вас тут в ванне… Это так надо?

— Если тебе душ принять, ты скажи, — отозвался Гриша. — Но тебе же только руки помыть, да?

Из крана текла нормальная, коммунальная, теплая московская вода.

Когда я наконец вернулась в кухню, там были готовы бутерброды и кофе. Несколько минут мы молча ели, и это были, пожалуй, очень хорошие минуты в моей жизни. Очень спокойные и счастливые, несмотря на лед и чешую в ванне.

— Ребята, — сказала я наконец, — а где вы моетесь?

Лиза покосилась на Гришу:

— А это хороший вопрос…

— В соседней гостинице, — отозвался тот как ни в чем не бывало.

— Бегаете с полотенцами… по улице?

— Зачем? — удивился Гриша. — Открыл рамочку, помылся в номере, закрыл рамочку… Все просто.

Я мигнула:

— А если там, в этом номере, уже кто-то моется?

Гриша обезоруживающе улыбнулся. За него ответила Лиза:

— Тогда тоже просто. Тогда извиняется, уходится. Иногда с той стороны визжится очень громко…

— Понимаешь, — проникновенно сказал Гриша. — У меня в ванне, на дне, нарисован уникальный портал… рамка в зимнее озеро тысяча восемьсот двенадцатого года. Ловится, прикинь, осетр! Стерлядь! Экологически чистая рыба!

Он привстал, открыл морозилку — она была забита до краев. Я разинула рот: действительно осетр. И еще что-то, с крупной чешуей и огромными хвостами. Полная морозильная камера.

— А готовить некому, — пробормотала Лиза. — Приходится тупо жарить… Кстати, ты рыбу умеешь готовить?

Она поглядела на меня довольно-таки хищно, я прикинула объемы работы, запрятанные в морозилке, и на всякий случай помотала головой.

Мы съели еще по бутерброду.

— Гриша, — сказала я, когда молчать стало невмоготу. — Там, в подземелье, такой портал, как ты рисуешь?

Он замахал руками:

— Ну что ты! Вообще несопоставимо! Я открываю маленькие окошки туда-сюда, всего на пару минут. А там здоровенная дыра в Темный Мир. Ее никто не рисовал, говорю тебе, ее пробили ковшом экскаватора, это было несчастное и очень маловероятное сочетание факторов… Вот ты знаешь историю Чернобыльской катастрофы? Ее вероятность была ноль целых ноль-ноль…

— Гриша, — сказала Лиза, внимательно за мной наблюдая. — В некоторых случаях лишняя информация ничего не проясняет. Дарья, ты не заморачивайся, как это работает. Это объективная реальность — как налоговая система или как устройство ДНК. Она существует вне наших представлений, но иногда дается нам в ощущениях… Правда, не всем. Есть Тени — ты одну сегодня видела. Есть служба Доставки, она ловит Теней, доставляет к порталу и выкидывает обратно в Темный Мир. Все!

За окном выглянуло солнце. Я протянула руку над столом — тень от моей ладони упала на колбасный кружочек со следами зубов.

— Тени… что это такое?

Гриша вздохнул:

— Фрагменты враждебной материи… оформленные в человекоподобных существ. Примерно так. Там, где они сидят — в чужом пространстве, которое мы для простоты называем Темный Мир, — недостаточно ресурсов, они лезут к нам, ну, как клещи в лесу — на тепло, на свет.

Я обнаружила, что растираю висок, то самое место, где видела у Насти призрачную «татуировку»:

— Моя соседка в общежитии…

— Жертва, — авторитетно кивнула Лиза.

— Что с ней будет?

Гриша и Лиза переглянулись.

— Она жива, — сказала Лиза с некоторым сомнением в голосе.

— А что, могла умереть?!

— Разные бывают Тени, — сказала Лиза и поджала губы. — Некоторые жизнь высасывают… Некоторые отбирают время…

— А эта конкретная?

Они не спешили отвечать.

— О чем парилась твоя соседка? — спросил после паузы Гриша. — Ну… что ее волновало в тот вечер?

— Проблемы с парнем. Она его ждала, он не пришел, она обиделась…

— Ты не помнишь, Тень при этом что-то пила или ела?

— Не… Подожди, пиво! Она пила пиво из горлышка, как шпана под забором!

— Выпила до дна или что-то осталось?

Я вспомнила бутылку, пролетевшую мимо моей головы, звон стекла и хруст под ногами.

— Все выпила.

— Не повезло твоей соседке, — сказала Лиза.

— В смысле?

Они опять помолчали. Переглянулись. У меня заболело сердце.

— Любовь, — сказала Лиза. — Тень высосала из твоей соседки ее любовь, и мы не успели прервать транзакцию.

Гриша потянулся, хрустнул суставами:

— Так, девчонки, я спать. Ночку честно отдежурил…

— Что с ней теперь будет? — я не давала Лизе отвести глаза.

— Ничего. Так и будет жить.

— А… ее парень…

Лиза устало махнула рукой — все, мол, не о чем говорить.

— И она больше никогда не влюбится?!

— Не знаю, — Лиза встала, собирая мусор со стола. — Может, когда-нибудь. Но вот та любовь, что у нее была, — ее Тень сожрала до капельки.

— И мы так просто ее отпустили?! — я тоже встала.

— А что с ней было делать? — очень грустно спросил Гриша. — Судить? Штрафовать? Осиновый кол вбивать? Так не поможет — это тебе не вампиры, это полностью бессмертные в нашем мире твари, их — только на выход, только в портал…

Я потянулась к амулету на шее. Коснулась и отдернула руку:

— Если бы я не копалась так долго… Не бегала туда-сюда, не рылась бы в урне…

— Ты куда? — с подозрением спросила Лиза.

* * *

Прежде чем звонить, я вышла в коридор и прикрыла за собой дверь кухни.

— Лебедева, мне некогда, — сказала Настя. — Я на пары.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно! Прямо камень с души.

— Послушай, Павлик, он на самом деле…

— Да пошел он, — отозвалась моя соседка, и в голосе ее не было ни тоски, ни отчаяния, ни злости, ни единой эмоции — спутницы неравнодушия. Она говорила легко, как о картонном стаканчике.

— Он тебя любит!

В трубке заревел Настин фен для волос — я узнаю его из тысячи, в прошлой жизни этот фен был пароходной сиреной.

— Пока! — крикнула Настя. — Мне выходить через минуту!

Я обнаружила, что дверь в кухню открыта и Лиза стоит на пороге.

— Ты брось себя ругать, — начала она тоном старшей мудрой подруги. — Если бы ты не нашла вовремя эту Тень — она продолжала бы крутиться вокруг универа и сосать из людей любовь.

— Так что ты много людей спасла, — добавил Гриша из-за ее плеча.

— И вообще, тебя надо поздравить — ты теперь работаешь в службе Доставки! — Лиза принялась жать мне руку. — Поздравляем!

Я выдавила улыбку:

— Спасибо… Мне на первую пару вообще-то. Я пойду?

* * *

Двор утопал в зелени. Стояла тишина, неожиданная для Москвы. Бетонный парапет был покрыт причудливыми граффити — не Гришиными. Обыкновенными. Старушка выгуливала йоркширского терьера.

— Простите, — спросила я у нее, — что это за район?

Она поглядела на меня, и в ее глазах я увидела свое отражение: беспутная девчонка, скорее всего, наркоманка, всю ночь прогуляла на чужой квартире и даже не помнит где!

Страшная мысль заставила меня нервно подобраться:

— Простите, а это вообще… Москва?!

Старушка молчала, обдавая меня безмолвным презрением. И я бы ушла, не смея требовать ответа, но тут меня окликнули от подъезда. Лиза шла по дорожке — свежая, будто не было бессонной ночи, в джинсах и футболке.

— Пошли. Я тебя подвезу.

* * *

У нее была ярко-синяя «Шкода», забитая в колонну припаркованных соседских машин так плотно, что я в первый момент подумала: здесь не выехать.

Лиза села за руль и, не повернув головы, а только по зеркалам, выбралась за несколько секунд — четко, сухо, профессионально. Я молча позавидовала.

Мы выехали на улицу, чье название мне ничего не говорило. Впрочем, из всей Москвы я знаю всего несколько районов.

— Эти картины у вас — они Гришины?

— Нравится? Его.

— Он художник?

— И это тоже.

Она вдруг улыбнулась:

— А ты хорошо держишься. Прямо стойкий оловянный солдатик.

— Я?!

Шустрый внедорожник «Мерседес» грубо подрезал нас посреди улицы.

— Из-за таких сволочей люди бьются, — Лиза пристально посмотрела «Мерседесу» вслед.

Я увидела, как под ее взглядом вминается полированное крыло без видимых причин, как летят чешуйки краски, как дергается и кривится бампер. Машина была в двадцати метрах перед нами; водитель вильнул, от неожиданности прибавил ходу — и почти сразу же остановился. В зеркало заднего вида я могла наблюдать, как он бродит вокруг своей тачки — нахальный пацан, получивший щелчок по носу среди бела дня…

— Разрыв шаблона, — пробормотала Лиза. — В другой раз подумает.

— Ты даешь, — я закашлялась.

Лиза кивнула:

— Ненавижу этих… с куплеными правами. Один такой Гришку сбил.

— Когда?!

— Давно. Гришке было двенадцать лет. Почти два месяца в коме. Думали, не выкарабкается.

Она ловко обогнула пробку у светофора — по узкой дорожке за гаражами, и видно было, что она это делает не в первый и даже не в сотый раз.

— А ты думаешь, как Гриша в Темный Мир вляпался? Вот так и попал. Все мы с отметиной… У тебя что было?

— Да так…

— Потом расскажешь, — легко согласилась Лиза. — Тебя к какому корпусу подвозить?

* * *

Пара должна была начаться через несколько минут. Попрощавшись с Лизой, я остановилась у скамейки и вытащила телефон.

— Мама? Доброе утро… Нет, у меня все хорошо, просто звоню, просто…

Я задержала дыхание.

— Я тебя очень люблю, ты об этом знаешь? Вот так. Обнимаю.

Вокруг шли, бежали, смеялись, ругались, сопели, доедали на ходу бутерброды мои соплеменники — студенты. Я брела, как сомнамбула в лесу, никого не замечая, преодолевая головокружение, не уверенная, что вообще доберусь сегодня до аудитории.

Это случилось со мной. Теперь уже грех сомневаться. Я просто девочка, просто серая мышь, с раннего детства поставленная в строй грубым окликом воспитательницы: «Ты что, Лебедева, лучше других?!»

Нет, я не лучше. Но и не хуже. Я доказывала каждый день маме, учителям, одноклассникам — я это я, я остаюсь собой, даже когда вы меня обижаете, незаслуженно выставляете тройку в журнал или лепите жвачку на лоб. Если я изменюсь — по своей воле, а не по вашей. Я не ждала своего чуда, но оно пришло.

Теперь я работаю в службе Доставки. Доставляю не мебель и не пиццу, а жутких Теней к порталу в подземелье. Мне не положена униформа с крыльями, или маской, или трусами поверх брюк. Но я вас всех, наивные мои сограждане, защищаю от страшной опасности, о которой вы…

Что-то мелькнуло впереди на аллее, пересекло мой путь, обдало меня ветром. Велосипедист? Хуже. Наездник на сигвее, в последнее время их все больше.

Он пересек дорожку и развернулся, верхние пуговицы его светлой рубашки были расстегнуты, в глазах выражение типа «блистательный мачо». Замедлил ход, собирая любопытные и завистливые взгляды, откинув голову, подставив лицо ветру — точь-в-точь римский патриций, который выехал прогуляться на колеснице, поприветствовать горожан, снисходительно кивнуть обожающей его черни. Я уже видела этого героя — он был приписан к первому курсу нашего факультета, коммерческое отделение. Звали его Захар или Матвей, как-то так, у него был парк из нескольких иномарок, каждая по цене скромной московской квартиры. Что он делал на филологии — оставалось загадкой для всех, в том числе для декана. То ли сынишку наказал суровый отец, постоянно проживающий в Лондоне. То ли звездный мальчик проиграл спор. То ли ему совершенно все равно было, где числиться. В будущем году его вот так же назначат генеральным директором какой-нибудь папиной фирмы — он не изменится ни на йоту, будет раскатывать на сигвеях, менять машины и смотреть поверх голов.

— Девушка, хотите покататься?

Я повертела головой, соображая, к кому он обращается. Он, оказывается, уже сделал круг по аллеям, догнал меня и теперь смотрел сверху вниз, как подобает патрицию с колесницы.

— Спешу на пару, — отозвалась я сухо. — Спасибо.

Он обогнал меня и опять вернулся:

— А разве так не быстрее?

Вокруг собралась не то чтобы толпа, но группа заинтересованных граждан, точнее, гражданок. Я невольно почувствовала себя в центре внимания, совершенно некстати.

— Покатаетесь? — он спрыгнул с сигвея, широким жестом указав мне дорогу. У него были роскошные, издевательские, зеленые глаза — как у плута в старинном романе. Как у принца, который зачем-то переоделся плутом.

— И куда здесь нажимать? — спросила я небрежно.

Эта штука оказалась лучше, чем я думала. Сигвей — забавная машина, на нем установлены гироскопические датчики; если не знаете, что такое гироскоп, посмотрите на детскую юлу. Почему она не падает, стоя на тоненькой ножке?

Наклонившись вперед, я разогналась, на сколько хватило мотора. Люди шарахались на моем пути. Я катила не на занятия, а прямо в противоположном направлении — от своего филологического корпуса к главному. Я собиралась развернуться, вернуться по своим следам и отдать чудо техники запыхавшемуся владельцу.

Я ошиблась. Хозяин сигвея запыхался, но не отстал: едва повернув, я в него чуть не врезалась.

— Хорошо бегаешь, — я спрыгнула с сигвея.

— Разряд по легкой атлетике. Понравилось?

— Спасибо.

Группа заинтересованных гражданок никуда не делась — наоборот, стала плотнее. Завтра по общежитию поползут слухи, один удивительнее другого. Причем никто не станет рассказывать, как я была в подземелье под университетом и видела портал в другой мир. Вместо этого чужая фантазия подсунет мне новую биографию в качестве подруги Бонда… то есть Матвея, или Захара, или…

— Кстати, меня зовут Семен. Для друзей Сэм.

— Дарья, — представилась я и еле сдержала приступ нервного смеха. — Ну извини, я правда опаздываю…

И припустила бегом.