Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение

Марина Хробот

В глухой славянской деревне Явидово идёт привычная жизнь. Люди занимаются домашним хозяйством, растят детей, почитают Древних Богов, влюбляются, женятся и хотят быть счастливыми. Но наступил XI век. По Руси идёт волна Крещения. Население городов и деревень сопротивляется новой вере, а она насаждается Огнём и Мечом. И скоро непонятная для населения новая Вера приходит в ближайший город Сукромлю, что сказывается на каждом жителе. Молоденькая охотница со странным, для того времени, именем Василиса мечтает о свадьбе с княжичем Милояром. Жители деревни Явидово о достойной встрече главного праздника зимы — Масленицы. Дядя Василисы о коне. Тётя Болеслава и её соседки о скорых лёгких родах. А вот Ведунья мечтает о спокойствии для себя и пяти деревнях вокруг. Но не всегда наши мечты исполняются, именно так, как нам хотелось бы.

Деревня Явидово. Приятная суета

Сняв петлю с калитки, во двор вошла Любаша.

— Вечер добрый, — проговорила она, не отрывая взгляда от оленёнка на волокуше. — Вот, зашла по-родственному, всё-таки муж мой, Ратибор, тебе, Домослава, двоюродным братом приходится. Помощь нужна?

— Нужна! — Резко ответила хозяйка. — Других родственников от мяса отгонять! Полдеревни сейчас на запах слетится.

Нахмурившись, Любаша положила руки на выпирающий из-под короткой шубки большой живот.

— Грех её обижать, — тихо, но настойчиво сказала Василиса. — На сносях она.

— Я тоже, — чуть тише проговорила Домослава. — Я тоже со следующего месяца буду на сносях.

Не считая нужным влезать в женские разговоры, Ведогор заворчал, примиряя женщин.

— Чего время теряем? Завози, супружница и ты, Любаша, на задний двор волокушу, к навесу для свежевания. — Забрав у Домославы сапоги, он протянул их вверх, на крыльцо, Василисе. — А ты снеси обнову в дом.

С мужем спорить Домославу не учили, и она смирилась с его решением, тут же шлёпнула себя ладонью по лбу.

— Погоди, Ведогор, там бабские тряпки висят.

— Тьфу ты, нечисть какая… — Свояк Васи плюнул перед собою, затем за левое плечо, — Беги, Васька, занавешивай.

В один прыжок Вася проскочила в сени, к берестяному ларю. Откинула крышку, достала четыре куска грубого полотна, а на остальные сверху положила сапоги. И тут же, чуть не упав, выскочила на задний двор через тёмный выход.

За домом, на малых кровяных вешалках, мотались стираные тряпки. Как часто бывает, у женщин, живущих вместе, месячные у них приходили одновременно.

Накрыв тканью замёрзшие на морозе тряпки в неотстиранных разводах, Василиса обтёрла руки снегом.

— Идите! Спрятала от глаз и звериной крови! — Крикнула она и, глянув на стемневшее небо, стала утаптывать снег перед столбами для свежевания скотины.

На зимней стороне дома, на стене сушились распяленная шкура медведя и трёх волков. Шкуры защищали скотный двор, пристроенный к дому от ветра и избавлялись от блох. Медведя добыл ещё отец Василисы, Богуслав.

* * *

Навес для свежевания был сделан из двух сосновых брёвен, подпиравшихся с трёх сторон деревяшками поменьше. Сверху перекладиной служил обтёсанный ствол осины, зажелтевший от времени. А над перекладиной, под сугробом снега, серела узкая крыша. Рядом с навесом стоял широкий пень для обработки добычи, чуть дальше пестрел в снегу большой каменный валун, размером с телёнка. Вытащить его со двора за последние лет сто не смогли, и Ведогор приспособил валун для заточки ножей.

С тёмного выхода из дома, боясь поскользнуться, спустилась Годислава, держа в охапку горшок с углями. Поставив его на разделочный пень, достала из-за пазухи кожаный чехол с ножами. Передавая его Ведогору, быстро вынула из кармана передника берестяную плоскую бутыль с крепким ягодным вином, и свояк в пять глотков влил её в себя, запрокинув голову.

К разделочному пню волокушу с оленёнком притащила Домослава. Из скотного двора послышались тревожные блеяние овец, козье мекание и рёв кабанчика.

— Чувствуют, светлые души. — Строгим взглядом Домослава заметила ничего не делающую, по её мнению, невестку. — Годя, хватит топтаться, разводи костёр.

— Ага, — согласила та, и сложила приготовленные дрова в шалашик, сухую бересту всунула в середину. Быстро высыпала на неё тлеющие угли. Огонь сразу же занялся.

К каменному валуну подошел Ведогор и, смахнув снег, стал точить ножи, выбивая искру.

В стороне стояла Любаша.

— Кадушки для кишок принеси! — Приказала Домослава Любаше, скребя пень для разделки. — Они под навесом, сразу за летним нужником!

— Бегу! — на ходу отвечала родственница.

— Вася, метнись в дом за тёплой водой, что в вёдрах у печи! — Продолжала указывать Домослава, и Василиса побежала к заднему крыльцу. За нею похромала мама, но Домослава крикнула свояченице в спину. — А ты, Годя, не ходи! Опять на ступенях навернёшься, итит твою ленивую.

И все говорили взбудораженными голосами, весёлыми от удачи. Ещё бы! Мясо в доме об эту пору! Небось, вся деревня прислушивается и завидует.

А зимняя ночь всё гуще темнела, и следовало торопиться.

— Больше дров бери! — Кричал Ведогор в сторону поленницы, где Годя накладывала на санки дрова. — Чтоб и видно было, и руки не помёрзли.

— А одного костра хватит? — решила вставить Годислава и своё слово в общее дело. — Может, второй и третий? А то морозец крепчает.

— Три, оно, конечно, лучше, — согласился свояк и повернулся к запыхавшейся соседке держащей сложенные одну в другую кадушки. — Любаша, помоги Годе. Домослава, хватит скрести пень, сотрёшь до земли.

* * *

Войдя в комнату, Вася застала разделку белок. Бабуля ловко надрезала шкурки у лапок и под хвостом. Шкурку снимала цельной, и тут же нанизывала через глазки на верёвку. Оставшуюся тушку легко надрезала и потрошила, отложив в специальную плошку с крышкой желчный пузырь, на скворчащую сковородку потрошки и желудок, а сами тушки в горшок с водой, стоящий в печи.

— Тебе сегодня положены желудки, — с удовольствием ворчала Снежана. — Добытчица ты моя.

— Ба, я только два съем. — По комнате пошел запах жареных орехов и хвои, того, чем питались белки. — Два тебе, остальные оставим Соте.

— Тогда ешь. — Подцепив желудочек ложкой, Снежана понесла внучке горячее ароматное мясо и по пути к столу, запнулась о ткацкий станок, стоящий у стены. — Когда же вы его отнесёте в новый дом? Все ноги об него отбила. — Она протянула ложку внучке. — Кушай, радость моя. И иди на двор, соблюдай обряд.