VIP-места со столиками

Марина Исаченко

Все персонажи книги вымышленные. События настоящие.Жизнь – это калейдоскоп сюжетов, которые примеряются к разным людям в разное время. Иногда, узор застревает, и повторяется. Люди это называют «рок». Я бы назвала У-рок. А книга – пособие с задачами. Персонажи решили их так, а как бы решали ВЫ?

— ГЛАВА 2 —

Поджимая живот, как раненная собака, волочась грудями по снегу из канавы, из-под мусора, набросанного на неё, ползла женщина. Мысль о дороге — была последней её мыслью. Теперь тело двигалось само, подчиняясь заданной программе. Глаза уже были не нужны, они были ещё открыты, но может теперь их закроет чужая рука.

Последняя мысль впечаталась в остывающие мышцы, в черты лица, в оскал боли и ненависти, поэтому тело ДОЛЖНО БЫЛО ПОЛЗТИ и ползло. За что-то зацепилась нога, но не боль уже мешала, только слабость. Второй ногой тело упёрлось сильнее, скрюченные пальцы вспахали наледь, и ещё десять сантиметров пути было пройдено.

Тело продолжало ползти, а душа уже смотрела последний земной фильм. Вся жизнь проносилась перед глазами, но не постепенно, а вокруг: спереди, сзади, слева и справа, всюду — картины возникали, толпились, и сразу было ясно, где она ошиблась, где была права, что в её жизни самое важное, как она выполнила божественный замысел. В доли секунды уложились годы её побед и поражений. Много, много она сделала правильно, все, что нужно успела…

В идиллию смертного покоя опять вторглась боль. Женщина зашипела, и смутно различила, нет, скорее почувствовала свет фар, полотно дороги и краем зрения — ноги в ботинках. Жива?.. — шелохнулась мысль, отняв последние силы. Опять накрыло болью, судороги скрутили пальцы и желудок и на пересечении сознания и смерти она услышала вопль ужаса. «Помоги…» — были последние её слова. Покой опять поглотил её.

***

«Дёрнул же чёрт отлить!» — думал про себя Яков, сидя в машине, разрывая дрожащими руками истрёпанный лист, попавшийся в кармане. Сигарет в машине не было. Он бросил курить неделю назад. А хорошо, если бы были. Первый испуг уже прошел, но ещё давал себя знать слабостью. С женщинами ему никогда не везло. Последняя, после года совместной жизни за его счёт и в полном довольствии, на предложение создать семью ответила, что он не нужен ей, потому, что без машины и бизнеса он просто ничто, что она мстила мужскому роду, встречаясь с ним, а теперь насытилась местью и он может «быть свободен»… Она отвратительно засмеялась, и он ударил её по лицу — залепил пощёчину, чтобы хоть чуть-чуть сбросить ощущение грязи, но стало только хуже.

А теперь вот, уткнувшись лицом в стылую грязь, на дороге лежал изуродованный труп женщины. Писать больше не хотелось. Он осветил мобильником её голову: страшное месиво из волос и крови. «Действительно «ничто», — думал он о себе, и чувствовал, как по брюкам и дорогим ботинкам стекает тёплая жидкость. «Опять! — последний раз он описался в пятнадцать лет, в летнем лагере, и вожатая, весёлая и красивая девчонка, громко смеялась над ним, пока не пришли другие вожатые и ребята. Он же так и стоял: толстоватый, растерянный в холодных мокрых трусах. Ей сказали уйти, ему — переодеться. На следующий день его забрали домой родители — он не мог там оставаться.

«О чём я думаю! Вот дурак! Надо ехать отсюда, быстро!!! Для неё всё кончено» — Он прекрасно знал, что только мертвый человек падает лицом вниз, но на всякий случай, зачем-то повернул боком голову трупа. Он даже сел в машину, но не поехал, а вернулся, поднял её, прижал к себе, стараясь накрыть как можно больше наготы курткой, бережно положил на задние сиденья. Набрал скорую.

Теперь в его машине полулежала страшная остывающая кукла с размозженной головой — вот потеха! — Он вдавил педаль газа в пол.

Ещё через двадцать минут он передал находку МЧС-овцам, а сам, как свидетель (и частично, подозреваемый) поехал в ближайший участок. На следующий день обвинение с него сняли, так как женщину удалось спасти, «раны и удары она получила за несколько часов до его вмешательства, а сейчас она находится в реанимационном отделении московской городской больницы». Его выпустили, предварительно поискав другие промахи, но ничего кроме подозрительно-воняющих пятен на брюках, не обнаружили. Да это и не удивительно: голая грязная «милашка» с раздробленной головой — не частое зрелище даже на дороге.

Шло время. Врачи боролись за её жизнь. Несколько раз Яков приходил её навестить, но его не пустили. Тогда он стал звонить временами, когда на душе было тяжело или грустно. На всякий случай он оставил телефон лечащему врачу.

Он делал всё это не из жалости, и даже не из интереса к этой женщине — не известно ведь, кто она и как жила. Вообще, он приходил от одиночества, которое так и не стало привычкой. Он, красивый по-своему мужчина, из тех солидных мужчин, которым даже лысина к лицу и весь вид говорит о благонравии и состоятельности, даже не понял, как случилось, что к сорока годам он остался вдруг совершенно один. Приходя в свою комфортную, но совершенно нежилую квартиру, он иногда ловил себя на мысли что ему тошно даже открывать дверь — всё равно его не ждёт никто. В таком настроении он подобрал однажды котёнка, и это было единственное существо, нарушавшее пустоту комнат.

Теперь, когда накатывало ТАКОЕ настроение, он звонил в больницу.

Завистники уже открыто посмеивались: красивый мужик, а в обществе женщин и не увидишь! Может ориентация не в порядке? Тех девушек, которых он знакомил с родителями, очень скоро простывал след, и он устал оправдываться перед мамой за свою неуклюжесть в отношениях. Однажды он даже пробовал встречаться с рокершей, похожей на молодую ведьму, но и она улетучилась с запахом марихуаны в тот вечер, когда он понял, что это за запах.

Настал день, когда раздался звонок и сообщили, что женщина, найденная им, очнулась. Он приехал немедленно. Ему разрешили войти в палату. Но около порога он так разволновался, что не решился подойти близко к постели. Остановился в дверях и даже не заметил, что молоденькие медсёстры одна за другой тихо вышли.

Яков впервые мог разглядеть её. Тоненькая, с желтоватой полупрозрачной кожей, она спала и тихо дышала. У неё было неправильное лицо, большие скулы, большой рот, тощая шея, большая, бритая на лысо, голова. Всё это выглядело не реально, как мистический сюжет о смерти ангела. Глядя сейчас на её подростково-узкие плечи, не возможно было представить, что у неё могла быть другая, прошлая жизнь. Повязки сняли, но корки ссадин и жёлтые пятна синяков напомнили ему о той ночи на дороге. Его стало мутить. Из-за спины он услышал голос врача:

— Ей тридцать с хвостиком, рожала, — давно, правда. Есть вероятность, что повреждены речевые центры — может не говорить. По крайней мере, когда приходит в себя, стонет и произносит нечто нечленораздельное. Скажите, есть у вас хоть какая-то информация, кто она?

— Нет, ничего. Милиция считает, что она могла быть начинающей проституткой. По крайней мере, в базе данных не числится.

–!?.. — брови эскулапа поползли вверх, — странно, что с таким отношением он вообще спас человека!

Врача звали Антон Семёнович. Это был врач старой закалки, медик от рождения. Самая главная его цель — помочь, — была его сущностью, и светилась в его глазах, улыбке, жестах. По сравнению с этим его инстинктом, всё другое меркло.

Оба помолчали. Говорить вдруг стало не о чем, и Яков почувствовал, как его опять охватывает леденящая пустота, как тогда, когда она упала лицом в грязь.

Врач ушёл так же тихо. Яков постоял ещё немного и поехал домой. В тот день он не мог и не хотел работать. По дороге он закупил пива и какую-то компьютерную «стрелялку», врубил её, включил телевизор и музыкальный центр, и, упиваясь шумом и своим безумием, до ночи самозабвенно громил каких-то полулюдей-полумонстров. Когда соседи начали греметь в стены и батареи, он успокоился и уснул.

С тех пор он посылал передачи, даже горячее, иногда, но сам не ездил. Готовила и возила в больницу всё это, за небольшую доплату, его домоправительница — бабка Марья. Она — одинокая старуха, брошенная сыном на произвол судьбы, такой нагрузке была только рада.