Наследница

Марина Васильевна Струкова, 2023

Нина, внучка шамана Акая, мечтает уехать с русским женихом на юг. Но старый Акай видит в ней наследницу. Девушка встаёт перед выбором – остаться на Таймыре и шаманить или найти женское счастье. Дед умер, но способен вмешаться в события из иного мира. Книга вошла в шорт-лист конкурса "ЭтноПеро"-2023.

Глава первая. Прощание с Севером

Лиса была твёрдой, как железо. Прежде, чем снимать с неё шкуру, надо было разморозить. А нужно ли этим заниматься? Но лиса была последней добычей деда…

Нина втащила тело зверя в прихожую и оставила лежать на целлофане. Запахло кровью и мокрой шерстью. Она терпеть не могла, когда зимой дед свежевал зверей в доме. Летом он делал это под навесом. Тощий, сутулый, с железными зубами, дед Акай сосредоточенно орудовал ножом или цепкими окровавленными пальцами, повторяя Нине:

— И ты так жить будешь. Муж твой будет охотиться, а ты шкуры снимать. Учись.

— Не решай за меня! Сейчас другое время!

Нина, высокая, белолицая, с жарким румянцем на высоких скулах, гневно сверкала карими глазами. Не нужен ей охотник, она лучше вообще замуж не выйдет. Уедет с Таймыра на материк к родителям.

— Женился мой сын на русской, и всё наперекосяк пошло. — Досадовал дед. — Когда лайка приносит щенят от волка, никогда не знаешь, какими вырастут. Бывает, добрый пёс и в упряжке ходит, а бывает, совсем никчёмный.

— Тебе главное, чтобы в упряжке ходил. Запрячь и поехать. С людьми такой подход не прокатит. Ты и сам, дедушка, не совсем нганасан, говорил же, что твоя мама родом из эвенков.

— Это другое. Она дочь тундры.

— Значит, я и русская, и нганасанка, и эвенкийка. Интересно!

— Глупо рассуждаешь. Выбирай себе одно племя и ступай его дорогой, а не вертись, как флюгер. — Ворчал Акай.

Жестяным флюгером в виде птички был украшен заброшенный домик неподалёку. При малейшем ветерке эта никчёмная вещь дребезжала на всю округу. А дед любил, когда звучит природа — голоса зверей и птиц, дождь или вьюга.

— Мать-земля говорит. Мать-вода говорит. — С улыбкой пояснял он. Ещё были Мать-лёд, Мать-огонь, Мать-дерево. Они породили всех живых существ и растения.

Дед был шаманом. Но к тому времени, как десятилетнюю Нину привезли к нему, люди утратили веру в духов, и к шаману редко обращались за помощью. Как-то пришла сотрудница местного клуба, предложила деду выступать для редких туристов и журналистов. Дед резко отказался — говорить с духами не забава.

Он сожалел, что его сын, единственный, поздний, уехал и не хочет продолжать род шаманов, сокрушался, что нет внуков, только внучка. Но в последние годы решил, что если выбора нет — шаманкой станет Нина. Он объявил ей своё решение так, словно иного выбора не было и стал называть Нину Нягэ, нганасанским именем. Бабушка осторожно выражала сомнение, что девочка сможет шаманить. У нганасан такое не принято.

— Я говорил с духами, они согласились, — заявил дед.

Её мать и отец познакомились в Дудинке, куда мать приехала работать в представительство газовой компании. Как нашли друг друга бухгалтерша из центральной России и строитель с Крайнего Севера? Общага сблизила, где оба были вынуждены жить. Отец Нины был парнем симпатичным, высоким, в отличие от коротышки деда. А мать — миловидной блондинкой. Долго она на Севере не выдержала. Когда родилась Нина, молодые уехали в Рязань. Там у отца начались проблемы. Он стал попивать, не мог удержаться на хорошей работе. Мать, наоборот, устроилась в элитную фирму и стала относиться к мужу пренебрежительно. К тому же жилплощадь принадлежала ей. Когда отец узнал о романе жены с коллегой, разразился скандал.

Родители развелись, когда Нине исполнилось десять лет, мать вышла замуж снова, забеременела и отослала дочь к родителям первого мужа, якобы на время. Дед и бабушка жили в одном из посёлков Таймырского Долгано-Ненецкого района.

Теперь Нина думает: чтобы я глаза не мозолила её хахалю. Прошло несколько лет, а родители только деньги присылали иногда, словно откупались. Потом и деньги перетали приходить. Отец Нины снимает комнату в дальнем Подмосковье, сменил несколько работ, теперь лесник. Иногда звонит Нине и жалобно убеждает, что помнит о ней, что как только купит дом, заберёт её.

По малолетству Нину всё устраивало — дед водил её с собой на охоту, бабушка учила рукоделию. С местными подростками девочка ходила за ягодами, на рыбалку, зимой каталась на лыжах. Но потом открыла для себя интернет и уже не отрывалась от смартфона, читала и смотрела всё подряд. Серым казался ей теперь посёлок, а чего хотелось, и сама не знала. Сейчас ей восемнадцать, она не хочет учиться в Дудинке на оленевода, швею или бухгалтера — а куда ещё поступать здесь — и обижается на судьбу. В Рязани Нина жила бы иначе. Она точно не знает, как, но точно веселей.

— Зачем учиться? Замуж пора. — Рассуждал дед. — Есть на примете хороший человек, летом кочует со стадом, а зимой живёт в посёлке, стадо держит в загоне, ходит на охоту.

Он расписывал, как она будет зимой присматривать за оленями, кормить их смесью ягеля и сена. А летом ягоды и грибы собирать в тундре.

Издалека дед показал Нине её суженого — невзрачный мужичок в потёртой куртке и спортивных штанах. Идёт с ружьём за плечами, ругается на лайку, которая скачет вокруг. Нина их узнала — Матвей, которому почти сорок, и его вороватый пёс. Она взвыла от возмущения:

— Ни за что! Лучше сбегу в тундру.

— Мне духи подскажут, где ты прячешься. — Заявил дед.

Нина не раз слышала от бабушки:

— Ты деду не перечь. Он сильный шаман. Я не хотела за него замуж идти, но родители заставили, боялись отказать. Ему уже полвека было.

Нине казалось смешным, что кто-то мог опасаться её маленького сутулого деда. Вот что делают с людьми суеверия. Когда Нина только приехала на Таймыр, к деду приходили гости — два старика. Он приказывал бабушке с десятилетней внучкой закрыться в дальней комнате и не мешать мужскому разговору. Тогда глухо гудели бубны, слышались пение и хриплые выкрики. Не иначе камлали все трое. Но потом стал приходить один гость, а вскоре и он перестал появляться. Наверное, умерли дедовы друзья. А потом преставилась бабушка. Нина хорошо готовила, хозяйничала в доме по уму. Но говорить ей с дедом было не о чем. Тогда Акай и начал общаться с Николаем, пожилым рабочим, из тех, что строили в посёлке дома для сотрудников нефтегазовой кампании.

— Может, о Сане хотел всё выведать? — гадала Нина. — Нет, от одиночества.

— Это русские нас нганасанами назвали. А мы себя зовём «ня», что означает — «друг». — Пояснял дед. — Жизнь в наших крах такая, что непременно нужно друг другу помогать, друг на друга надеяться. Сегодня каждый сам за себя. А разве стало легче жить?

Русский сварщик Саня познакомился с Ниной в ДК. Она с подругами готовила выставку рукоделия, Саня вломился к ним, подхмельком и весёлый, с кудрями, которые выбивались на лоб из-под шапки. Завязал шутливый разговор, с любопытством, в упор разглядывая каждую. Он подождал, когда девушки закончат раскладывать на столах вышивки бисером, аппликации из лоскутков меха, поделки, вырезанные из кости, а потом пошёл провожать Нину. Она была не против. Саня сразу заявил, что увезёт такую красивую девчонку на Кубань.

Дедушке Акаю не понравился заезжий жених. Он сразу заявил это внучке, а потом и Сане. Тот деда всерьёз не принял, а зря — тот начал отваживать его от дома хореем — шестом, которым прежде гонял оленей по тундре.

— Дедушка, оставь нас в покое! Ты же хотел меня замуж выдать! — Возмущалась Нина.

— Он сегодня здесь, завтра там. Бросит работу и поминай как звали. — Горячился дед.

— Саня меня с собой возьмёт.

— Это не лучше. Зачем тебе Кубань? Чужую судьбу на себя примерять?

— Неужели все, кто уезжает, несчастны? — Отмахивалась Нина.

— Ты ничего не знаешь о нём. Может, он в тюрьме отсидел? Может, он тут скрывается?

Думала Нина, что долго суждено ей спорить с дедом, день за днём защищать свою любовь. Но однажды утром нашла старика во дворе. Он уже начал коченеть. Заметалась, побежала к пожилой соседке Нюре. Та организовала похороны, которые подобают шаману. Не на кладбище, а в лесу, подальше от посёлка.

Родители Нины не приехали на похороны. Мать пригласила к себе, но таким тоном, что дочь поняла — ей не будут рады. Там подрастали двое детей — от второго мужа.

Отец был расстроен, оказалось, он связался с нотариусом, но та заявила, что все средства Акай завещал Нине. Правда до того, как она смогла бы получить их, по закону надо ждать полгода. Отец тоже пригласил Нину к себе, но дал понять, что придётся поделиться.

— С какой стати? — Подумала Нина. Много лет этим людям была безразлична её жизнь, а теперь заглядывают в карман. Она уедет с Саней на юг. Поступит в институт.

Нина положила лису вверх брюшком, сделала надрез от одной нижней лапы до другой, она хотела снять шкуру, как чулок, не испортив её. Но происходящее раздражало. Это в последний раз, думала она.

* * *

— Вот отпашу смену и хватит с меня. Слышь, Саня? Климат больно суров. Стар я для такой работы. — Николай, пожилой сварщик с постоянно красным от водки и мороза лицом, обращался к напарнику — высокому парню с русыми кудрями. У парня были густые тёмные брови и весёлые серые глаза.

— А я не скучаю по дому. — Отозвался он.

— Это потому, что у тебя здоровье хорошее. И девки местные любят.

— Дядя Коль, а ты сойдись с местной. Например, с Нюркой.

— Зачем мне старуха, жизнью побитая?

— А ты сам не побит?

— Вот станешь старше, поймёшь… Когда рядом молодая баба, мужик за ней тянется, крепнет. А когда рядом ровесница — на хвори друг другу жалуются.

— Найди молодую. — Подначивал Саня.

— Молодой я не нужен. Разве ради денег. — Отмахивался Николай.

— Тогда другие занятия придумай — вот я охотиться стану. Ружьё с собой привёз. — Хвастался молодой напарник.

— Ты закорешись с кем-нибудь из местных. Охота на Севере — занятие рисковое. — Предупреждал наставник.

— У меня опыт есть. Я на Кубани охотился. — Сурово отвечал Саня, пару раз стрелявший диких уток.

— На Таймыре белые медведи. Здоровенные, а подходят так тихо, что снег не скрипнет. Весной можно сгинуть в трясине. Зимой заблудиться и замёрзнуть. — Стращал Николай.

— Ладно, ладно… Что я, школьник, потеряться в тундре? — Хмурился Саня. Он не хотел по выходным пить от скуки, как напарник.

— Матушка-водочка. Что бы делал без неё русский человек? — Вздыхал Николай, держа в руке гранёный стакан с сорокаградусной. — В холода согреет. В беде утешит. В тревоге успокоит. Она нам побеждать помогала, каждому человеку и всему народу. Разве Россия пережила бы все войны и зверства властей, если бы не матушка-водочка?

Удивительно было то, что Николай дружил с Акаем. Саня не раз видел их в вагончике — Акай пил крепкий чай, а Николай водку. Акай больше молчал, зато Николай рассуждал обо всём. О родственниках в Липецке, о начальнике-сквалыге, о новостях — от выступления президента до отёла оленей. Порой песни пел, блатные, старые.

— Акай только молчит. Какой из него собутыльник? — Удивлялся Саня.

— Он молчит-молчит, а потом скажет этак, что не сразу и разберёшь. Большого ума человек! — Вздыхал Николай.

И Акай отзывался о Николае с уважением, зато Саню не переносил. Сурово смотрел старик на кудрявого сварщика, когда тот провожал Нину от клуба до дверей, нагло обнимая на виду у всей улицы. Оба, и Нина и Саня, красивые, весёлые, хорошая пара.

— Иди прочь, оставь мою внучку. — Ворчал Акай.

— Нет, дед. Я её на Кубань увезу. — Улыбался Саня. — Там тепло, хорошо. В саду айва, виноград, грецкий орех. А здесь голая тундра. Неужели хочешь, чтобы Нина мёрзла всю жизнь?

— Она северная. Раньше едва ребёнок родится, его в снегу купали, и только потом матери возвращали.

— Тогда выбора не было. — Протестовал Саня. — А сейчас есть.

— Так наши предки жили, и наше место здесь.

— Дедушка, я этих предков в глаза не видела. — Возмущалась Нина. — К тому же, мои предки по маме — русские. Они выбрали Рязань. А я, может быть, Краснодар выберу. Каждый решает сам за себя.

— Не уживётесь вы. Вспомни отца. Нашёл он счастье в Рязани? — Хмурился дед. — Нет у нганасана места, где он остановится. Вся жизнь — аргиш, что значит — кочевой поезд. А кочуем в тундре, по кругу.

Была бы жива бабушка, она бы Нину поняла, но вряд ли поддержала, потому что не спорила с дедом. Нину удивляло это смирение. Дед никогда не казался ей опасным и забавлял свои упрямством. Старик как старик. Сутулый, худой, жалкий. Нина решила, что заберёт деда на Кубань — пусть греется под южным солнцем. Но разве уломаешь такого человека?

— Кто будет оленеводам помогать, людей лечить? Кто дело наше продолжит — наряд мой наденет, добрых духов уважит, а злых отгонит?

— Дедушка, охотникам сейчас помогает техника, люди лечатся таблетками. К тебе ведь никто почти не ходит. — Снисходительно улыбалась Нина. Ничуть не верила она в дедовы россказни. Только в полярные ночи, когда тьма обступала посёлок и сутками выл ветер, щедро забрасывая снегом улицы, к сердцу девушки подступал первобытный страх. И всюду чудились странные существа, незримые силы. Одни могут обидеть, погубить, другие готовы защитить, ободрить. Главное — уметь говорить с ними, слышать их, ублажать дарами. Одному духу хватит кусочка тюленьего жира и плошки крови, а другому — целого оленя подавай.

Конец ознакомительного фрагмента.