Ненаписанный дневник Эммы

Марина Александровна Ковалева (2023)

Россия, 1912 год. Скромная молодая дворянка Эмма служит классной дамой в институте благородных девиц. Неожиданно к ней обращается богатый родственник с просьбой о помощи. По его мнению, в бывшем родительском доме осталась семейная реликвия. Служа новым владельцам дома, Эмма должна негласно искать тайник с роскошным жемчужным крестом. Эмма оказывается между двумя чувствами: своим представлением о порядочности и азартом поиска. Но главная её цель — изменить свою жизнь в лучшую сторону.Книга получила диплом литературного конкурса им. А.Куприна «Гранатовый браслет»

5. Устраиваюсь на новом месте и изучаю дом.

Через непродолжительное время я могла обобщить свои наблюдения за жизнью в доме госпожи Решетниковой. Весь второй этаж занимала она с племянницей. Устройство дома уже не было во вкусе старины, когда комнаты тянутся анфиладой одна за другой. Второй этаж разделялся коридором и несколько покоев имели из него свой отдельный вход. Такое устройство жилья мне кажется более разумным, так как вносит больше приватности в жизнь членов семьи. Мне тоже отвели квадратную комнатку на втором этаже. Угловая, она соединялась с библиотекой. К сожалению, из описаний Арцыбашева я знала, что зимой она будет холодной. Его отцу она служила курительной.

Первый этаж имел три выхода. Вытянутая прихожая с обоих концов заканчивалась парадными дверями: к уличной калитке и во двор. Третий выход был для прислуги сбоку.

Я быстро установила, что столовая и буфетная, которую здесь называли сервировочной, остались внизу на прежних местах. Напротив сервировочной начиналась кухня, из которой через коридор мимо чуланов и кладовых можно было выйти во двор. В этом же коридоре, кроме двери наружу, были двери в комнаты горничной, кухарки и Филиппа Егоровича, приезжавшего за мной в гостиницу. Какие именно обязанности лежали на нём, я не совсем уяснила. То он в старом картузе и длинном фартуке равнял граблями ракушечную дорожку, поливал клумбы. То надев костюм-тройку и свой котелок, сопровождал Матильду Ивановну в город. Но почти каждый день он уезжал один с какими-то её поручениями. Собственный экипаж мадам Решетникова не держала. Улица Вознесенская была заселена респектабельной публикой, потому вдоль неё всегда стояли в ожидании легковые извозчики. Стоило из какого-либо дома выйти кому-то из обитателей — к нему сразу подкатывал экипаж. Вскоре я убедилась, что извозчики запоминали всех. После того, как я пару раз ушла пешком, ни один «ванька» более не трогался с места при моём появлении. Если бы я доверяла свои впечатления дневнику, в этом месте я нарисовала бы смешную рожицу, говорящую «фи!»

Надо сказать, что я сразу предупредила хозяек о своих будущих отлучках на почту. Не слишком кривя душой, я объяснила это перепиской с многочисленной роднёй. На самом деле на Главпочтамт мне предстояло ходить за письмами Арцыбашева. Солгать же мне пришлось при других обстоятельствах. На вопрос Матильды Ивановны, бывала ли я в доме раньше, я ответила, что будучи в младших классах, приезжала в гости с одной из тёток. В действительности снобизм семейства Арцыбашевых заставлял их держаться от прочей родни на дистанции. Но мнимая близость к их семье позволит мне в будущем бродить по дому, как бы вспоминая его.

И буквально через пару дней я попала в неловкую ситуацию, а оправдываться пришлось как раз своим воображаемым знанием дома. Несмотря на то, что Константин Константинович уверял, будто старинный крест присутствует в доме тайно, в душе у меня зародилась детская надежда. А вдруг при новой отделке дома крест нашли, и теперь он украшает одну из комнат? Тогда моя задача становилась бы чрезвычайно лёгкой — всего лишь написать Арцыбашеву письмо: увидела вашу реликвию, например, среди безделушек в библиотеке, приезжайте. Конечно, это было очень наивно с моей стороны, но я мечтала, чтобы этим дело и окончилось! Обойти сервировочную и просторную столовую на первом этаже мне не составило труда — они открыты целый день. В библиотеке за стеклами шкафов, кроме книг, я нашла вазы и фарфоровые фигурки. Гостиной стала бывшая классная комната с эркером, тогда как большой кабинет с другим эркером занимал своё прежнее местоположение. Гостиная же из классной комнаты вышла тесноватая, но уютная: гнутая мебель, большой ковер на полу, овальная люстра матового стекла на цепи, красавец граммофон на отдельном столике и пара картин на стенах. Соседнюю комнату, бывшую спальню мальчиков, теперь занимала София. В её светлой комнате на стене была лишь иконка в изголовье кровати, зато на столике я заметила два фотографических портрета в резных рамках: отец и мать.

В свои покои Матильда Ивановна меня не приглашала. Памятуя предположение Арцыбашева, будто фельдмаршал молился перед крестом в своей спальне, я улучшила момент и открыла дверь в спальню хозяйки. В коридоре в эту минуту никого не было. Не решаясь войти, я осталась на пороге, бросая внутрь торопливые взгляды. Увы, и здесь крест отсутствовал! Часть комнаты закрывали китайские шелковые ширмы. Но пройти за них я ни за что бы не осмелилась. В следующий миг в коридор с лестницы повернул Филипп Егорович. Конечно, он сразу увидел мою фигуру в распахнутых дверях хозяйской спальни. Я повернулась к нему и пролепетала:

— Как всё изменилось…

Филипп Егорович молча приблизился, а я продолжала, чувствуя, как пунцовеет мое лицо: — Когда мы тут гостили с тётушкой, нас поселили в этой комнате…

Филипп Егорович смотрел на меня, подняв одну бровь.

— Да, изменилось, — наконец кратко ответил он, и мы разошлись. Я не сомневалась, что Матильде Ивановне будет доложено о моём поступке. Но в последующие дни мне не высказали никаких претензий. Возможно, мадам Решетниковой льстило, что близкая родственница прежних владельцев теперь у неё на службе.

Утро начиналось в доме у каждого по-своему. Матильда Ивановна просыпалась рано и завтракала одна до девяти. София вставала позже, и горничная подавала чай в её комнату. Филипп Егорович, кухарка и горничная Глаша завтракали ещё раньше на кухне. Затем Матильда Ивановна уезжала или к десяти часам кто-то приезжал к ней. Мадам Решетниковой принадлежал единственный в городе магазин готового модного платья и большие торговые склады, часть которых были отданы в аренду. Деловых посетителей Матильда Ивановна принимала в своём кабинете. Туда могли подать кофе, чай, закуски. Но в полдень в столовой Матильда Ивановна и София встречались для второго завтрака, который был уже настоящим: с яйцами, творогом, ветчиной, вареньем в вазочках и горячими булочками. Если посетитель был из ближнего круга, то к столу приглашался и он. Если хозяйка не приезжала ко второму завтраку, в столовой накрывался один прибор на Софию. С моим появлением второй завтрак стали сервировать на двоих. Утренний чай, как и все, я пила в своей комнате. Обед был в три часа пополудни, ужинали после семи вечера. Обязательным ритуалом был отдых Матильды Ивановны после обеда. Она объявляла, что должна с часик поспать, иначе к вечеру разболится голова. София на это время устраивалась в библиотеке, или, если позволяла погода, сидела с книжкой у фонтана. Разумеется, каждый день не походил на железнодорожное расписание, и разные события вносили свои поправки. Неизменными оставались часы второго завтрака, обеда и отдыха Матильды Ивановны.

Таким образом, я сделала вывод, что в доме всегда кто-то присутствует. Как в таких условиях приступать к настоящему поиску? Пока я не могла составить никакого плана и лишь надеялась, что время поможет мне. Первейшей же своей задачей я имела расположить к себе Софию. Несложно угадать чувства восемнадцатилетней девушки, лишь в прошлом году снявшей форменное платье институтки и вдруг вновь получившей в компанию классную даму. Но воспринимать меня в этой роли было бы неправильно. Отложив до времени мысли о старинном кресте, я принялась перед сном обдумывать, как наладить отношения с юной Софией.