Подарок крестного

Марина Александрова

Зловещий артефакт – кольцо странника – продолжает свое путешествие по миру, принося своим обладателям настоящую магическую власть. Вот только со временем они сами становятся рабами этого кольца, как это начало происходить с боярином из свиты Ивана Грозного.

ГЛАВА 7

Был вечер. Обыкновенный пасмурный осенний вечер, когда ранние сумерки сливаются с серым дождем и наводят тоску на сердце. Марфа готовилась отойти ко сну. Служанка ее, Стеша, помогла хозяйке раздеться, взбила перину и подушку, поправила постель и остановилась возле двери, ожидая, что еще прикажет госпожа.

— Ох, устала я нынче, — тяжело вздохнула Марфа, опускаясь на постель. — Вот уж, действительно, старость — не радость. Раньше, бывало, весь день по дому хлопочу — и ничего, а теперь по лестнице поднимусь и сердце прихватывает.

— Ничего, госпожа, вот отдохнете и завтра свеженькой встанете, здоровенькой!

— Ты мне, Стешка, сказки-то не сказывай! А то я сама не вижу, в какую развалину превратилась! А я ведь годами еще и не так уж стара… Василий постарше меня будет годков на пять, а по сравнению с ним я старуха!

— Так, госпожа, с молодухой-то в постели он и сам молодеет!

Марфа растерялась. Догадывалась она, что муж завел зазнобу на стороне, да не знала, что всем про то известно.

— Зря не говори, — одернула она служанку. — Ты-то свечку не держала, вот и помалкивай!

Но обнаглевшая девка только носом фыркнула.

— Как так — я зря говорю? Да весь терем знает, что господин с ключницей спутался!

— С Анной? — вскричала Марфа. — Да как же это? Да как она посмела! Мужичка! В моем тереме! Да я прикажу гнать ее немедля! Зови Анну сюда, слышишь? Живо!

— Ой, госпожа… — с сомнением в голосе проговорила Стеша. — Позвать-то я, конечно, позову, да вот только будет ли от того прок?!

— Что ты сказать хочешь, холопка?

— Да то, что супруг ваш не позволит Анну из дому гнать!

— Глупости ты говоришь, Степанида! Муж мой и раньше по бабам таскался — для него под юбку залезть, как иному плюнуть. У него же души нет, он к бабам относится хуже, чем к своей собаке дворовой. Так что, Анну я выгоню, вот тебе крест!

Марфа торжественно перекрестилась.

— Думаю, госпожа, что все же не следует вам этого делать, — снова тихо проговорила Стеша.

— Да что такого будет, если я разгульную девку, которая про честь забыла и хозяйке своей такой черной неблагодарностью отплатила, на улицу гнать прикажу? — возмутилась Марфа.

— Уж не знаю, что и будет, да только чует мое сердце, что добра от этого ждать нечего.

— Так, что-то ты от меня скрываешь, Степанида, что-то не договариваешь, верно ведь? — осведомилась Марфа, а сама почувствовала, как закололо сердце в предчувствии неотвратимой беды.

— Да уж что здесь говорить! — воскликнула служанка. — Что слюбились они — одно дело, да ведомо ли вам, как он к этой мерзавке неблагодарной привязался?

— Ну, доколе я не замечала, чтоб он вообще к кому-нибудь привязывался иль чувства какие питал… Кроме Настеньки, может быть… А что?

— Да то, что брюхата ключница!

— А он, что же? — онемевшими губами спросила Марфа. Голос ее не слушался и вместе со словами из горла вылетали хрипы.

— А он весь так и светится, словно солнышко ясное!

— Господи! За что же ты меня так? — глухо простонала Марфа. — Ведь никому ничего плохого я в жизни своей не делала! За что ж ты меня так наказываешь! Позор-то какой!

Больше ничего Марфа сказать не смогла. Она схватилась за грудь и повалилась на подушки, лицо ее исказилось, глаза вылупились… Хотела сказать что-то, да не ворочался язык, только невнятные стоны рвались из горла.

— Что с вами, госпожа! — тут же с плачем подскочила к Марфе служанка.

— Позови… позови…

— Боярина, али лекаря кликнуть? — не поняла Степанида. — Я сейчас, я мигом, — и она рванулась к двери.

— Постой… — остановил ее прерывающийся шепот. — Поздно… — Марфа облизала пересохшие губы. — Поздно лекаря, и Василия ни к чему… Ее… ее позови… Анну…

Степанида некоторое время стояла в нерешительности, но потом, будто собралась с духом и исчезла за дверью.

Душно было боярыне, страшно. Вот она, смерть, какая! Незаметно подкралась, и не отмахнуться от нее, не отмолиться… Жизнь прожила, а счастья не видала — не узнала мужниной любви, потеряла дочь любимую… И внучку теперь не увидеть. Может, так и лучше — хоть не жить при таком позоре!

Скрипнула дверь, в комнату тихонько вошел кто-то. Марфа с трудом повернула голову и в неверном свете свечи узнала Анну. Боль с новою силой принялась терзать ее сердце.

— Госпожа звала меня? — ясным, чистым голосом произнесла Анна.

— Звала… — прохрипела умирающая. — Подойди… ближе…

Только тут Анна разглядела, как бледна хозяйка, с каким трудом дается ей каждое слово…

— Что случилось, госпожа? Не позвать ли лекаря?

— Не надо… лекаря… Скажи мне лучше, как ты жить будешь?

— О чем вы, госпожа? — насторожилась Анна.

— Я умираю… Нет, не надо никого звать на помощь… — добавила Марфа, узрев, что Анна собирается закричать. — Никто мне помочь уже не в силах… Да и не хочу я больше жить… Я тебя спрашиваю, как ты жить дальше собираешься?

Анна непонимающе глядела на хозяйку, инстинктивно прикрывая выпирающий уже живот руками.

— Тяжело тебе будет… — продолжала Марфа, — ведь виновата в моей смерти ты! Помни — ты одна!

Анна тихонько охнула и вцепилась в край стоявшей рядом лавки.

— А ты как думала? Решила, небось, что я как молча жила, так и умру, ни слова тебе не сказав? Нет уж, слушай! Ты с моим мужем слюбилась — на нем этот грех, мужики, они все такие. А вот ты ни о своей, ни о моей чести не подумала. Взяли тебя в дом, ровно путную, а ты вот как! Покарает тебя Господь — и здесь тебе недолго счастливой ходить, и там расплата ждет! Проклинаю тебя, слышишь! У престола божьего молить буду, чтоб наказал он тебя за счастье украденное, которого мне испытать не довелось… Проклинаю!

Анна чувствовала, что силы покидают ее, ноги подкашиваются, что она вот-вот упадет без чувств.

— Как же ты можешь? — вскричала она. — За то, что сама не смогла мужика любовью согреть, меня казнишь? Как только язык твой повернулся подобные слова говорить? Ведь тяжела я, а ты проклинаешь?! На тебя же твое проклятие падет, к тебе возвратится!

— Я уж отстрадала свое, — отвечала Марфа. На лице ее появилась зловещая улыбка. — Проклинаю!

Страшная судорога сотрясла все тело Марфы, и дыхание ее прервалось. Умерла боярыня Марфа, умерла, как и жила — одинокая, обозленная…

Анна словно в полусне вышла из комнаты. Возле двери натолкнулась на Степаниду.

— Что там? — спросила служанка, глядя на Анну огромными глазами, в которых застыл ужас. — Что боярыня?

— Умерла боярыня, — ответила Анна таким голосом, словно говорила о том, какие припасы надобно еще сделать на зиму.

— Ах, батюшки! Да как же это? — всплеснула руками Степанида и завыла в голос. Потом взглянула на безучастное лицо Анны и мгновенно замолкла. Хитрая девка смекнула, что перед нею новая госпожа, хоть с боярином и не венчанная, но оттого не менее властная. А кто ее знает, может она законную-то покойную супругу ненавидит лютой ненавистью и вытье Степанидино ее только еще более разъярит.

— Ну? Что стоишь? — ровным голосом спросила Анна. — Иди за людьми, пусть соберут боярыню в последний путь.

— Хозяину бы сказать должно, — осторожно сказала Степанида.

— Василию я сама скажу, — сказала Анна, словно отрезала, и пошла с высоко поднятой головой, расправив плечи, словно на казнь.

Вскоре весь терем уже знал, что нет больше боярыни Марфы, а появилась госпожа Анна. О переменах, в тереме происходящих, судачили все, начиная от последней посудомойки на кухне и кончая старым конюшим Тимофеем.

Анна же направилась к хозяйской опочивальне, куда Василий обычно приходил под вечер, чтобы дождаться темноты и того момента, когда можно будет идти к Анне. Женщина робко постучала в дверь.

— Кто там? — откликнулся Василий.

— Это я, Анна… ключница…

— Входи, чего стучишь?

Василий сидел за столом, читал Псалтырь.

— Что-то ты бледна сегодня, Анна, — настороженно произнес Василий, отрываясь от бумаг. — Может, прихворнула?

— Не больна я, Василий. Несчастье случилось, вот и бледна…

— О чем ты говоришь, Анна? Какая беда еще нагрянула? — вставая со стула, осведомился Василий и в голосе его слышался неподдельный испуг.

— Марфа померла, — ответила Анна. — Только что Богу душу отдала.

Василий не изменился в лице, не промелькнуло у него в глазах ни тени печали. Будто бы и не жена его, с которой прожил столько лет, умерла только что, а чужая, едва знакомая женщина.

— Что ж, упокой Господь ее душу, — пробормотал Василий. — Нужно сказать слугам, чтобы к похоронам готовились.

— Я уж сказала, — подала голос Анна.

— Не печалься, Анна! На все Божья воля. Значит, пришел час Марфе с земною жизнью распрощаться… Отчего же ты так печальна, Анна? Ведь главная помеха с нашего пути убрана. Теперь можем мы с тобою жить, ни от кого не скрываясь. Теперь ты действительно госпожа в этом доме и в душе моей!

— Ох, Василий, того ты только не ведаешь, что перед смертию Марфа меня к себе призвала, — со стоном выдавила Анна.

— Зачем еще? — насторожился боярин.

— В смерти своей она меня обвинила и прокляла страшно! — Анна вдруг зарыдала.

Василий поспешил к ней, обнял крепко.

— Ну что ты? Что ты?! Будет… Все это глупости! Какие еще проклятья! За что ей проклинать тебя? Служила ты верою и правдою, внучку вскормила…

— Прознала Марфа про то, что мы с тобой полюбовники, — все еще рыдая, сказала Анна.

Василий выругался сквозь зубы.

— Видать, кто-то ей помог про то прознать, — задумчиво сказал он. — Да уж что теперь по то говорить? Дело сделано. Не плачь Анна — все обойдется…

Анна лишь громче зарыдала и уткнулась лицом в плечо полюбовника.