Подарок крестного

Марина Александрова

Зловещий артефакт – кольцо странника – продолжает свое путешествие по миру, принося своим обладателям настоящую магическую власть. Вот только со временем они сами становятся рабами этого кольца, как это начало происходить с боярином из свиты Ивана Грозного.

ГЛАВА 6

В ту же ночь пришел Василий к Анне, да так и остался до первых петухов. Не мог он оторваться от белого пышного тела. Сам не понимал, что с ним творится. Стольких баб на своем веку перевидал, а такого с ним сроду не случалось. Каждый раз любил он Анну, словно в последний раз.

И потекла жизнь счастливая. Василий нарадоваться на свою Аннушку не мог. Осыпал ее милостями, одевал, обувал. Да только молодуха, чтоб подозрения не возникли, особенно-то щедротами боярскими не пользовалась. Неудобно ей было в глаза людям лезть.

Несмотря на то, что Василий особо не таился и страсти своей к Анне не скрывал, никто из слуг, да и сама Марфа, ни о чем вроде бы не догадывались. Хозяйка заметила, правда, что Василий стал совсем уж редко заглядывать в опочивальню, но решила, что он снова зазнобу на стороне нашел, и вздохнула с облегчением.

А Анна тем временем расцвела. Она и прежде была красавицей, сейчас же от любви боярской, от ласки, от довольства стала такой красавицей, что глаз отвести нельзя. Марфа смотрела на кормилицу и удивлялась.

— Надо же, до чего некоторых баб материнство красит! — говорила она однажды девке, которая ей во всем прислуживала. — Я, вот, помнится, подурнела, опроставшись. Волосы клочками лезли, зубы болели… А Анютка-то павой ходит!

— Это, госпожа, оттого, что она мальчика народила — мальчишки бабе всегда впрок идут. А вы девочкой разрешились, девка у матери завсегда всю красоту забирает! — заявила служанка.

Однако сама она стала приглядываться к Анне — мальчик-то мальчиком, да что-то поздновато кормилица хорошеть начала. Мальцу-то уж полгода скоро!

Василий же все чаще стал задумываться над тем, что скоро Настенька подрастет и кормилица ей не нужна станет. Что тогда Анна делать будет? Можно было бы оставить ее в няньках, так ведь все время дети рядом крутиться будут и днем, и ночью… Нехорошо это. И простой прислужницей делать ее не годиться — она-то, может, и согласилась бы, да не потерпит этого Василий!

Оттого задумал он найти для Анны местечко получше и после некоторых сомнений решил поставить ее ключницей. Был, правда, у них ключник — Ефим. По чести сказать, ни разу он ни в чем не провинился. Но ради зазнобы чего только не сделаешь! Вот и решил Василий ключника под монастырь подвести, а вместо него Анну поставить. Оно бы можно было и просто его погнать — разве ж не господин Василий в тереме своем — да Марфе это покажется странным, заподозрит она неладное. Боярину-то все равно — пусть бесится ведьма! Да только Аннушка плакала-молила — не подвести ее, не открывать тайного…

Дурное дело нехитрое. Как-то зашел Василий в каморку ключника и, пока его там не было, переправил циферки в книжице, куда все припасы да все доходы с расходами прилежным Ефимом занесены были.

Конечно, ключник ничего не заметил. Еще не раз залезал Василий в книги и под конец года сумма, якобы Ефимом у хозяев украденная, была уже довольно велика.

Василий ждал. Младенцы подрастали. Они уже начинали ходить, переступая пухлыми неуклюжими ножонками, и весело гулили. Настенька, вслед за Михайлой, называла Аннушку мамой… Услуги кормилицы стали почти уже не нужны, и она все более заменяла Настеньке няньку. Однако ж Марфа желала сама заниматься со своей внучкой, а потому оставалась Анна не у дел.

Василий понял, что настало время действовать. Однажды он вызвал к себе Ефима.

— Ну что, пришло время книги проверить, — сказал он ключнику, когда тот предстал перед хозяином.

Такое случалось и раньше, поэтому Ефим нисколько не удивился и покорно поплелся за книгой. Вернувшись, он с поклоном вручил ее Василию и тот углубился в подсчеты. У ключника совесть была чиста, и он топтался рядом — скучал, позевывал.

— Не стой над душой! — прикрикнул на него Василий. — Сядь вон на лавку.

Ефим примостился на краешке лавки и терпеливо ждал.

— Это что такое! — вдруг вскричал Василий.

— Что не так, господин? — мгновенно подскочил к нему ключник.

— Ты еще спрашивать смеешь, что не так? — громче прежнего возопил боярин. — Али за дурака меня держишь? Цифири-то не сходятся!

— Как не сходятся? — побелевшими губами пролепетал Ефим.

— Должны сходиться!

— Я знаю, что должны! Но по всему выходит, что ты меня обокрал, смерд!

— Помилуй, господин! — воскликнул несчастный Ефим, валясь на колени. — Никогда ни копейки из твоей казны я не утаивал! За что напраслину возводишь?!

— Что ж я, по-твоему к клевете способен? — впал в ярость Василий. — Ты что, смерд, меня обвинить хочешь?

— Как могу я, господин?! Я… я только…

— Иди, считай сам, смерд неблагодарный!

Ефим уткнулся в книгу. На глаза его набегали слезы, и циферки сливались вместе. Так и есть — денег не хватало, причем много не хватало, таких денег у Ефима и не водилось отродясь.

— Как же так! — чуть не заплакал он. — Как такое случиться могло?

— Вот и я тебя о том спрашиваю! — вскричал Василий. — Давно ль воровать научился, смерд?

Ефим молчал. Что сказать, когда сам он своими глазами видит, что цифры ни в какую не сходятся! Ключник вновь склонился над книгой, пересчитывая все сызнова, будто это могло что-то изменить.

Тем временем, крик мужний услышав, вошла в палату Марфа.

— Что такое? — холодно осведомилась она.

— Не бабье дело, уходи, — отрезал Василий, но затем подумал, что лучше будет при Марфе ключника срамить, чтоб своими глазами видела.

— Как я погляжу, все, что в этом доме происходит — не мое дело, — ледяным тоном сказала Марфа и презрительно поджала губы.

— Ключник наш проворовался, — буркнул Василий, будто бы сменив гнев на милость.

— Как? Ефим?! — удивленно переспросила Марфа. — Быть того не может!

— Я тоже сначала глазам своим не поверил. Да цифири-то не обманут! Ежели им верить, обкрадывал он нас давно уже, ирод треклятый!

— Это правда, Ефим? — обратилась Марфа к ключнику, все еще не желая поверить в случившееся.

— Правда, госпожа, что в книгах недочет! Но Богом клянусь, что не брал я денег! Не брал! — на глазах ключника вновь выступили слезы. — Сколько лет я вам верою и правдою служил! Ни гроша не уворовал, а о таких деньгах даже и помыслить не мог!

— Может, ошибся ты, Ефим, при подсчетах? Сам себя обманул, а заодно и хозяев своих? — вопросила Марфа.

— Так ведь сроду за мной такого не было… — вздохнул Ефим.

— Немолод ты уже, Ефим — ум уж не так остр, как прежде, — поддакнула Марфа. — Не серчай на него, Василий! Не наказывай слугу верного!

— Эх, Ефим, Ефим! — вздохнул Василий. — Бог видит, что о лучшем ключнике я и помыслить не мог, но, верно, и в самом деле стар ты стал для своей должности. Наказывать я тебя не стану, но и ключником тебе более уж не быть. Доживай свою старость в тепле, да в покое — внуков нянчай.

Ефим вздохнул с облегчением. Давно уж собирался на покой уйти, да не знал, как с хозяином разговор завести…

— Иди, Ефим. Сегодня еще свои обязанности выполняй, а уж когда нового ключника назначу, ему все передай.

Ключник поклонился — низко, до земли и, пятясь, исчез за дверью.

— Кого ж ты вместо него поставишь? — тревожась, спросила Марфа, оставшись с супругом наедине.

— Не знаю еще… Может, у тебя есть кто на примете?

— Много у нас слуг, да те, в чьей верности и честности я уверена, уж в возрасте, — отвечала Марфа. — Разве, только Анна…

— Какая Анна? — деланно удивился Василий.

— Кормилица Настенькина. Я давно за ней наблюдаю — баба она умная, честная, да и грамоте, и счету обучена…

— Так она ж детьми занята! — воскликнул Василий. — Когда ж ей еще и с хозяйством управляться?

— Эхма! Вспомнил! Детям уж скоро год будет! — воскликнула Марфа. — Хотела я с Настенькой сама заниматься, да чувствую, что стара стала целый день за ребенком глядеть, так что все равно няньку возьму. Заодно и за Мишуткой приглядит.

Василий словно призадумался — нахмурил брови.

— А справится Анютка-то? — наконец спросил он.

— Бабенка она хваткая, сразу видно. А не справится — найдем кого другого.

— Ладно, послушаю я тебя… На сей раз… — пробурчал Василий. В душе он ликовал, что все так складно получилось, но лицо его оставалось угрюмым.

Так и стала Анна ключницей. Что и говорить, обязанностей у нее прибавилось и, первое время у нее ум за разум заходил.

Очень Анне помог Ефим. Он объяснял ей, как учитывать разнообразное хозяйское добро, как заносить в книгу прибыль и убытки и еще многому из того, о чем Анна ранее не ведала.

Постепенно Анна привыкла к своему новому положению, и ей оно даже начало нравиться. Слуги и раньше относились к ней с уважением, а теперь так и вовсе стали чуть ли не как с хозяйкой с ней обращаться — то ли приметили, что Василий к новой ключнице неровно дышит, а может и вправду полюбили. Добра была Анна, справедлива, грубого слова от нее никто не слышал…

И на детей не могли нарадоваться в тереме. Незаметно как-то выросли они — Настенька стала глазастой девчонкой, похожей на покойную мать и лицом, и нравом. Хохотунья, непоседа — иной раз стонал от ее шалостей старый терем.

— Ой-ой, что за внучка у меня растет! — стонал, бывало, Василий. — Беда мне с ней будет!

Бывало, расшалиться Настенька, сладу с ней никакого нет. Только Михаил мог угомонить ее — хоть и ровесники они были, а раздумчивей был мальчик, спокойней и степенней. Как с равной рос он рядом с Настенькой и говорил с ней, как с равной, а иной раз и свысока бранил за проказы.

Марфа по-прежнему много занималась с детьми, но за последнее время она сильно сдала. «Видно, покойная дочь все здоровье ее в могилу унесла», — шептала челядь. Все чаще и чаще госпожа проводила в постели целые дни, жаловалась то на голову, то на живот, а что у нее болит на самом деле — и сама не знала.

А Василий был счастлив с Анною. Кроме нее никого не нужно ему было на свете белом. Каждый день благодарил боярин Бога, за то, что послал он ему такое счастье на закате дней.

Марфа о связи своего мужа с ключницей по-прежнему не догадывалась. Да, если признаться, ей и гадать-то не хотелось о том, где супруг ее по ночам пропадает, да с кем хороводится. Чуяла боярыня, что недолго ей уж по земле ходить, что скоро отправится она в путь далекий, невозвратный. «Скоро, доченька, приду я к тебе!» — шептала она в темноту опочивальни. И горько становилось Марфе от мысли, что не станет ее, а жизнь будет продолжаться, что без нее вырастет внученька, заневестится…

Три года прошло с тех пор, как заманил Василий Анну к себе в терем. Три года не знала она горя-беды, да та, оказывается, за порогом поджидала. Стала Анна замечать, что неладно с ней что-то. Ей, одного ребеночка уже родившей, гадать долго не пришлось — поняла Анна, что тяжела.

Тут-то и накатила на нее тоска. Что делать? Как быть? Пройдет совсем немного времени и слуги примечать начнут, что ключница как на дрожжах пухнет, да все с одного места. И до Марфы слух дойдет! Придется тогда ответ держать. Хозяйка к ней благоволит, начнет выспрашивать, кто виновник тому, захочет поженить… А что ей Анна скажет, как повинится?

Еле дождалась Анна ночи, когда пришел к ней Василий — встретила его, дрожа, обняла холодными руками, приникла…

— Что с тобой, Аннушка? Аль соскучилась так по мне? А может, захворала ты? Скажи, не таись…

— Захворала… — отвечала Анна, опуская глаза.

— Так может лекаря позвать? Ах ты, господи, руки-то у тебя холодные, и бледна ты…

— Не надо лекаря, — тихонько отвечала Анна, присаживаясь на край ложа. — Обычная эта хворь, как у всех баб… Скоро уж не лекаря, а бабку-повитуху звать придется!

Хоть и шутила Анна, а внутри все дрожало у нее — что-то ответит ей боярин? Может, выбранит, да и погонит из терема, как паршивую собачонку?

Но Василий не бранился, да и ничего не говорил — стоял, опустив руки, взор опустел. Не ждал он такой вести, что и говорить. С Марфой сколько лет жил — и не было у них после Настеньки детей, не дал Бог. Да и с Анной вот уж три года… Думал уж, что старость семя выжгла, а тут вона что!

Анна совсем заробела, глядя в странное лицо полюбовника. Понять не могла — над чем он задумался, чего ждет? Потому заплакала тихонько. Выгонит ее боярин, как есть выгонит! Зачем ему корова брюхатая, когда столько справных девок вокруг? И куда она денется — один на руках, другой под сердцем? Остается только в омут головой…

Анна всхлипнула.

— Милая моя! — из груди Василия вырвался полувздох, и он изо всей силы обнял Анну.

Она ожидала чего угодно, только не этого.

— Так ты рад, что ли? — ошеломленно спросила Анна.

— Эк что сказала, дуреха! Да как же не радоваться? После Настеньки не было детей у меня, и я думал, что и не будет никогда! А тут такое счастье!

— Да как же счастье?! — воскликнула женщина. — А коли жена твоя прознает? Что тогда будет?

— Я тебе вот что скажу: хоть и не с тобою я венчан, а с Марфою, но жена мне ты, а не она. С ней я, почитай, полжизни прожил, а жить по-настоящему лишь с тобой начал! Так что все равно мне, что там Марфа поймет, что подумает. Я хозяин в этом доме, мне и решать!

Василий крепко поцеловал Анну, словно подтверждая свои слова.

С тех пор Анна больше не таилась и ходила по терему госпожой. Слуги начали примечать, что полнеет она, и быстро пришли к должному выводу.

Только Марфа по-прежнему ничего не замечала, ни о чем не догадывалась. Все чаще у нее прихватывало сердце, все реже выходила она из своей светелки, куда перебралась из темной супружеской опочивальни.

Лишь внучка поддерживала силы и волю к жизни в слабеющем теле Марфы. Сидя в горнице, наблюдая за тем, как играет с Мишуткой подрастающая Настенька, боярыня словно переносилась на многие годы назад. Казалось ей, что вновь она молода, а лопочущая девчушка — ее дочь.

Может быть, так и прожила бы Марфа до скорого своего конца в неведении, но судьба решила иначе.