Дьявольский остров

Максим Шахов, 2013

Советско-финская война, зима 1939 года. На одном из островов Аландского архипелага финнами организован лагерь для пленных красноармейцев. Остров крохотный, вокруг ледяное Балтийское море, и побег практически невозможен. Но для жаждущих свободы не существует преград. Группа пленных советских офицеров разрабатывает дерзкий план побега. Им удается вырваться из лагеря, захватить рыболовецкое судно и выйти в открытое море. Однако путь к свободе на этом только начинается: до фронта сотни морских миль, а на хвосте висят преследователи-надзиратели, которым приказано вернуть беглецов обратно в лагерь любой ценой…

4

От «буржуйки» из-за жара угля в темноте барака расходилось тусклое темно-красное сияние. Железная печка тихо гудела, чем навевала на узников сон. Дремал староста барака — лысоватый мужчина с густыми усами и бровями — Пантелей Пудовкин. Он недавно подложил новую порцию топлива и, хорошенько согревшись, посапывал. Со всех концов барака доносился храп. Вокруг «буржуйки» висели вещи военнопленных — шинели, рубахи, штаны, носки, разнообразная обувь стояла возле раскаленных камней, разложенных вокруг печки. Все эти вещи испускали несравнимый ни с чем запах — дух закрытого помещения, в котором постоянно находится большое количество мужчин. Раз в две недели по десять человек военнопленных выводили в баню, которую устраивали в тюрьме, расположенной в пристройке старинного замка, поэтому личную гигиену обитателей лагеря едва ли можно было считать хотя бы сносной.

Стояла глубокая январская ночь. За стенами барака завывал северный ветер, пришедший с моря. Людской храп, песни горящего угля, стон «буржуйки» и шум ветра заглушали от любопытного уха перешептывания нескольких человек, которым в это время совершенно не спалось.

— Охранники в такую погоду носа не высовывают из будки. Даже выстрелить поленятся — холод собачий, — говорил Бронислав. — Я по ночам не раз подходил к щели (так он называл узкое окно) и следил. Несут вахту безобразно. Я бы их под расстрел за такую службу…

— Тихо, — сморщился Кривошапкин. — Ты что, комиссар? Словами бросаешься, не думая…

— Я не комиссар, но в партию собирался вступать…

— Вы бы про коммунизм здесь не сильно распространялись, — посоветовал Альберт Валерьянович, — а то в одиночку запрут, как Стайнкукера.

— Эта сволочь вчера написала в своей стенгазете об окружении нашей дивизии, — пробурчал Капитонов и по памяти процитировал: «Майор Матти Аарнио взял в котел восемнадцатую стрелковую дивизию в Южном и Северном Леметти».

— Какой-то майор — целую дивизию! Брехня, — заявил Данила.

— Может, и брехня. Но всякое может быть, — задумался Капитонов.

— Заткнитесь, прошу по-хорошему, — грозно прошептал Бронислав, — уйдем, тогда и будем рассуждать…

— Я думаю, что охранники здесь такие беспечные, потому что чувствуют, что бежать-то нам некуда. Остров маленький. Наутро всегда можно организовать облаву. И местные с радостью помогут, — Шпильковский вернул разговор к предыдущей теме.

— Правильно мыслишь, Альберт Валерьянович, — проговорил краснофлотец, — поэтому нам, главное, незаметно добраться до причала. Там стоят рыбацкие мотоботы. Нам надо угнать один и уйти в море.

— Ну, ты умный, — сказал Кривошапкин, — море зимой замерзает.

— Ты, сухопутная крыса, если не знаешь, не встревай. В бухту регулярно приходит почтовое судно с земли, для него и для рыбаков, чтобы лов и снабжение рыбой войск не прекращались, лед специально колют. Курсирует ледокол, я это от местных узнал.

— И как ты это узнал? На каком языке? — язвительно поинтересовался Данила.

— На морском. Ты его все равно не знаешь.

— Нам бы продуктов побольше, — проговорил Капитонов, — из хлеба, что вы, Валерьяныч, получили за удаленный аппендикс, я сделал сухари, сало закопал в снегу, возле стены барака, подальше от сетки, за которой водят собак. В бараке держать не хотел. Еще есть мороженое мясо, мороженая картошка, молотая перловка. Я прикинул, нам хватит дня на четыре, а если экономить, то больше недели протянем.

— А я настрелял папирос — уже тридцать пять штук, — похвалился Кривошапкин.

— Ты это, Данила, не сильно показывай, что собираешь курево, ведь сразу же понятно, если не выкуриваешь сразу, то для чего-то припасаешь.

— Насчет курева — молодец, — похвалил Кривошапкина Бронислав Вернидуб, — главная проблема — это как нам добраться до порта незамеченными. И не забывайте о пресной воде.

— А что, снега и льда мало? — спросил Капитонов.

— Если на мотоботе, который мы стырим, вдруг не окажется запасов воды, то мы «засохнем».

— А лед? — не унимался Данила. — Льдину разобьем и куски на борт затащим.

— Мы же пойдем дальше в открытое море, — объяснял Бронислав.

— Да ладно, наберем снега, — проговорил Никанор.

— А куда? — прищурился красный капитан.

— Ну, закинем за борт лодки, — предположил сапер.

— И будем потом с палубы хлебать? — съязвил Бронислав. — В общем, у меня есть резиновая грелка и резиновое ведро литров на пятнадцать. А чтобы выбраться незамеченными, нам надо добыть финскую форму, желательно теплую. Ну, и еще, конечно, взрывчатку.

— Это для чего? — удивился военфельдшер.

— Потом объясню, — махнул красный капитан.

— Я могу по памяти нарисовать карту Аландских островов, — задумался Шпильковский. — Я видел ее в смотровом кабинете. И по памяти могу нарисовать — у карты мира и анатомической карты человека есть что-то схожее. Я раньше практиковал мнемотехнику.

— Что? — спросил Капитонов.

— Специальные приемы запоминания.

— Это как? — поинтересовался Данила.

— Очень просто. Представляешь, что гуляешь по своему родному городу. Артерия напоминает одну улицу, вена — проспект. Ну и приходишь из пункта «а» в пункт «б» и запоминаешь, что видел по дороге. Причем все происходит без особых усилий.

— Что-то я не пойму, — признался Никанор.

— Ну ладно, каждый человек должен себе придумать свою мнемотехнику. Потом расскажу, если захотите.

— Да, а сейчас нам надо бы пораскинуть мозгами, где найти форму.

— Где, где? В хозблоке, конечно, — сказал Никанор. — В прачечной. Этот хмырь Хомутарь командует такими же хмырями, что за еду и папиросы стирают форму охранникам.

— Вот гад! — прошипел Кривошапкин.

— Гад не гад, но таким гадом будешь и ты! — сказал Бронислав.

— Ты что, Броненосец, совсем спятил? Думаешь, я чухонцам буду форму стирать? Не дождутся!

— Ну, во-первых, это шведы, а не финны, а во-вторых, для скорейшего осуществления нашего плана форма нужна позарез. Я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь.

— Тогда пускай Никанор и стирает форму.

— Ты, салага, будешь старшему по званию указывать! — Капитонов разозлился.

— Здесь нет никаких званий! — еще громче проговорил Данила.

— Перестаньте, — оборвал их спор Шпильковский.

В этот момент с верхнего яруса нар упало тело. Небольшого роста красноармеец тут же сел на полу, широко расставив ноги, и принялся тереть ушибленную спину.

— Фельдшер! — скрипучим голосом начал звать он, — фельдшер! У меня что-то со спиной!

Это был Силантий Хомутарь, бывший командир танка, а теперь, как и все здесь, военнопленный — «заведующий» прачечной, о котором только что говорили «заговорщики».

«Танкист» что было силы начал трясти нары Шпильковского.

— Фельдшер.

Альберт Валерьянович сделал вид, что только что проснулся.

— Что у тебя, Силантий?

— Спина, ааа, — застонал он, — больно.

Чтобы разобраться, военфельдшеру пришлось вставать.

От стонов Хомутаря проснулся староста барака. Разминая затекшие ноги, он подошел к месту падения Силантия.

— Что тут у вас такое?

— Да вот, во сне вертелся и упал, — спокойно объяснил Шпильковский.

— Я спиной грохнулся, ох, — стонал Хомутарь.

Шпильковский внимательно посмотрел на круглую физиономию командира танка, в его маленькие мышиные глазки и подумал: «Подслушивал он нас или нет? На самом деле упал случайно или все-таки пытался голову свесить, чтобы лучше слышно было?»

Но на лице Хомутаря что-либо прочитать было невозможно. Одно из двух — или он умел хорошо прятать свои мысли, или был совсем недалеким.

— Что приснилось, как финнам сообщаешь, куда будет направлен удар танковой бригады? — громко сказал кто-то из военнопленных.

В бараке ходили неприятные разговоры, что Хомутарь в свое время сдал целую танковую колонну.

Его танк шел замыкающим, и на узком участке между двумя озерцами водитель не справился с управлением тяжелой машиной, и танк «ушел» в заболоченную жижу.

Колонна ушла, а Хомутарь и танкисты едва сумели выбраться из машины. И тут им снова не повезло. Их обнаружил разведотряд финнов. Из-под наставленных автоматов деваться танкистам было некуда.

Ну, Силантий Хомутарь и выложил все, что знал… И главное, Хомутарь рассказал, что вроде бы на него никто и не давил. Так, ляпал языком… Теперь же он все это отрицал. С утра бывший танкист бежал в свою прачечную, где с ним работала еще парочка «темных» и неприглядных личностей.

— Ушиб позвоночника и копчика. Неприятно, конечно, но ничего страшного в этом нет. Хорошо еще, что не головой ударился, — сказал после беглого осмотра военфельдшер.

Хомутарь медленно встал. Ростом он оказался ниже среднего, с кривыми ногами. Силантий попытался сначала нагнуться вперед, потом — назад, проверяя, действительно ли все так неплохо, и вдруг снова сильно застонал. Теперь проснулись военнопленные на соседних нарах.

— Хватит мне тут бардак разводить, — грозно сказал Хомутарю староста, — отбой.

Громко стеная, Силантий Хомутарь полез к себе наверх. На самом деле спина у него сильно болела, и взобраться на вторую полку никак не получалось. Тогда Пантелей Пудовкин толкнул его в бок, и Хомутарь перекинулся на свой ярус.

— И вам всем спать! — сказал староста, поправив усы. — Ложитесь, Альберт Валерьянович. До подъема можно еще хорошенько выспаться.

— Да, сейчас лягу. Только водички глотну.

— Может, вам кипяточку?

— Давайте, не откажусь.

Пантелей Пудовкин и Альберт Валерьянович подошли к «буржуйке». Староста налил из помятого чайника в металлическую кружку кипятку.

Шпильковский подул, попил.

— Спасибо, Пантелей, теперь пойду дальше сны досматривать.

— Что, небось Маруся снилась? — одними глазами улыбнулся Пантелей.

— Она… Почему я тогда на ней не женился? — задумался Альберт Валерьянович.

— Ничего. Вернетесь и сделаете предложение.

— Да… А вот вернусь ли? — вздохнул военфельдшер.

— Вернетесь, мы все вернемся. Война долгой не будет. Сами знаете. Спокойной ночи.

Староста подкинул еще немного угля в «буржуйку», и она загудела более высоким тоном.

Когда Шпильковский вернулся к своим нарам, он посмотрел на Хомутаря. Тот, казалось, уже спокойно спал.

Военфельдшер залез под свою теплую шинель — она служила ему вместо одеяла.

Тут же к нему шепотом обратился Бронислав, который лежал на нижнем ярусе соседних нар.

— Хомутарь все слышал. Он выдаст. Его надо убрать.

— Да вы что? — возмутился Альберт Валерьянович.

— Если сделать все чисто, никто и не догадается. Длинную иглу в сердце — и всё! Я уже сделал из стальной проволоки…

— Бронислав, я хочу спать. И настаиваю на совершенно других, как это, способах улаживания конфликтов.

— Но ведь это предатель!

Внезапно окна осветились белым светом — по стенам проползли лучи прожекторов. С моря, заунывно завывая, дул ветер, а в полумраке барака надрывно гудела «буржуйка».

Бронислав накрыл голову соломенной подушкой.