Сигнал

Максим Шаттам, 2018

Семья Спенсеров только что переехала в Мэхинган Фолз – маленький городок, где жизнь течет медленно и размеренно. Настоящий рай, если бы не старые слухи о колдовстве, не телефонные звонки с пронзительными нечеловеческими криками, не жуткое существо, преследующее подростков, и не ужасные убийства, которые приходится расследовать шерифу. Вам когда-нибудь было по-настоящему страшно во время чтения книги?

13

— Оливия, ты прекрасно знаешь, я не верю в эти сказки про вдохновение, — повторял Том. — Вдохновение для писателя — то же, что религия для человечества. И мне незачем успокаивать себя этими выдумками. Лично я верю в работу.

Оливия положила себя салат и поставила тарелку на стол, сказав:

— Да-да, знаю: «Душа обязана трудиться…» Я просто говорю, что перемена обстановки помогла бы тебе… Ну хорошо, не вдохновиться, но увидеть вещи под новым углом.

Том заметил, что ему приходится оправдываться, и рассердился. После провала его последней пьесы он был особенно чувствителен, его раздражали любые разговоры о творчестве, как будто простое упоминание его профессии было предлогом усомниться в его талант и мастерстве.

— Прости, ты права, — сказал он, кладя руку на руку жены. — Поэтому мы сюда и приехали. Я все ещё не написал ни строчки. Я обустраиваю рабочее место, занимаюсь уборкой… И одновременно я ищу. Это стало привычкой. Другие решили бы, что это просто слова, но ты знаешь, что, когда я просто хожу кругами, смотрю на природу, на людей и ничего не говорю, — на самом деле я работаю. Моё молчание свидетельствует о моем творчестве.

Оливия улыбнулась, потом погладила кончиками пальцев щеку мужа.

— Я в тебя верю. Ты найдёшь свою новую пьесу. Не важно, сколько времени это займёт. Ты писатель, пьесы — это вся твоя жизнь. Следующая будет иметь успех. Я это чувствую.

— Бу-ум! — крикнула Зоуи, роняя ложку с высоты своего детского стульчика.

— Зоуи! Если будешь шалить, на ужин будешь есть плюшевого мишку!

— Нет, не хотю миску! Миска фу!

Том посмотрел на жену влюблённым и благодарным взглядом. Она всегда была рядом, в горе и в радости, и это была правда, а не пустые слова со свадебной церемонии. Даже в тёмные деньки Оливия его не подведёт. Ему так с ней повезло! Заметив, что Зоуи сильно расшалилась, Том подошёл, чтобы сменить Оливию и покормить девочку.

— Зоуи, у папы куда меньше терпения, чем у мамы, так что советую тебе широко открыть рот и не глупить.

— Ну что, мальчики, — спросила мама, — как прошёл день? Не слишком расстроились, что Джемма не водила вас сегодня гулять?

— Все хорошо, — промямлил Оуэн неуверенно.

Чад молча кивнул.

— Что-то не так? — спросил Том. — Вам скучно, Оуэн?

Оуэн помотал головой, а Чад нахмурился.

— Вы поссорились, да? — догадался Том, вдруг понимая, что весь вечер мальчиков не было слышно.

Тогда Чад взорвался.

— Это он! — закричал он, указывая на двоюродного брата. — Он меня укусил!

— Это неправда!

— Конечно, правда! У меня след остался!

— Нет, не делал я ничего!

— Не купил! — строго заявила Зоуи.

Оливия подняла над столом руку, давая всем знак замолчать.

— Оуэн, что произошло?

— Это не я, — смущенно выдавил мальчик.

— Ты меня укусил до крови! — крикнул Чад с упрёком.

Том кивнул Чаду, чтобы он показал. Сын задрал ногу на скамейку и поднял штанину, показывая искусанную покрасневшую голень с характерными следами. С обеих сторон были фиолетовые и красные отпечатки в местах, где зубы впивались в кожу. Ещё немного, и они прокусили бы её до кости.

Оливия, которой из-за другого конца стола ничего не было видно, вопросительно посмотрела на мужа. Том мрачно глянул на Оуэна.

— Что вы такого наговорили друг другу, чтобы до этого докатиться? — спросил он.

Чад возмутился:

— Ничего! Мы играли! А он накинулся на меня, как зверь, и искусал!

Оуэн положил нож с вилкой, откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки с видом человека, которого оскорбили до глубины души.

Тогда вмешалась Оливия:

— Мальчики, этого быть не должно. Вы знаете, как мы с Томом относимся к насилию. Как к физическому, так и к вербальному, — подчеркнула она, глядя на Оуэна и на Чада, который, казалось, был глубоко задет предположением, что он мог спровоцировать нападение. — Сегодня я не буду вас наказывать, но если вы не разберётесь со всем сами, нам придётся принять меры. Вы должны понимать: мы семья. Клан. Мы должны друг друга поддерживать, а не драться. Во внешнем мире достаточно насилия. Вы меня поняли?

Ответом было недовольное молчание.

Том повторил за женой:

— Вы поняли?

Чад кивнул, несмотря на сдерживаемое раздражение. Оуэн последовал его примеру.

— Пусть пройдёт ночь, и вы все объясните, — прибавила Оливия. — И чтобы завтра за ужином вы друг на друга не дулись. Поговорите, по очереди выскажите всё, что у вас на сердце. Постарайтесь друг друга выслушать и пожмите руки. Если я увижу завтра вечером, что вы ничего не уладили, я вмешаюсь.

Остаток ужина прошёл в мрачном молчании. Никто не стал задерживаться, и Чад с Оуэном сразу поднялись к себе, чтобы лечь спать, пока Том занимался Зоуи, которая широко зевала. Позже, лежа в постели, Том с Оливией вернулись к случившемуся. Она опасалась, что Оуэн был травмирован куда глубже, чем они могли подумать. Он почти всегда молчал, очень редко говорил о том несчастном случае и о погибших родителях, и Оливия беспокоилась, что этот удар даст о себе знать тем или иным образом. Укус, по-видимому, свидетельствовал о неконтролируемых эмоциях, которые обуревали мальчика.

— Или о потасовке двух тринадцатилетних пацанов, — возразил Том, потянувшись за книжкой. Зоуи не плакала уже вторую ночь, и это, вероятно, значило, что она наконец привыкла к новому дому и ночные кошмары остались в прошлом. Том чувствовал себя совсем выжатым, ему нужно было хорошо выспаться пару ночей подряд, чтобы восстановиться. Но этим вечером он заснул не сразу. Что-то смутно его беспокоило, но он никак не мог определить причину нервозности. Это не было воспоминание о старушке, прыгнувшей под автомобиль на Атлантик Драйв. Что-то другое тревожило его. Он уткнулся лицом в подушку и смог проспать около часа. Несколько раз просыпался и наконец забылся сном. В час ночи он встал. Сна не было ни в одном глазу. В полумраке он видел что-то на светлом шкафу в углу комнаты. Какие-то округлые коричневые пятна. Они дрожали в воздухе. Он испытал ледяной ужас. Теперь он знал, почему ему не спалось. Сердце его бешено заколотилось.