Проводник в ад

Максим Владимирович Виноградов, 2020

Гнев, ярость, досада и разочарование. Эти чувства обрушиваются на Нергала, когда он осознает, что миссия далека от завершения. Еще много людей – больших и малых, влиятельных и ничтожных, благородных и убогих – должно умереть, чтобы можно было вздохнуть с облегчением. Потому что дело, выполненное наполовину, остается несделанным! Продолжение крутого криминального боевика в мире фэнтези и стимпанка.

ГЛАВА 7

Ханс Краузе взбирался в гору, и этот процесс совсем не радовал молодого дознавателя. Он любил природу, но скорее в созерцательном плане: любоваться красотой озера и звездным небом, но отнюдь не преодолевать крутые склоны или опасные пороги рек. Однако, ситуация обязывала.

Снежный косогор, покрытые хвойным лесом, тянулся во все стороны, насколько хватало глаз. Дикие места. То тут, то там виднелись следы животных, сугробы поднимались на несколько метров, деревья царапали вершинами небосвод. Здорово пахло соснами и шишками, где-то неподалеку стучал дятел, по широкой ветке прошмыгнула доверчивая белка. На пути то и дело встречались огромные валуны и поваленные стволы старинных великанов, количество годичных колец у которых исчислялось многими сотнями.

И все же, несмотря на всю дикость пейзажа, здесь явно чувствовалось присутствие человека. Взять хоть вот эту тропку, петляющую между камнями и деревьями. Кто-то ведь ее проложил и регулярно обновлял, чтобы снег не завалил проход окончательно. Ханс тяжело вздохнул. Кто-то… Известно кто, а иначе он бы сюда ни в жизнь не поперся!

С непривычки карабкаться вверх оказалось сложно, мучила одышка, да и ноги напоминали о своей слабости неприятным гудением. Немного отдышавшись, Краузе с обреченным видом продолжил восхождение.

Наконец, преодолев очередной крутой склон, он выбрался на небольшое плоскогорье. С дальнего края долина обрывалась отвесным ущельем, с двух сторон к ней подступал лес, а последнее направление защищали горы, поднимавшиеся к облакам.

Ханс невольно огляделся, оценивая красоту скалистого пейзажа. Свежий ветерок бросил в лицо горсть снега, пахнуло разведенным огнем, дознаватель остановил взгляд на крепкой бревенчатой избушке, примостившейся аккурат по центру плато. Окна мерцали льдом, из трубы отвесно поднимался дымок, рядом со стеной расположилась полная поленница, в толстенном чурбаке торчал небрежно воткнутый колун. Краузе медленно подошел, прислушиваясь, но в доме стояла глубокая тишина. Только из леса доносилось щебетание птиц, да где-то вдалеке журчал ручей.

Дознаватель громко постучал, но ответа не последовало. Он повторил стук — с тем же результатом. Дернул ручку — деревянная дверь плавно отошла в сторону. Секунду Краузе размышлял, обдумывая варианты.

— Ну, раз тут не заперто, — громко проговорил он, как будто не для себя, а для чужих ушей, — То почему бы и не зайти?

Неуклюже протиснулся внутрь крохотной прихожей, заснеженный тулуп и сапоги примостились у стены, из внутренностей дома пахнуло приятным теплом. Ханс вошел в комнату, взгляд пробежался по уютному убранству. Дознаватель подобрался к камину, озябшие руки протянулись к спасительному огню.

Отчетливо щелкнул взведенный курок, Краузе шестым чувством ощутил дуло пулевика у собственной головы. Хоть он и ожидал чего-то подобного, но все равно был ошарашен той легкостью, с какой его обвели вокруг пальца.

— Йохан? — вкрадчиво спросил Ханс, не торопясь делать резких движений.

— Зачем ты пришел? — скрипучий недовольный голос мог бы принадлежать старику, однако, его обладателем являлся мужчина в полном расцвете сил, — Ты же знаешь, я не люблю людей!

— Поэтому и забрался так высоко? — дознаватель неторопливо обернулся.

— Именно!

Пулевик скользнул в кобуру, его хозяин чуть заметно улыбнулся краешком губ, глаза насмешливо сощурились. Он прошелся по комнате, легким движением опустившись в плетеное кресло-качалку.

Высокий, худощавый, с русыми волосами и бородой. Ханс присмотрелся к фигуре хозяина, отмечая немногочисленные изменения. Лицо будто бы слегка вытянулось, прическа стала чуть длиннее, плечи слегка раздались, пальцы все такие же худые, как иголки. Несмотря на прошедшие годы, Йохан словно помолодел, стал опрятнее, ухоженнее.

— Ну, что дал осмотр? — усмехнулся мужчина, пронзительные глаза спрятались за ресницами.

— Ты изменился, — с недоумением отметил Краузе, — Причем, явно к лучшему.

— Похоже, горы хорошо влияют, — хозяин пожал плечами.

— Не настолько… Вряд ли в горах ты начал носить женские трусики.

Йохан напрягся, суровый взгляд пробежался по комнате, остановившись на диване с кучкой разбросанной одежды.

— Вот черт! — улыбнулся он, — Я и забыл, что от тебя ничего не скроешь!

Ханс смотрел на брата с удивлением и внезапно проснувшейся радостью. Очень давно он не видел Йохана улыбающимся, пожалуй, с самого детства. Мальчик смеялся и радовался жизни ровно до того мига, как внутри не проснулся дар. С тех пор время веселья прошло. И вот…

— Кто она? — осторожно уточнил Краузе-младший.

— А… Не важно. Анюта не любит людей еще больше, чем я.

— Разве такое возможно?

Мужчина пожал плечами, как бы говоря «как видишь». Ханс растеряно покрутил головой. Он опешил, почти позабыв, зачем вообще явился. Не ожидал увидеть брата… таким. И теперь казалось неким кощунством влезать в хрупкое чужое счастье со своими проблемами.

— Ну… Я рад за вас. Действительно рад!

— Спасибо, — Йохан грустно сощурился, — Но ведь ты пришел не за этим, не так ли?

— Экстренные обстоятельства…

— Ну конечно.

Дознаватель оперся на стол, приводя мысли в порядок.

— Ты ведь знал о моем визите?

Тяжело вздохнув, хозяин дома мрачно кивнул, с мужественного лица исчезли все следы веселости.

Ханс принялся рассказывать. Начал издалека, с осенних событий. Когда Нергал Рихтер внезапно явился в Берлин после многолетнего отсутствия и начал убивать. Причем, не абы кого, а представителей тогдашней власти. Прошелся, так сказать, по всей вертикали: от простых жандармов, до судей, от главного прокурора до самого канцлера. Что им двигало? Кто направлял? Дознаватель рассказывал подробно, но, насколько возможно, объективно. Собственные выводы оставлял при себе, Йохан этого не любит.

С ним вообще сложно, никогда не поймешь, что нужно проговорить вслух, а что брату уже известно. Он знает многое, еще больше предвидит, но все же, к счастью, не всеведущ. Иначе… Его жизнь была бы еще печальней.

Рассказ плавно перешел к засаде и пленению Нергала. Краузе в общих чертах обрисовал сложившуюся ситуацию, первопричины и предпосылки чужих действий. Тяжело вздохнув, перешел к повествованию о побеге убийцы из тюрьмы. Здесь рассказывать особенно нечего, дознаватель обошелся парочкой общих фраз.

— Войска прочесывают близлежащие селения, но я не верю в успех, — заключил рассказчик, — А даже если найдут, остановить Рихтера им вряд ли по силам.

Йохан слушал молча, прикрыв глаза, длинные пальцы изредка вздрагивали, постукивая друг по другу. Когда гость замолчал, мужчина еще долго сидел, предаваясь глубоким размышлениям. Наконец, послышался долгий выдох, веки приподнялись, тяжелый взгляд придавил дознавателя к месту.

— Что такое, Ханси? Неужели что-то пошло не так, как задумывал? Такой хороший, долгоиграющий план, и вдруг на тебе! Развалился… Страшно?

Младший брат поежился. Никто не называл его «Ханси». Никто, кроме Йохана. Это прозвище осталось в далеком прошлом… В те счастливые времена, когда оба были всего лишь беспечными детьми, без всякого намека на какие-либо особые способности…

Йохан наблюдал за смятением брата, и вдруг грустно рассмеялся. Поднявшись, он налил стакан воды из кувшина, с жадностью напился.

— Ты уже второй раз полагаешь себя главным там, где на самом деле от тебя ничего не зависит, — подытожил свои выводы старший, — Строишь планы, хотя не располагаешь необходимыми данными. Доверяешь шатким суждениям и ненадежным фактам. И вот результат: безупречный, казалось бы, замысел провалился, убийца на свободе и, не ровен час, явится по твою душу.

Ханс склонил голову, признавая правоту собеседника. Кому-кому, а брату он мог доверять полностью. Если сам дознаватель читал людей лишь поверхностно, то Йохан видел их насквозь, со всей подноготной. Потому и не мог жить в обществе, сознавая всю ту мерзость, что находится в человеческих душах под тонким налетом нравственности и морали.

— Этот человек, Нергал, — задумчиво продолжил хозяин дома, — Он, как бы сказать… сильнее судьбы. В некотором роде стоит над предназначением. Потому, контролировать его действия — задача глупая и практически невыполнимая. Хотел бы я сам с ним познакомиться… Но, боюсь, это будет слишком опасно для нас обоих.

Йохан задумчиво почесал бороду, тоскливо глянул на высокие настенные часы.

— Рихтер стал твоей самой большой ошибкой, Ханси, — заключил брат, — Но, ирония судьбы такова, что он же может превратиться в самую большую твою победу.

Краузе-младший с досадой поерзал, переваривая услышанное. Очень уж его раздражала такая манера говорить: сплошные загадки вместо прямых ответов, постоянная многозначительная недосказанность, граничащая с какой-то мистификацией. Нет бы просто сказать: делай то-то и то-то, и будет тогда так-то и так-то… Впрочем, он сам понимал, что, заглядывая в будущее, можно говорить только в сослагательном наклонении.

— Мне нужна помощь, Йохан. Я не знаю, что делать!

Старший брат поморщился, будто услышав несусветную глупость.

— Помнишь, в детстве ты лез драться с соседними мальчишками, когда они мучили кошку… А мама тогда отчитывала тебя, покрывая мазью полученные синяки. «Не начинай то, что не знаешь, как закончить!» Сколько лет прошло, а совет по-прежнему хорош.

Ханс съежился, втянув плечи. Накатили слишком яркие воспоминания, к глазам невольно подступили слезы. Время, когда родители живы, когда дар еще не проснулся и не отнял у братьев детство. А потом… Йохан в миг посерьезнел, позабыв про смех и улыбки. Однажды утром просто исчез, ушел из дома. Да и младший брат терпел с трудом. Начались проблемы в школе, непонимание, одиночество.

— Не грузись, парень, — мягкий голос брата вывел из невеселых раздумий, — Хорошее у нас детство. Бывает гораздо хуже, поверь. К тому же, детство — еще не вся жизнь. Теперь мы сами решаем, как и почему жить!

Младший сдержанно улыбнулся, понимая, что это лишь словесная эквилибристика.

— Разве ты выбрал жить в горах, вдали от людей?

— Конечно, я!

И оба грустно усмехнулись.

— Послушай, ты уже наделал много глупостей, — сказал Йохан после небольшой паузы, — И теперь можешь сделать лишь одну мудрую вещь. Не мешай судьбе. Пытаясь ее переиграть, мы только приближаем неизбежное.

— Как это понимать, черт возьми?

— Как? Буквально! — старший Краузе смеялся одними глазами, — Знаешь, Ханси, я тебе даже немного завидую… Такая насыщенная, долгая и интересная жизнь…

— Разве можно об этом говорить? Зная о «долгой» жизни, я могу стать безрассудным и меня задавит первый встречный мехмобиль.

— Ха! Ну ты ведь не дурак. Будущих великое множество, какое из них осуществится… Доподлинно не известно даже мне. И хорошо. Довольно грустно жить, зная все наперед.

— Потому ты и ушел?

— Одна из причин. Люди слишком предсказуемы и слишком…

— Мерзкие?

Йохан не ответил, отвернувшись, но Ханс понял, что именно так он и думает. Что ж, правда колет глаза. Но рано или поздно нужно ее принять.

— И вот еще что, — глухо проговорил брат, — Не приходи больше. Никогда. Ты знаешь, мне это неприятно. Ты лучше других, но…

Ханс кивнул, проглотив подступивший всхлип. Хотелось сказать что-то теплое или хотя бы положить руку на плечо единственного родного человека.

— Прощай…

Он вышел, не дождавшись ответа, Йохан сидел спиной.

Ханс Краузе замер во взлетающем самолете, его трясло. Не сказать, что встреча с братом чем-то помогла, скорее даже наоборот, сбила с рабочего настроя. Прощание получилось совсем скомканным. До сих пор пробирала дрожь от непонятной недосказанности, что осталась между ними.

Черт его дери! «Не приходи больше никогда…» Да хренушки! Заявлюсь, будь уверен! Не может же Йохан прятаться вечно. А я хочу увидеть брата, посидеть вместе у камина, да и — чем черт не шутит? — понянчить племяшек!

Дознаватель вытянул ноги, вернувшись из размышлений к настоящему времени. За окном планера проносились горные склоны, только что отстыковались реактивные толкатели, осталась пара часов размеренного полета. Краузе прикрыл глаза, вновь переваривая насущные проблемы.

Брат вроде бы и помог, но как-то странно. Эти его размышления о глупости и мудрости… Совет не ввязываться и не мешать судьбе… Странно все это. Понимать буквально — означает сидеть, сложив руки, а на такое Ханс не способен. Даже если события развиваются помимо плана, их нужно держать под контролем, пусть и чисто информационным.

Приняв решение, Краузе расслабился, на душу снизошел покой. Довольная улыбка тронула губы дознавателя, голова склонилась на бок, дыхание выровнялось. В аналитической части мозга начал складываться новый порядок действий.