За листопадом небо. Мужской роман-исповедь

Макс Линн

Манфред Маер еще в детстве услышал от матери, что за листопадом есть только небо, как и за всеми жизненными изменениями, которые придется испытать на себе. При этом он не должен расслабляться и ждать манны небесной, а самостоятельно бороться за каждую прожитую секунду счастья. История, похожая вначале на легкую мелодраму, излагаемую от первого лица, с юмором и искренностью, развивается в дальнейшем – в трагичную исповедь мужчины, ответственного не только за свою жизнь, но и берущего на себя многие необычные обязанности, чтобы с его близкими не случилось ничего страшного. Только на свое личное счастье он не всегда находит силы и время. Каким-то образом вся его жизнь проходит через серию мистических совпадений и драматических событий. Потеряв не раз свое счастье и покой, стоя на грани жизни и смерти, найдет ли главный герой выход из создавшейся ситуации? Неожиданная развязка ждет читателей «за листопадом». Потому что каждый для себя должен решить: есть ли там небо и… Бог?

Мы все живем под одним небом,

но у всех нас разные горизонты.

Конрад Аденауэр

Когда Господь хочет нас наказать,

он исполняет все наши заветные желания.

Оскар Уайльд

Глава 1. Реклама МаМа

Еще студентом берлинской alma mater я усвоил правило трех «если» для моей профессии: «Если ты сделаешь то, что не смогут остальные — это обеспечит твои потребности на год. Если ты знаешь то, что не знают остальные — это даст тебе продержаться на плаву десятилетие. Если ты не такой, как остальные — это может прокормить тебя всю жизнь».

Рабочий день сегодня отличался лишь тем, что двери офиса остались на замке, телефонные звонки были переключены на автоответчик, а все сотрудники и гости фирмы обнажились. Полностью!

В царившей атмосфере необычной раскрепощенности командовал Андре:

— Мелани, стань ровно, подними правое плечо! Нет, так не годится, не помогло. У тебя сосок правой груди ниже, чем левой. Ой, у тебя сиськи неодинаковые — одна больше другой! Сорри, вырвалось! Мелани, ну прости, не смотри на меня зверем и стань, пожалуйста, боком! Вот, теперь отлично! Кай, отодвинься немного от Беттины, она, как девственница, смущается! Бетти, расслабься! Очень напряженное лицо! Будто ты экзамен сейчас сдаешь! Вот так! Можешь! Другое дело. Застынь! Флориан, твоя рука на бедре Линды сейчас неуместна. Ты ее отвлекаешь! Линда, не так радостно! Сократи размер и значение улыбки до ироничной снисходительности! Мы же не порно снимаем. Босс, смотрите в камеру и выключите свой любопытный глазомер. Не пяльтесь на достоинства других! Собрались! Стефани, потяни голову, второй подбородок напряги! Нет, не так! Не выдвигай челюсть, нижнюю губу задвинь! Стефи, ну, что ты изображаешь? Соберись! Нам на фото только мимики орангутанихи не хватает! Перестали ржать! Антон, коленки расслабь, как солдат стоишь в позе «смирно»! Не моргаем! Впустили в глаза смысл и хоть малость ума! Животы втянули! Все на раз-два скажем медленно: «Thursday!» /*англ.: четверг/. Раз, два! — провозгласил Андре, фотограф.

В очередной раз окинул нас профессиональным взглядом. И только тогда защелкал камерой.

Уже второй час он, не отвлекаясь ни на что, снимал. Выставлял свет, то направляя лампы нам прямо в глаза, и тем, ослепляя на некоторое время. То мудрил над кольцевым освещением в стиле Beauty Lighting или со световыми синхронизаторами, то работал над серией эффектов, используя их как фон для объекта или чтобы скрасить скучный интерьер. Группировал отражатели и рассеиватели. Погружал всю нашу фотосессию в цветную дымку. Хитрил, используя маски гобо /*от англ. «GOes Before Optics»/, создавая иллюзию пространства. Менял композицию, переставлял, усаживал и укладывал на пол, как шахматные фигуры, или перемещал нас, тасовал, словно игральные карты, — всех голых, немного зябнувших, но веселых, пребывающих в состоянии куража.

О доле последнего в наших организмах свидетельствовали пустые коньячные бокалы и оставшаяся еще в бутылке жидкость темно — янтарного цвета — с палитрой прекрасного послевкусия лимузенского дуба и оттенков ароматов, где главной нотой был ванильный у всех во рту.

Бутылка и снифтеры так и остались стоять на барной стойке в кухонном отсеке офиса.

С коньяка мы начали сегодня утром фотосессию нагишом, задуманную как рекламный прорыв нашей фирмы. Почему я сказал: «Нашей»? Моей собственной!

Впрочем, если бы не все сотрудники с их подругами Designer Atelier МаМа — Дизайнерского Ателье МаМа или сокращенно ДА МаМа (по первым слогам моего имени и фамилии — Манфред Маер), этого сдвига к лучшему я бы не достиг!

Со мной в команде работают, кроме оператора и фотографа, двое программистов разного уровня и еще, помимо меня, художники — дизайнеры другого профиля. Все они высококлассные специалисты, приносящие внушительный доход ателье МаМа. Не зря же каждый вначале прошел строгий отбор нашего коллектива. Да, есть еще секретарь — умница Стефани. Полноватая, но в правильных местах, симпатичная, но не приемлющая ежедневного пользования косметикой. Без ее энергии и безграничной дотошности все бытовые мелочи в ДА МаМа, а главное, не прерывающий полета творческий процесс, были бы невозможны. Иногда я восхищаюсь умеющей все схватывать на лету Стефи. Но чаще мне не верится, что это дитя нового века до такой степени может скрупулезно относиться к работе и соблюдению правил, большинство из которых в нашем бюро она придумывает сама! Даже сегодняшнюю рекламную акцию моя помощница, с ее доходящей иногда до абсурда дотошностью, расписала буквально по минутам! Не хватало только по дням спланировать успешный прорыв ДА МаМа на рынке рекламы!

Почему я повторяюсь о прорыве? Потому что, когда все, что отснимет сегодня тоже обнаженный Андре, моя команда скомпонует в рекламных материалах. Благодаря высококачественному дизайну в них отобразятся информация и эмоции компании. Последние сделают её уникальной.

Еще студентом берлинской alma mater я усвоил правило трех «если» для моей профессии: «Если ты сделаешь то, что не смогут остальные — это обеспечит твои потребности на год. Если ты знаешь то, что не знают остальные — это даст тебе продержаться на плаву десятилетие. Если ты не такой, как остальные — это может прокормить тебя всю жизнь».

Будут изготовлены не только флаеры и проспекты, брошюры и специальные каталоги с указанием всех наших возможностей и достижений, которые постоянно необходимы, для предъявления потенциальным клиентам, но и огромные календари. На будущий год. По замыслу — семьдесят на девяносто сантиметров, с использованием только качественной мелованной глянцевой бумаги.

Еще мы отпечатаем тираж постеров, не привязанных по дате выпуска. Чтобы хватило для пиара и непохожего ни на чей «обнаженного», и поэтому очень честного, заслуживающего доверия и привлекающего внимание фирменного бренда ДА МаМа. На годы вперед!

Такое позиционирование Дизайнерского Ателье, с необычными визуальными характеристиками, обеспечивающими так или иначе узнаваемость, повлечет, несомненно, ответный шаг от наших конкурентов на рынке рекламы. Но его надо еще будет им подготовить! Без банальных повторений! На это уйдет время.

Мы же воспользуемся образовавшейся форой, и не упустим ни своих постоянных деловых партнеров, ни новых клиентов. При этом я не только не изменю ценовую политику фирмы, но даже, может быть, подниму ее горизонты, потому что качество наших продуктов, сервис и бонусы всегда остаются на очень высоком уровне.

Мы разрабатываем хороший и аутентичный внешний вид. Потому что правильный дизайн создает знакомство с компанией, повышает симпатию и четкую идентификацию. Это обеспечит нам не только распознавание на рынке подобных услуг, но и лидерство.

Идея такого имиджмента возникла в светлой и богатой на выдумки голове моего друга Маттео. Он не только предложил ошарашить и убить наповал конкурентов, привлечь потенциальных клиентов неодетой и безоружной искренностью команды моего ателье, но и сам пришел на фотосессию.

Как всегда холеный, «до ужаса» привлекательный мачо с фигурой, отточенной стараниями персонального тренера, загорелый после отпуска на острове Мюстик в Вест — Индии /* Muctique Island^[1]/, и еще с прекрасным дополнением в наш мужской team /*англ.: коллектив/, — со своей симпатичной новой пассией Сабиной, жительницей Кёльна. Они познакомились считанные дни назад, когда Маттео посещал заказчиков нового архитектурного проекта в этом городе. По словам Матта, «воспламенение чувств» произошло совершенно случайно и неожиданно. Впрочем, у моего друга все в жизни так только и происходит. Особенно увлечения.

С женой он расстался. Пока. И уже в четвертый раз!

Мой друг — успешный архитектор. Матт живет и работает как по накатанной стезе. Однажды он и его брат Дирк унаследовали от титулованного отца-англичанина, выходца из большой богатой семьи, проживающей в одном из замков в предместье Лондона, хорошо поставленный бизнес в Германии.

Глава семьи завещал сыновьям архитектурно — инженерно-строительную компанию, с полной клиентской базой и с годами создаваемым высоким имиджем в городе, в стране и даже за границей. Маттео можно было бы позавидовать. Некоторые, наверное, это делают. Я — нет! Я рад и ценю, что у меня есть такой друг.

С ним мы познакомились совершенно случайно еще в школьном возрасте. Этому поспособствовала программа обмена между гимназиями учеников и произвольная спонтанная жеребьевка по распределению в семьи.

Мы встретились в моей берлинской гимназии и разговорились так быстро, что казалось, знаем друг друга с детского сада. Уроки с утра, возвращение пешком в нашу с мамой и братом небольшую квартиру, разговоры до полуночи в моей детской, которую мы делили вдвоем, помогли нам почувствовать родственные души, найти общие интересы.

Каково же было мое удивление, когда меня во время ответного обмена учениками привезли к дому Маттео! Мне, хотя и столичному жителю Западного Берлина, после скромных стен нашей съемной квартиры пришлось жить десять дней во дворце.

Такой мне показалась тогда четырехэтажная вилла успешного архитектора Гарольда Гоотшильда, отца Маттео, и его матери Фридерики, имеющей степень доктора и работающей в собственной стоматологической клинике.

Мое возвращение домой к маме с альбомом графических набросков бывшей резиденции великих герцогов и маркграфов Бадена, дворцового парка с озером и с его пернатыми обитателями, как и видов города, венчалось депрессией. Я успел привыкнуть жить в роскоши. Еще я влюбился в спокойный и прекрасный город Карлсруэ!

В одиннадцатилетнем возрасте трудно было снова начинать жить, как раньше. Мне не хватало: ухоженного парка вокруг дома; площадок для спортивных игр и даже в мини гольф, где я впервые поиграл в него с Маттео и Дирком; снующих повсюду ручных белок и кроликов; многочисленных затейливых мостиков через похожий на озеро пруд. Он был полон дорогих декоративных кои. Мне не доставало уютных беседок, где я делал свои графические эскизы, и даже мягкого теплого климата Карлсруэ.

И, наконец, мне снова надо было жить не на вилле Гоотшильдов, где каждое твое желание помогают исполнять не только внимательные родители друга, но и штатные помощники по дому.

В своей берлинской комнатушке я мысленно желал, но не находил чудесной лестницы вниз, ведущей в огромный бассейн и дальше — в сауну, душевые и спортивный зал. На маленькой кухне в нашей двушке не было приготовленного шеф-поваром обильного завтрака. Еще, к моему сожалению, я больше не получал в таком количестве, как в доме Маттео, карманных денег от главы семейства.

Не знаю почему, но эта детская депрессия из-за узнанной другой — роскошной стороны жизни не озлобила меня и не заставила завидовать. Она «раздразнила» мое эго, как и все мои стремления и способности. Я обдумывал потом не раз, как выбраться из этого надоевшего двухкомнатного берлинского мирка. Навсегда!

Маттео приезжал ко мне неисчислимое количество раз на выходные и еще один — на двухнедельные пасхальные каникулы. Всегда самостоятельно. Поездом. Зато каждые летние каникулы я по приглашению его семьи гостил в доме Гоотшильдов в Карлсруэ.

Общие интересы не давали нам скучать. Маттео «сочинял» небоскребы, большие концерны и маленькие фабрики с придуманной им выпускаемой продукцией, жилые коттеджи, дома и виллы, а я изображал, воплощал в графике его мечты на бумаге.

Мы посещали все выставочные галереи, в радиусе сотни километров, на авто с их семейным шофером. Я знал каждую трещину и царапину в стенах и в полу вернисажей, особенности их экспозиций и освещения в галереях Баден — Бадена, Карлсруэ, Манхайма и других городов.

На выходные все семейство Гоотшильдов отправлялось путешествовать по югу Германии, посещая средневековые замки и старинные города, нередко пересекая близкую границу Франции.

Мы гуляли и обедали не раз в любимом городе матери моего друга — в Страсбурге или где-то в уютном уголке Эльзаса. Кстати, именно тогда я пристрастился к французской кухне. Попробовал большинство экзотических блюд, начиная с традиционной французской колбасы Andouillette — из свинины и телячьих кишок, а также виноградных улиток и лягушачьих лапок в разных соусах и, заканчивая сырами, изучив практически все сорта. Лишь мягкий, как крем, Касу-марцу /*франц.: Casgiu merzu/ — сыр с живыми личинками, доставленный в тот ресторанчик с острова Корсика, я не смог проглотить!..

Позже, уже в годы получения профессии, с подачи Маттео, я проходил в бюро его отца месячную практику, в один из семестров моего курса коммуникативного дизайна в Высшей школе техники и экономики Берлина /*нем.: Hochschule fuer Technik und Wirtschaft Berlin — HTW/.

Матт тоже был студентом — престижной британской Школы архитектуры Бартлетт /*англ.: The Bartlett School of Architecture, UKL/.

Несмотря на это, мы оставались на связи. Могли часами обсуждать как профессиональные темы — архитектурный дизайн, его и мои проекты, новости в искусстве, графике и инженерии, так, конечно, и наши личные увлечения — новых подружек.

Его одноклассники и приятели почему-то не стали для Маттео близкими друзьями. Мы же пронесли нашу дружбу через годы.

Я отвлекся на воспоминания настолько, что Андре уже почти вплотную приблизился ко мне, чтобы вывести из состояния ступора. Он пощелкал пальцами у меня перед носом. Подвигал ладонью перед глазами.

— Босс, я пытался до вас докричаться! Bitte, не такое задумчивое и пафосное лицо! Нет, не улыбайтесь! Простите, но выглядит глуповато. Шеф, будьте человеком, а не философом в лавровом венке. Но без трусов! Поправьте очки, они сейчас упадут с носа. Еще одна постановка кадра и я закончу!

Последнюю реплику он бросил остальным участникам рекламной фотосессии, начавшим скучать и покрываться мурашками озноба.

Андре переставил свет и отрегулировал штатив на нужной высоте. Посмотрел на нас оценивающе и снова отдал нам всем пару своих команд. Только после этого, включив на камере режим выдержки, он в один прыжок его длинных ног занял место между нами, вскинув голову так, что его пышная темная шевелюра взметнулась вверх.

Так потом и осталось на снимке. Все приглаженные и зализанные, а он взъерошенный и одухотворенный, чем-то похожий на Эйнштейна в молодости.

Когда все разошлись, конечно, предварительно одевшись, мы с Маттео и его возлюбленной Сабиной допили остатки коньяка. Закурили. Я с другом на этот раз — «Louixs», а Сабина свои пряно — фруктовые «Treasurer».

— Что ты хочешь, чтобы я тебе подарил на день рождения, кроме твоих любимых «Arturo Fuente Opus» ^[2]? — спросил Матт, выдыхая дым.

— Я в доле! — предупредила Сабина.

— Ты приглашена! По эмоциям и итогу сегодняшней рекламной фотосессии, Матт, мне достаточно в качестве подарка и твоей идеи! Сначала я отнесся скептически к такой задумке, но теперь верю! Дело выгорит! Представляю рожи и матерные выражения наших конкурентов! К тому же ты сам и Сабина поучаствовали в съемках. Премного благодарен! — расшаркался я.

— Мани, хочешь, мы съездим на Lebendiger Weinberg /* нем.: буквальный перевод — живая виноградная гора^[3]/, продегустируем что-нибудь из их винных погребов? Я проставляюсь! Любой твой каприз в этот день за мой счет! Тем более, что и тебе и мне нравится их кухня. — предложил мне друг.

На том и остановились. Мой день рождения 19 сентября. Здесь, на юге, погода баловала солнечными днями. В этот день мы запланировали вылазку в винный келлер на большой горе, со всех сторон поросшей виноградниками. Там находился отель — ресторан с собственной винодельней.

Стоило присесть за стол на открытой террасе с видом на сбегающие вниз с горы зеленые ухоженные ряды, с еще не полностью убранными синими и янтарными гроздьями, — перед нами ставили плетенку с горячими, с запеченной корочкой ломтями домашнего хлеба и двумя — тремя «намазками». Для пробы нам приносили несколько бутылок из погреба. Потом на деревянной доске подавался сыр, нарезанные ломтики, четырех-пяти сортов. Я предпочитал их твердый, из овечьего молока, дома выращенный сыр с коричневой коркой, пусть жирноватый, но с приятным послевкусием на языке, или тающий во рту Walnuss Schmelzkaese /*нем.: плавленный сыр с грецким орехом/. А Маттео направлял в рот кусочек мягкого рокфора, с голубой плесенью, запивал его глотком рубинового цвета вина и закатывал глаза. От наслаждения.

Мы говорили о чем-то важном, как нам казалось в тот отрезок времени, и думали, в который раз, что жизнь удалась, и снова повернулась к нам передом!

Примечания

1

Остров Мюстик (англоязычный вариант-Mustique Island) — частный вулканический остров в юго-западной части Карибского моря в составе островной группы Гренадины, расположенный к югу от острова Сент-Винсент, и к юго-востоку от острова Бекия. Площадь Мюстик составляет примерно 5,7 квадратного километра. Название происходит из языка араваков, где оно обозначает «Сухой». Территория с элитными виллами, закрыта для обычных туристов, управляется частной компанией «Мюстик», учредителями которой являются несколько аристократических британских семейств, мировые знаменитости и богатейшие люди из семнадцати стран, которым принадлежит 114 вилл. Источник: http://world — island.ru/ostrov — myustik/

2

Полное название бренда сигар «Arturo Fuente Opus X BBMF». Эту ароматную семидюймовую сигару, изготовленную на фабрике потомственного табаковода Артуро Фуэнте, нелегко найти в продаже. Хотя она и стоит сравнительно недорого, по 55 долларов за сигару. Источник: https://basetop.ru/10-samyh — dorogih-sigar-v-mire/

3

Название населенного пункта в Германии, земля Baden — Wuerttemberg. /Примечание автора/