Первая леди

Майя Максимова, 2020

Что может женщина в масштабах истории целой цивилизации? Как быть, если приходится решать за всё человечество? И так ли очевиден враг, когда на кону чуть больше, чем мировое господство?

13

К нашему удивлению, безрассудное заявление Рика Стивенса несколько снизило общую напряжённость в мире. По крайней мере, лидеры большинства азиатских стран в своих обращениях поддержали Соединённые Штаты. А кое-кто заодно ополчился на Ватикан, припомнив тому все грехи многовековой истории. Чуть менее сдержанно повели себя африканские государства, особенно те, где главенствовала католическая религия. Но даже они не осмелились отрицать тот факт, что версия Папы подразумевает слишком много допущений. Европа со свойственной ей высокомерностью вообще абстрагировалась от этой темы. И только Центральная и Южная Америки в мгновенье ока погрузились в хаос. Особенно жарко было на границе США и Мексики. Там произошло несколько вооружённых конфликтов, прогремели взрывы и появились первые пострадавшие. Так война, ещё не дошедшая до границ Земли, с циничной издёвкой начала пожинать человечество.

В России же это было самое обыкновенное воскресенье. Сбежавшие из городов люди отдыхали от трудовых будней, и даже известие о приближающемся конце света вряд ли заставило бы их прервать свои заслуженные выходные. Тем не менее, я не рискнула пустить дело на самотёк и, связавшись с премьер-министром, поручила ему прокомментировать выступление Папы. Кирилл Степанович внимательно изучил предложенный для обращения текст, заметно нахмурился, но не задал ни одного вопроса. Он, знавший меня без малого пятнадцать лет, прекрасно понял: всё, что сообщил миру Иннокентий XIV, так же верно, как и тот факт, что Земля вращается вокруг Солнца. Впрочем, Россия не собиралась скрещивать шпаги с Ватиканом — для многомиллионной православной страны это стало бы неоспоримым проявлением трусости. Речь премьера носила исключительно профилактический характер и имела одну-единственную задачу: убедить всех, что что бы ни произошло на Марсе, мы не выпустим ситуацию из-под контроля.

Выслушав трёхминутный монолог Кирилла Степановича, Юрий Сергеевич подверг его жёсткой критике:

— Юля, ты начинаешь заигрывать с толпой, а это чревато непрогнозируемыми последствиями.

— И что мне делать? Принимать огонь на себя? Или молчать по примеру китайского председателя?

— Пойти проветриться, — неожиданно предложил министр. — А заодно собраться с мыслями и приготовиться к завтрашним потрясениям. Мне не хотелось бы настраивать тебя на мрачный лад, но сегодняшний вечер — твоя единственная возможность попрощаться с прошлым.

Острая боль резанула меня в область сердца, и в ту же секунду я выпала в другую реальность. Здесь не было сводок с марсианских баз, пришельцев из космоса и выступлений иностранных политиков. В этом хрупком и доживавшем последние мгновенья мире словно сплелись все мои представления о счастье. Я с благодарностью посмотрела на Юрия Сергеевича и зачарованная медленно поднялась с кресла.

— Ты действительно позволишь мне уйти? — моя совесть попыталась сопротивляться чувствам. — А если опять какой-нибудь форс-мажор? Уверен, что справитесь без помощи президента?

— Иди, — министр ловко подтолкнул меня в спину, да так настойчиво, что мои ноги сами зашагали к двери. — И не волнуйся. Россия в надёжных руках. Тем более, ты постоянно будешь на связи.

Уже в коридоре меня догнала Кира, и из здания управления мы вышли вдвоём: мать и дочь, мечтавшие провести воскресенье вместе. Мне было немного обидно, что я не сдержала данное ей обещание и вместо целого дня на пляже смогла предложить лишь короткую прогулку в парке. Но она даже не стала шутить по этому поводу, а предпочла задрать голову вверх и с лёгкой тоской посмотрела на покрасневшее на небе солнце.

— У нас два часа, — сообщила я, взяв её за руку. — Немного, но хватит, чтобы окунуться в детство.

Дочь улыбнулась и, оценив мой растрёпанный вид, не поленилась огорошить меня вопросом:

— А ты не боишься, что на тебя обратят внимание? Президент страны, разгуливающий без охраны!

— Не сегодня, — я по привычке тряхнула головой и машинально достала очки из сумочки. — Возможно, это наш последний шанс вот так пройтись по воскресному мегаполису.

— Всё-таки война? — тихо спросила Кира и как бы случайно надавила мне на запястье.

— Всё-таки война, — я испугалась собственного голоса — настолько буднично прозвучало моё утверждение.

— И кто наш враг? — она не унималась ни на секунду. — США, Китай или инопланетные захватчики? Знаешь… Я тут поговорила с Жанной. По её мнению, у человечества мало шансов на спасение.

— Вот пусть она и отвечает на твои вопросы. Ей же приснилось, как бомбят Нью-Йорк. А я… Я могу сказать только одно — в этой войне у нас не будет союзников.

Мы медленно пересекли реку по мосту, рассматривая проплывавшие внизу кораблики. Как мне хотелось очутиться на палубе одного из них — молодой, весёлой и ничего не знающей о пришельцах! Но, увы, в моей голове витали мысли о грядущей катастрофе, а рядом со мной терзалась сомнениями Кира.

— Если будет война, прощай новозеландская стажировка? — дочь вдруг остановилась и замерла как статуя.

— К сожалению, да, — я сочувственно обняла её за плечи. — Впрочем, не думаю, что это станет самой большой потерей.

— Ты просто не понимаешь, насколько важно для меня побывать в Окленде! Любой, кто имеет в России отношение к биомеханике, провёл там как минимум один семестр!

— И что ты предлагаешь мне сделать? Попросить у пришельцев несколько лет отсрочки?

— Не смешно, — сухо отрубила Кира. — Я просто хочу, чтобы ты уважала мои интересы. И не только те, которые имеют рациональное объяснение.

Проходившая мимо пара замедлилась и недвусмысленно покосилась в нашу сторону. Я поймала на себе взгляд мужчины — немного растерянный, но выражавший больше, чем удивление. Вне всяких сомнений, он догадался, что перед ними не безумная карьеристка, пришедшая в парк после аврального рабочего воскресенья. Однако незнакомец не стал усугублять ситуацию и даже ускорился, потянув за собой свою спутницу. А я, не сдержавшись, обернулась и проводила их совершенно неуместной улыбкой. И вовсе не потому, что они опознали президента. Просто впервые за последние годы на меня посмотрели как на женщину.

— Мама! — дочь прервала полёт моей фантазии, с особым рвением устремившись вниз по лестнице. — Если и дальше ты будешь так пялиться на людей, через минуту мы соберём толпу любопытствующих.

— Прости, — я разом извинилась за всё, что натворила за сегодняшний день, и неожиданно почувствовала облегчение. — Хочешь мороженого?

— Хочу, — её глаза заблестели от восторга.

Мы подошли к ярко-зелёному киоску-автомату, и я со щемящей ностальгией в душе вспомнила времена, когда здесь работали обычные продавцы, а за товар приходилось расплачиваться деньгами. Передо мной сразу возник образ Элеоноры Михайловны, небрежно протягивающей пятисотрублёвую купюру темноволосой девушке в сдвинутой набок кепке. Казалось, это было вчера, и стоит просто зажмуриться и открыть глаза, чтобы усилием всёпреодолевающей мысли снова вернуться в упоительное царство детства. Но… Я моргнула ровно одиннадцать раз, а киоск так и не превратился в девушку.

— Два шоколадных пломбира, — мне стало неловко за собственную сентиментальность, пусть и проявленную в присутствии одной лишь дочери.

Автомат без раздумий выдал нам мороженое, и, взяв его в руки, мы неспешно побрели по набережной.

— Такая вкуснятина и всего за два рубля, — несмотря на проблемы Кира буквально сияла от удовольствия.

— Вообще-то бесплатно, — виновато призналась я. — С президента не списывают за покупки в городских автоматах.

— То есть, ты угостила меня за счёт бюджета?

— Да. И, пожалуйста, оставь в покое мораль. В целом и в частности я поступила по закону.

Не знаю, что именно доставляло дочери дискомфорт, когда в разговоре всплывала тема денег. Она и сама не могла описать природу своего протеста, всякий раз обращаясь к абстрактным высшим материям. Но тогда её прорвало в самый неожиданный момент — из-за мелочи, несопоставимой с происходившими вокруг событиями.

— Мама, мир на краю глобальной катастрофы, а тебе жалко списать четыре рубля со счёта?! Причём тут закон и непонятная никому мораль… Мы говорим об элементарных основах поведения!

Я замерла с поднесённым ко рту стаканчиком, обескураженная этим спонтанным проявлением эмоций.

— Да-да, и не смотри на меня как на сумасшедшую. Любой твой поступок слишком важен для человечества!

— Считаешь, я подвергаю мир опасности из-за того, что угостила тебя бесплатным мороженым? Прости, но это очень похоже на бред даже с позиции христианской веры.

— Вера тут ни при чём, — Кира умерила свой пыл и повернула к ближайшей свободной лавочке. — Вопрос в твоём выборе. Как ты поступишь тогда, когда на кону будет стоять судьба всего человечества?

Мы сели на некотором расстоянии друг от друга, и секунд тридцать мой мозг лихорадочно обдумывал услышанное. Разумеется, мне хотелось найти себе убедительное оправдание, но я понимала — она ждёт совершенно другого ответа. Не объяснений случившемуся минуту назад, а вариантов для ещё ненаступивших событий. В конце концов я не придумала ничего лучшего, кроме как честно вывалить на неё свои сомнения.

— Знаешь, ты задаёшь слишком неудобные вопросы. А вдруг мне вообще не предоставят права выбора?

— Так не бывает, — моментально парировала Кира. — У президента слишком много полномочий, чтобы бездействовать, стоя у края пропасти.

— Но я не чувствую в себе того компаса, который нужен для принятия таких решений!

— В этом-то и проблема, — неуловимым движением она стащила с меня очки, и мы как две львицы уставились друг на друга.

После случившегося у меня оставалось мало шансов избежать разоблачения, но дочь не заботили проблемы моего инкогнито.

— Мама, — в её глазах читалась такая решительность, что я предпочла не вступать в словесную перепалку. — Пожалуйста, пообещай мне одну вещь: когда придёт время, ты сделаешь собственный выбор. Только не тот, который подскажет кто-то из окружения, а тот, что родится по велению твоего сердца.

— Но…

— Обещай! — её лицо исказилось от напряжения. — Неужели так трудно поклясться хотя бы в этом?!

Любая мать, оказавшись на моём месте, без раздумий пошла бы на поводу у дочери. Но только не я. Во мне проснулась девочка Юля, с завидным упрямством отстаивающая свои позиции.

— Кира, я не смогу полагаться на голос сердца, если мой выбор будет определять судьбу цивилизации. Руководить — это прежде всего слушать других и только потом принимать рациональное решение.

— А как результат, мы едим мороженое за счёт бюджета вместо того, чтобы самим заплатить за удовольствие.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать? Что я поступаю разумом, а не сердцем?

— Да, — её голос упал до шёпота. — И в этом беда практически всех политиков.

Я вздохнула, абсолютно не готовая к спору, хотя в запасе у меня был миллион аргументов. Но что они значат, когда твоему собеседнику девятнадцать лет и он убеждён, что им движет великая истина?

— Ладно, — мне было лень влезать в дебри абстрактных рассуждений, и я попыталась привязаться хоть к каким-то координатам. — Давай по порядку. Ты можешь мне объяснить, чем голос сердца предпочтительнее разумного выбора?

— Только одним, — Кира проглотила последний кусок мороженого и улыбнулась проходившему мимо парню. — Разум всегда оперирует набором данных, тогда как в сердце может быть послание Бога.