Детектив в стиле нуар

Майк Галь

Утонувший в тумане портовый город. Тёмные улицы, странные люди. Таинственные огни в хмуром небе. Гангстеры на военных катерах, падающие в море самолеты, череда необъяснимых убийств. Частный сыщик, преследуемый и мафией, и полицией, упорно идёт по следу, от одной загадки к другой, сквозь ночные погони и перестрелки. И всё ради неё – девушки с глазами цвета осеннего моря… Книга написана в лучших традициях «чёрного» нуар-детектива: смесь интриги, жестких диалогов и циничной мужской иронии.

ГЛАВА 4

Давненько его не заносило в Хлебную гавань, район откровенно рабочий, что называется, без прикрас. Здесь жили работяги с судоремонтного завода и портовых морозильных складов — народ простой и от жизни усталый.

Уже совсем стемнело. Брезентовая крыша машины насквозь пропиталась влагой. Через запотевшее лобовое стекло было невозможно ничего разглядеть — стертые «дворники» метались по нему с глухим ритмичным стуком, размазывая жирную от городской копоти воду. Виктор включил печку, направив теплый воздух на стекло, стало немного лучше.

Он уже четверть часа крутился среди мрачных каменных домов, тусклые фасады которых украшали ржавые пожарные лестницы и кривые водосточные трубы, шарил фарами по мутным лужам, по разбитым в щебень бордюрам и все никак не мог выехать на Доковую улицу. Милена честно пыталась ему помочь, она терла ладонью стекло со своей стороны, сосредоточенно вглядывалась в темноту, ища знакомые ориентиры, затем в отчаянии откинулась на спинку сиденья и сказала, что уже вообще не понимает, где они находятся. Тогда Виктор притормозил рядом с каким-то запоздалым пешеходом, шустро семенящим в надвинутой на глаза кепке, и спросил дорогу. Оказалось, что они находятся как раз на нужной им улице.

В подъезде дома номер тридцать четыре было сухо, относительно чисто и даже горела лампочка. Пахло какой-то химией, скорее всего, средством от тараканов. Два ряда жестяных почтовых ящиков на стене были выкрашены желтой масляной краской и вызывающе сияли, словно медали на груди штабного писаря. Почти на всех присутствовали вставные бирки с именами жильцов. Антон Берков жил в двенадцатой квартире — его имя было написано химическим карандашом тем особым почерком, каким принято делать надписи на чертежах. Виктор заглянул в ящик — пусто.

«Сюда», — сказала Милена и указала на одну из дверей на первом этаже, к которой канцелярскими кнопками была пришпилена серая неряшливая бумажка с надписью «Госпожа К. Розенгард. Управляющая. Просьба стучать». Виктор послушно выполнил просьбу госпожи К. Розенгард и, услышав в ответ хриплый бас «Кто там? Открыто!», толкнул дверь.

Милена Беркова была мягка в выражениях, когда назвала управляющую кошмарной старухой — даже слишком мягка… Госпожа Розенгард, при очень скромном росте, имела плечи ресторанного вышибалы и внешне походила на слегка кособокий кубик. На ней был длинный, до пола, плюшевый халат цвета вареной свеклы, с поясом и золотыми кистями. Из-под халата торчали острые, загнутые кверху мысы восточных серебряных туфель. Вокруг непропорционально большой головы был повязан сложенный жгутом цветастый платок, над которым грязно-серым снопом колыхались седые космы. В руке у госпожи Розенгард дымилась гаванская сигара с широким темно-красным ободком. На длинном горбатом носу сверкало неуместно-дорогое золотое пенсне. Разговаривала управляющая прокуренным трубным басом, не особенно при этом выбирая слова.

— Это опять вы, милочка? Я же вам все сказала! — сразу узнала она Милену и тут же нацелила огромный нос на Виктора. — А это кто с вами?! Легавый?! Так я и знала!.. — сверкнув поверх пенсне маленькими поросячьими глазками, громогласно затрубила она. — Какого черта, милочка! Зачем вы его притащили?.. Терпеть не могу, когда полиция сует нос в мои дела! Что вам здесь нужно, юноша?

— Я не полицейский, — пропустив «юношу» мимо ушей, произнес Виктор бархатным голосом ресторанного конферансье. — Я знакомый госпожи Берковой. Мы хотели бы осмотреть квартиру ее брата… Думаю, вы понимаете, что это необходимо. Что бы быть до конца уверенными. Что бы, так сказать, убедиться собственными глазами. Опять же, во избежание, как вы сказали, вмешательства полиции… Не будете ли вы так любезны, мадам, одолжить нам запасные ключи от его квартиры. Или, может быть, вы желаете подняться туда вместе с нами?

Старуха уперла руки в бока, глубоко, с присвистом, вдохнула, открыла рот и… снова его закрыла. К человеческой наглости она относилась с пониманием. Более того, вопреки известной пословице, для нее человеческая наглость была вовсе не вторым счастьем, а как раз таки первым. Но вот такая наглость — вежливая, холодная, отстраненно-элегантная — никогда не давалась ей в полной мере и она искренне завидовала людям, которые пользовались ею легко и небрежно.

— В чем это вы хотите убедиться? — прогудела госпожа Розенгард, безуспешно пытаясь раскурить потухшую сигару. — В том, что где-то в этом доме, не валяется труп недельной давности, о котором я случайно забыла сообщить в полицию?.. Только не врите мне, что вы не полицейский! Я имела дело с полицией, когда вы, юноша, еще имели дело со своим ночным горшком.

При слове «труп», Милена вздрогнула, побледнела и, закрыв глаза, прислонилась спиной к входной двери.

— Ладно, давайте на чистоту. Я частный детектив. Госпожа Беркова наняла меня для розыска своего брата. Это, во-первых… А во-вторых, госпожа Розенгард, скажите, с чего это вдруг вы заговорили о трупе?

— Я же сказала — ищейка! — удовлетворенно хмыкнула старуха. — И не держите меня за дуру, юноша. Зачем же еще вы рветесь в эту квартиру? Только, говорю вам, нет там никого. Я еще не совсем слепая и прекрасно знаю, что творится у меня в доме.

Она сердито выдвинула верхний ящик здоровенного древнего комода, погремела там чем-то, затем обернулась и швырнула Виктору ключ с грубой деревянной биркой, на которой черной тушью был выведен номер двенадцать.

— Идите и убедитесь сами! Я не потащусь туда с больными ногами, — прогудела, словно в пустое ведро, старуха. Она кивнула на застывшую у двери Милену и добавила: — Третий этаж, она знает…

Первое что увидел Виктор, включив свет в прихожей, была лежащая на полу у двери телеграмма. Разумеется, та самая, в которой Милена сообщала о своем приезде. Виктору это не понравилось. Он передал телеграмму девушке, и та, прижав листок к груди, рванулась сквозь прихожую в единственную комнату, в которой, как и следовало ожидать, никого не оказалось. Виктор двинулся следом, не забыв по пути сунуть нос в ванную, тоже пустую и давно требующую ремонта.

Честно говоря, он ожидал увидеть унылое жилище запойного холостяка — какую-нибудь донельзя загаженную и вонючую берлогу. Ничего подобного. Квартира Антона Беркова выглядела вполне пристойно, насколько может быть пристойной дешевая меблирашка. Милена Беркова нисколько не согрешила против истины, назвав своего брата аккуратным и дисциплинированным человеком. Похоже, тот исповедовал простой житейский принцип: чисто не там, где убирают — а там, где не мусорят. Конечно, это создавало некоторую иллюзию порядка, но только иллюзию. Чувствовалось, что в квартиру несколько дней никто не заглядывал. Застоявшийся воздух был плотен и несвеж. На всем лежал тонкий, физически ощутимый слой пыли, отбивающий всякое желание прикасаться к чему-либо руками.

Виктор не спеша обвел глазами комнату — от входа по часовой стрелке, как привык это делать, будучи еще помощником окружного прокурора. Слева у стены большой, обитый старой коричневой кожей диван с высокой спинкой аккуратно застелен пледом-шотландкой. На темные доски пола брошен истертый прикроватный коврик. Над диваном дешевая репродукция картины в «бронзовом» багете — какой-то голландский натюрморт с фруктами. В углу низкое кресло, торшер с оранжевым тряпичным абажуром, «зеленоглазая» радиола в полированном ящике на ножках. В дальней стене два темных узких окна с жалюзи, между ними чугунный радиатор отопления. В правом углу широкий письменный стол с настольной лампой и с аккуратно задвинутым стулом. Над столом книжные полки лесенкой — полностью заставлены книгами. Рядом, вдоль стены, трехстворчатый платяной шкаф с пыльным зеркалом и застекленная дверь, распахнутая в кухню, куда Виктор тут же не преминул заглянуть.

Кухня оказалась узким пеналом с одним окном и выглядела откровенно бесхозной. Похоже, самое большее, что здесь делали, кипятили чайник. Стоящий на давно немытой плите, он единственный был тем, что можно было назвать кухонной посудой. Виктор похлопал дверцами шкафов, заглянул на пустые полки. В неработающем холодильнике обнаружил пачку макарон, бутылку с кетчупом и половинку луковицы. Виктора это позабавило — в его собственном холодильнике было ровно то же самое плюс пара бутылок пива. Было ясно, что хозяин жилища питался где угодно, но только не дома. Подведя этот очевидный итог, Виктор вернулся в комнату.

Сидящая на краешке дивана Милена взглянула на него вопросительно, в темных глазах были испуг и надежда. Виктору, в соответствии с моментом, полагалось сделать умное лицо. Он привычно сунул руку под плащ, чтобы достать сигареты, но наткнувшись на подаренную Карлом жвачку, вспомнил, что бросил курить. Делать умное лицо жуя резинку, Виктор счел затеей откровенно нелепой, поэтому только вздохнул и направился прямиком к письменному столу.

Для начала он осмотрел книжные полки. Полок было три. Большинство книг на них оказалось специальной справочной литературой для инженеров и авиационных техников. Два-три тисненых корешка принадлежали книгам философско-религиозным — причем вольтеровская «Орлеанская девственница» стояла здесь рядом с «Руководством христианского солдата» Эразма Роттердамского. Следующие несколько книг скрывали под дешевыми обложками биографии каких-то полузабытых политических деятелей времен Первой мировой войны. Художественная литература была представлена единственным потрепанным томиком месье Жуля Верна «Пять недель на воздушном шаре».

Виктор перевел взгляд на стол, накрытый толстым и на вид тяжелым листом плексигласа, который, похоже, был когда-то окном в кабине транспортного самолета или бомбардировщика. На столе, рядом с настольной лампой, посверкивал гранями стеклянный стакан, плотно набитый карандашами разной степени пригодности. Здесь же стояла большая семейная фотография в рамке — мужчина и женщина с плоскими постными лицами и двое большеглазых детей-подростков, мальчик и девочка. В тощей угловатой девочке с трудом узнавалась Милена Беркова. Еще одна фотография, размером поменьше, лежала под стеклом среди карманных календарей и рождественских открыток. На ней Антон Берков в полевой лейтенантской форме был снят, скорее всего, в конце войны — молодой, улыбчивый, долговязый, в некрасивых круглых очках. Он стоял, небрежно облокотившись на спаренную зенитную установку, стоящую с задранными в небо стволами.

Виктор подцепил стекло кончиками пальцев и осторожно вытянул из под него фотографию. Перевернул. На обороте карандашом было написано: «Над нами только небо! А. Берков», ниже стояла дата. Виктор тихонечко хмыкнул: как раз в это время он командовал баржей в знаменитой десантной операции.

— Я заберу ее, с вашего позволения, — сказал он, обернувшись и показав фотографию.

Милена молча кивнула и шмыгнула носом. В серых глазах блестели слезы, вот-вот готовые пролиться. Никак не собираясь на это реагировать, Виктор вложил снимок в сложенный пополам лист контракта и убрал в карман. Он снова повернулся к письменному столу и выдвинул один из ящиков, в котором оказался всевозможный хлам: листы бумаги, огрызки карандашей, несколько старых авторучек, карманные часы с одной стрелкой, сломанный циркуль, зажигалка без колесика, половинка увеличительного стекла, перочинный ножик… Ясно, что по меньшей мере половина из этих вещей должна была быть на свалке, но выбросить их у хозяина или не поднималась рука, или попросту не хватало времени. Во втором ящике порядка было больше. Здесь лежала логарифмическая линейка в дорогом бархатном футляре, латунная гильза от сорокамиллиметровой пушки (возможно той самой, что на снимке) и потрепанная книжка в мягкой зеленой обложке — «Торпедные катера. Справочник судового инженера-механика». Виктор перевернул пару страниц: схемы, таблицы, графики, что-то там в разрезе — тоска зеленая. Интересно, на кой черт авиаинженеру такая книжка? Впрочем, на торпедных катерах, кажется, стоят авиационные двигатели…