Кое-что по секрету

Люси Даймонд, 2018

Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы. Появление Фрэнки разделило жизнь дружной семьи Мортимеров на до и после. Но так ли все было идеально до ее появления? Оказывается, у всех есть свои скелеты в шкафу. «Блестящая история, в которой идеальная семья начинает распадаться на мелкие кусочки». – Goodreads «Многослойно, убедительно и красиво». – Daily Express «Поистине великолепная история от королевы семейных тайн. Как будто вы сидите со своими лучшими друзьями и делитесь секретами за кружкой горячего шоколада. Десять из десяти». – Victoria Fox «Обязательно к прочтению для всех, кто любит хорошие семейные драмы». – Woman's Weekly

Глава седьмая

— Какой приятный сюрприз, — сказала Элисон, когда Робин села за столик напротив нее. Это была пятница, выходной день Робин, и она собиралась потратить этот день на уборку дома перед выходными. Надо было постирать белье и заглянуть в супермаркет, если останется время. Но сегодня ей захотелось увидеть родное лицо. «Как насчет ланча сегодня? В “Белой лошади”?» Такое сообщение она с надеждой отправила матери.

Должно быть, это была интуитивная прозорливость, потому что всего за десять минут до этого клиентка Элисон отменила встречу, и теперь они сидели в пабе, до которого обеим было удобно дойти. Компания Элисон, как всегда, подействовала на Робин успокаивающе. Она просмотрела меню и со знанием дела сказала, что домашние пироги с мясом очень хороши. Потом Элисон сняла солнечные очки и внимательно посмотрела на дочь.

— Все в порядке, дорогая?

Робин слабо улыбнулась. Откуда в мамах этот встроенный детектор тревог?

— Не совсем, — со вздохом ответила она, вертя меню в руках. — Джон потерял работу.

— О нет! — Рот Элисон сам собой приоткрылся. Новость поразила ее не меньше, чем Робин. — Не может быть!

— Может. Судя по всему, на факультете сокращение штата, — пояснила Робин. Джон проработал в университете восемнадцать лет. Это была работа на всю жизнь. Или он так думал. Джон был основным кормильцем в семье, выплачивал ипотеку, оплачивал отпуска, имел золотую кредитную карту. Более того: Джон гордился тем, что обеспечивает семью, он был старомоден в том, что следует делать мужу. Но когда два дня назад Бет Бродвуд подошла к Робин, чтобы выразить сочувствие — Сожалею о случившемся, — оказалось, что работа Джона и все, что она значила для семьи, рухнули, стоило Робин отвернуться.

— Я собирался сказать тебе, — мрачно сказал Джон, когда Робин все же спросила его, правда ли это. — Я просто… пытался выбрать подходящий момент.

Бедняге явно было стыдно, признание как будто сломило его. Он едва мог смотреть Робин в глаза, когда излагал факты усталым голосом человека, потерпевшего крушение.

— Мне так жаль! — пылко воскликнула Робин в ответ. — Какой кошмар! — Она взяла мужа за руку, сжала ее, желая облегчить ситуацию. Работа всегда была для Джона на первом месте. Он был из тех людей, которые не находят себе места во время длительного отпуска. А в университете чувствовал себя как рыба в воде. — Они убрали курс из программы или что? У всех проблемы?

Джон пожал плечами.

— Не знаю. — Он хотел что-то сказать, потом как будто передумал. — Теперь ты знаешь, — подавленно продолжал он. — Прости. У меня такое чувство, будто я подвел вас всех.

— Нет, Джон! — воскликнула Робин. — Ничего подобного. Ты никого не подвел. Это не твоя вина. Тебе просто не повезло, только и всего. Настоящее невезение.

— Джон опустошен, — продолжала свой рассказ Робин, сидя напротив матери и вспоминая мрачное лицо мужа. Несомненно, его настроение в последнее время, увлечение выпивкой, молчание и отстраненность от нее были связаны именно с этим. Ясно, что он не хотел перекладывать на нее свою ношу. И от этого Робин было еще хуже.

— О боже! Вот уж действительно плохая новость, — ответила Элисон. — А денег вам хватит? То есть я хочу сказать, он же проработал долгое время, верно? По крайней мере, они должны выплатить ему достойную компенсацию. Закон о труде, и все такое.

— Судя по всему, Джон не знает, сколько они ему заплатят, — объяснила Робин. — Я уверена, что он найдет другую работу, но… Это такой шок. Он выглядит раздавленным.

— Бедный Джон. Это удар по его мужской гордости. Твой папа был… — Элисон осеклась, невысказанные слова повисли между ними.

— Что? — спросила Робин. За последнюю неделю мать дважды упоминала об отце. Обычно это было ей несвойственно. — Папу тоже сократили? — задала она следующий вопрос, гадая, не отразилось ли это на его здоровье и не увольнение ли стало причиной сердечного приступа, убившего отца. Может быть, ей все же не стоит есть на ланч домашний пирог с мясом, подумала Робин, представив, как ее собственное сердце отсчитывает время в грудной клетке.

— Это было много лет назад, — отмахнулась Элисон и вернулась к прежней теме разговора: — Слушай, без обид, я думаю, что твоя работа вас не прокормит, — продолжала она. — Так что, если тебе не будет хватать, дай мне знать, потому что у меня есть сбережения. Помни об этом. Или, может быть… — Она склонила голову к плечу и внимательно посмотрела на дочь. — Ты же не так давно говорила, что тебе, пожалуй, стоит снова поискать более интересную работу, верно? Поэтому…

— Да, но…

«Вот это да, — подумала Робин, — с места в карьер». Она еще не успела переварить известие об увольнении Джона, не говоря уже о том, чтобы строить планы по воскрешению собственной карьеры.

— Возможно, это твой шанс. Ты же знаешь, как говорят: если жизнь подкидывает тебе лимоны, сделай из них лимонад. Дети уже достаточно взрослые, чтобы за ними присматривать, так? Ты могла бы связаться с факультетом, на котором ты работала. Уверена, что они примут тебя с распростертыми объятиями. Вот тебе и лимонад! — Подав эту блестящую идею, Элисон вскинула голову, подалась вперед, ее глаза засияли от возбуждения. О, она была самой гордой матерью в мире, когда Робин получила сначала диплом («Первая в нашей семье!»), затем и степень магистра («Понятия не имею, откуда у нее такие мозги»), а потом начала работать в университете, постепенно поднимаясь по карьерной лестнице.

Как Робин нравилось там работать! Ей было интересно, она каждый день решала новые задачи. Робин почти слышала, как жужжат нейроны в ее мозгу, и наслаждалась тем, что ее окружают в высшей степени интеллектуальные люди, каждый из которых жаждал учиться, находился в поиске открытий и информации. И там же дождливым вечером она познакомилась с Джоном на открытой лекции «Неизвестная Вселенная», когда судьба сначала отправила их в одну аудиторию, а потом усадила рядом. («Самое время! — с облегчением воскликнула Элисон, когда Робин объявила ей, что встречается с парнем. — А то я уже начала думать, что мне вскоре придется стереть пыль на полке «Незамужние» рядом со мной, чтобы и ты поместилась».)

Теперь, разумеется, все это казалось далеким прошлым. Когда родился Сэм, Робин взяла декретный отпуск, рассчитывая вернуться на работу. Но мальчик оказался болезненным, страдал от экземы, поэтому в решающий момент она не смогла оставить его. Потом родилась Дейзи, которая заходилась криком от горя и обиды, если кто-то кроме Робин осмеливался взять ее на руки. Короче говоря, прошло одиннадцать лет с того времени, когда Робин считала себя карьеристкой.

Она задумалась, не поздно ли ей вернуться. Робин изо всех сил старалась следить за публикациями в журнале «Нью Сайентист», когда позволяло время, но определенно отстала от жизни, если речь шла о последних открытиях в ее области. Кроме того, она потеряла уверенность в своих способностях. Когда-то она могла читать лекции сотням студентов и с энтузиазмом обсуждать с ними генную инженерию и молекулярную биологию. Теперь при мысли об этом Робин охватывал ужас. Представляя себя перед большой аудиторией, она чувствовала, как от волнения у нее на верхней губе выступал пот.

— Нет, мам, все в порядке. Я буду держать тебя в курсе, но я уверена, что все наладится, — сказала она, помолчав.

— Я тоже в этом уверена, — ответила Элисон. — Но почему все плохое случается сразу? Такая выдалась неделя, да? Помнишь грозу в понедельник? У меня на какое-то время отключились все электроприборы. Такая неприятность. И родители Джона поссорились… Ну и ну! Должно быть, что-то в воздухе. Как бы там ни было, — она театральным жестом схватила меню, — нам следует сделать заказ, потому что в два пятнадцать меня ждет Элизабет Перри, чтобы я сделала ей мелирование. А она всегда ворчит, если я опаздываю. Что ты будешь? Я съем мясной пирог и картофель по-деревенски. К черту все. В конце концов, сегодня пятница!

Робин углубилась в меню. Да, это была пятница, но отныне ей придется экономить, напомнила она себе, по крайней мере, до тех пор, пока Джон не найдет новую работу.

— Я буду салат и диетическую колу, — неохотно ответила она.

В субботу утром Джини Мортимер сонно заворочалась на широкой кровати. Под потолком лениво вращался огромный вентилятор. «Еще один день в раю», — подумала она, открывая один глаз и видя, как яркий солнечный свет пробирается сквозь отверстия в ставнях. Еще один день, а потом ей придется уложить в чемодан купальник и легкие платья, чтобы вернуться в реальный мир. Несмотря на неприятное начало отпуска, она отлично провела время.

Первый день Джини плакала, снова и снова вспоминая, как она увидела молодую женщину — Фрэнки, — которая застыла на месте и смотрела на Гарри. У нее тогда от недоброго предчувствия встали дыбом волоски на шее. Нисходящая гамма зловеще звучала в ее голове. Существует ли женская интуиция? Как бы там ни было, Джини просто все поняла.

Потом Гарри с несчастным видом признался, что это дочь Кэти Холлоуз.

— Я и Кэти, мы…

— Об этом я догадалась, — перебила его Джини, пока он не углубился в детали. Она даже не удивилась. Вместо удивления в ее сознании мгновенно засверкали воспоминания давностью в несколько десятилетий. Школьные соревнования тем летом, когда она проходила мимо спортивного поля со Стивеном в коляске. Они остановились, чтобы помахать рукой Гарри. Там была очень красивая молодая женщина с длинными каштановыми волосами и длиннющими загорелыми ногами. Она подпрыгивала рядом с беговой дорожкой, подбадривая бегущих детей. Джини помнила, как спросила у Гарри, кто это.

— Это Кэти, — ответил он тогда, и было что-то такое в том, как он произнес это имя, была особая мягкость в его улыбке. И Джини вздрогнула, когда они оба повернулись и посмотрели на девушку. При воспоминании об этом ее затошнило. Это Кэти. Женщина, с которой у меня роман. Этого он, разумеется, тогда не сказал. И хотите — верьте, хотите — нет, но когда тридцать пять лет спустя ее — и моя! — дочь неожиданно появилась в день нашей золотой свадьбы, это был настоящий сюрприз.

Было еще кое-что. Из глубин ее мозга всплыло еще одно воспоминание: вечеринка в конце учебного года в июле в пабе «Герб Бриклэйера» для учителей и их вторых половинок. Джини не думала, что сможет прийти. Стивен подхватил кишечную инфекцию, а Джон только что сломал зуб, когда играл в крикет. Но ее мама в последнюю минуту предложила присмотреть за детьми, и Джини решила, что заглянет в паб на часок. Она сменила топ, расчесала волосы, собранные до этого в «конский хвост», и даже накрасилась. Это был замечательный вечер, вспоминала Джини. Было непривычно идти по солнечной улице одной, и настроение у нее было приподнятым, потому что впервые за долгое время ей предстояло встретиться с мужем на светском мероприятии. Когда она пришла в паб, Гарри сидел рядом с той самой Кэти, они склонили друг к другу головы. В голове Джини тогда прозвенел предупреждающий звонок. Жена замечает такие вещи.

— Я думал, ты не придешь! — воскликнул Гарри. Он сразу вскочил, стоило ему увидеть Джини. Предупреждающий колокольчик зазвенел снова, когда Кэти посмотрела на них и быстро пересела за другой столик.

Джини оставила подозрения при себе. Ей и без того было чем заняться с четырьмя маленькими детьми. Но она украдкой вздохнула с облегчением, услышав от знакомого учителя, что мисс Холлоуз уехала из города и не будет больше преподавать в этой школе. «Так тому и быть», — подумала тогда Джини.

Но оказалось, что ничего не закончилось, так? Потому что вот она одна, без мужа, проводит этот их так называемый второй медовый месяц. О, жизнь умеет порой жестоко подшутить над человеком.

Весь первый несчастный день на Мадейре Джини не сомневалась, что совершила самую страшную ошибку в своей жизни, поддавшись ярости и боли. Но после этого она взяла себя в руки и постаралась отвлечься от тревоги. Скучала ли она? Черта с два. Каждый день она плавала в бассейне, прочитала четыре замечательные книги, а ее кожа приобрела идеальный бронзовый оттенок.

Было ли ей одиноко? Ни капельки. Она познакомилась с двумя дружелюбными женщинами из Пемброкшира, отдыхавшими вместе, и они несколько раз приглашали Джини выпить с ними коктейль и поужинать. Персонал отеля был безупречно добр: ей приносили напитки, пока она загорала в шезлонге; советовали посетить вечер кабаре, оставляли самые красивые тропические цветы на ее подушке, когда разбирали ее постель по вечерам. Она даже немного потанцевала на дискотеке «Музыка шестидесятых» под мелодии группы Martha and the Vandellas, как будто ей снова было двадцать лет. Понятно, что ее чемодан уже был полон сувениров для обожаемых внуков. Она не смогла удержаться в магазине подарков. Джини обожала быть бабушкой, и одной мысли об улыбках внуков было достаточно, чтобы успокоить ее в самые мрачные моменты.

До этого момента Джини всегда была занята. Она вырастила четырех детей, двадцать пять лет работала преподавателем игры на фортепьяно и при этом готовила, занималась домом и совершала покупки. Когда дети выросли и вылетели из гнезда, Джини оставалась активной, работала волонтером в местном благотворительном магазине и помогала с детьми в детском саду недалеко от дома. Их с Гарри дом оставался открытым для всех Мортимеров. По субботам они собирались на ужин, в день рождения каждого члена семьи она устраивала специальное чаепитие: настоящий йоркширский чай со сливками и домашние сконы^[8], а также пирог по выбору именинника. Никогда Джини не была счастливее, чем в те минуты, когда ее семья была рядом с ней, все в безопасности, все наслаждались ее ужинами и пирогами, а она могла с восхищением смотреть на замечательных людей, которыми стали ее дети.

— Не представляю, как тебе это удается! — восклицали все три сестры Гарри. — Откуда ты берешь силы? — Они угощали гостей магазинным тортом «Баттенберг»^[9], в лучшем случае печеньем Wagon Wheel.

Что ж, Джини находила силы, потому что любила готовить для своей семьи. Таков был простой ответ, даже если, честно говоря, в последнее время семейные сборища давались ей непросто. Она оставалась без сил после всей этой беготни по магазинам, выпечки и приема гостей. Но, разумеется, в этом Джини никогда бы не призналась никому, кроме Гарри. Нет, потому что это того стоило.

Ох, Гарри, печально подумала она, поворачиваясь на бок в огромной кровати и прижимая к себе подушку. Его неверность, его предательство как будто отрезали ее от всего этого. Как он мог нанести такой ужасный удар семье? Почему он начал искать внимания на стороне, в объятиях другой женщины, когда она, Джини, всегда любила его всем сердцем? Гарри разбил ей сердце. Он разрушил их семью. Как она сможет вернуться и посмотреть им всем в лицо, когда их брак в руинах, когда будущее наполнено неуверенностью? Сможет ли семья по-прежнему наслаждаться вечеринками или совместными субботними ужинами после всех этих открытий? Они с Гарри так долго были парой, пережили столько бурь между ними, но это… это ощущалось как ураган. Один из тех ужасных ураганов, которые показывают в новостях. Они сметают все на своем пути: деревья, дома, жизни, все отброшено в сторону.

Джини со страхом ожидала следующего дня, когда отпуск закончится. Ее пребывание на Мадейре было похоже на побег в сияющую капсулу, полную кратковременных удовольствий, далекую от боли и стыда, оставленных дома. В этой капсуле за ней ухаживали, ее баловали, здесь она была защищена от боли реальной жизни. Но следующим утром все это закончится. Ей придется собрать чемоданы, отдать ключ от своего номера и на автобусе отправиться в аэропорт, где она будет ждать рейса домой — со страхом, с покорностью. Ей придется выслушать извинения Гарри, возможно, даже сразу по прилете, если ему действительно так отчаянно хочется вернуть ее расположение. А потом, как только она окажется дома, ей придется столкнуться со всеми соседскими сплетницами. Как только они ее увидят, их лица засияют, они потянутся к ней, словно железные опилки к магниту. Новости уже распространились среди соседей, как лесной пожар, слухи передавались из дома в дом. (Вы слышали? У него ребенок на стороне. Да, у Гарри Мортимера. Кто бы мог подумать? Она оставила его в аэропорту, вы представляете? Она правда так поступила.)

Хуже того, в определенный момент, когда они больше не смогут это откладывать, им с Гарри придется начать разговор, принять какое-то решение. Гарри скажет ей, как он намерен поступить с ней, а Джини придется в ответ рассказать о своих чувствах. Неделей раньше она заявила: «Она или я», — а Джини не из тех, кто отступает от своих слов. Что, если Гарри выбрал ее, эту его новую дочку? Что, если скажет, что все это время любил Кэти? Их брак никогда не оправится от такого удара.

От такой перспективы в голове Джини зазвучали минорные ноты. Все это было настолько ужасно, что не выразить словами.

Повернувшись на другой бок и уютно устроившись среди мягких удобных подушек, Джини закрыла глаза, не желая больше думать ни о Гарри, ни о его предательстве. «Если бы я только могла остаться здесь, — с тоской подумала она. — Остаться здесь и никогда больше не возвращаться…»

Примечания

8

Британский хлеб, традиционное шотландское блюдо.

9

Бисквитный торт с марципановой глазурью. Выпекается из двух коржей: один розового, другой желтого цвета. Коржи разрезаются и скрепляются абрикосовым джемом между собой так, чтобы на срезе получилась характерная для баттенбергского торта шахматная клетка розового и желтого цвета.