Каким он был. Роман о художнике

Людмила Захарова, 2020

Роман об популярном художнике, исчезнувшим на пике славы. Каким он был? А был пресловутый любовный треугольник, вернее, многогранник. Роман о типичной жизни художника на стыке веков и тысячелетий, в смену эпох. Каждый автор разрешает конфликт бытности и бытия, сиюминутного и вечного своим предназначением. Дар или наказание? Вопрос мучает творческую личность, ломая судьбы близких людей.

12. Полнолуние

Крутые проржавевшие ступени, убого претендующие на винтовую лестницу, ведут в глубокий подвал, поделенный на мастерскую скульптора и котельную. Ученицы и натурщицы предупреждены о том, что сюда они идут работать (без шпилек), а не ломать ноги, если оступятся в темноте. Алиса страшилась этого спуска и редко выбиралась на белый свет. Иногда Тимей ворчал, потому что все внешние связи осуществлял один, кроме сбыта картин еще была нужда добывать пропитание и материалы для работы. Портреты приносили регулярный доход, но денег никогда не было. Не водилось. Приходилось откупаться от семейства. Илонка настигала его на Арбате, и он подозревал владельца салона, что тот попросту закладывает его. Но это мелочи.

Роман захватил, увлек его, ужасая откровениями и прозрениями в будущее — свое и окружающих, вознес его над будничными заботами. Он презирал свое профессорство и ничуть не жалел о том, что бросил студентов. Глупые первокурсницы в белых колготках пытались прельстить его, а бородатые коллеги на кафедре посмеивались над его невнимательностью или щепетильностью к нимфам, не умеющим рисовать. Надо иметь крепкие нервы, чтобы весь год подправлять кривые пирамиды и горшки на их натюрмортах, не повышая голоса. Он мог вежливо натаскивать последние курсы в мастерстве, где попадались студенты гораздо старше его, остальных он игнорировал, грубить он не умел, и терять дорогое время не желал.

Отдыхая от «Вселенского человека», он составил каталог проданных картин и поразился собственной плодовитости. Оказалось очень разумным, отснять на слайды и фотопленку, уходящие за кордон работы. Друзья сочли странным, что он в тридцать два года начал подводить итоги, предостерегали о судьбе скульптора, чью мастерскую они перехватили. Обычная, очень обстоятельная, переоценка ценностей. Нельзя размышлять, не оставляя следа хотя бы на бумаге. Вот уже полгода он не трогал краски, хотя с карандашом не расставался. Он снисходительно поглядывал на Альку, расписывающую собственный портрет, не мешая ей фантазировать в интерьерах, драпировках, цветах. У нее работа именно кипела. Он же выстукивал на машинке, анализируя будущее, но в прошедшем времени. Без нее! Она — не Маргарита, он — не мастер. Это уже было. За рукописи не платят, любимые умирают, художники сходят с ума. Просто жизнь, ее не следует бояться, ею надо наслаждаться, ничего не откладывая на потом, про запас.

Взгляд спокойный, древний, что-то пристально хищное из темноты. Именно взгляд привлекает покупателя. Никто не подозревает о сговоре, не замечает подвоха. Иногда приходится сдерживать ее пыл, гасить буйство красок, она чутко принимает замечания — без обид. Он не восхищался ею — как ученицей, у нее были иные достоинства, свое предназначение, которое он пытается уловить, сочиняя роман о художнике, обязанный расставить точки в неосмотрительно запутанных отношениях, начатых еще первым мужем, вынудившим Тимея исполнить заказанный портрет дражайшей супруги бесплатно. Страшно подумать, как давно они знакомы, а взгляд не изменился, сверкает, держит в постоянном напряжении, но не пугает готовностью к внезапному прыжку, все-таки это просто картинка на стену.

Сеансы отнимали лучшие рабочие часы, но Алиса Ивановна не торопилась домой, упивалась смущением беременной Илонки, несколько раз пытавшейся воспользоваться бесплатной натурой, и все неудачно. Тимей расставил несколько мольбертов, бродил между ними в поисках единственно нужного света и ракурса, разоблачившего хитрую бестию. Рыжая интриганка, недоучившаяся эстетка, думал он о ней, пробуя то карандаш, то акварель, то уголь, вновь возвращаясь к маслу.

Она подалась чуть вперед до того, как он попросил ее об этом. Она чувствовала все, что с ним происходило, словно мысли читала. Он остановился с открытым ртом, но не устыдился: «Да, вот так, замрите!» По всем техническим канонам несколько вариантов заказа были готовы. Но властительный подкаблучник только покачал головой: не разгадали. Он был безоговорочно счастлив и, как все удачливые управленцы, он стремился всех осчастливить, предоставляя сомнительным личностям — музыкантам, поэтам, актерам, художникам, садовникам, декораторам обширные помещения за мизерную культурную программу для пансионата. Он был хорошим человеком, все были довольны. — «Всегда! Всегда надо поступать по-человечески», — приговаривал он, да на него никогда и не жаловались в партком. Перестройка лишила его не только должности, но и супруги. По его разумению Алиса несла на себе печать небесной красоты — явление редкое и хрупкое. Несомненно, Алиса увлекалась придворными гениями, а после крушения богемного «княжества», не осталась без свиты, продолжая хранить верность самой себе. Безоблачные годы развеялись ветром перемен, стихийные бедствия не раз перетрясли круг беззаботного общения аристократов духа. Каждый спасался как мог, выворачиваясь на изнанку, не всегда опрятную. Очаровательная, избалованная им, болонка-Илонка обнажила волчьи клыки, ее алчность не знала приличий, последний год она спала с мужем только за деньги.

Конец ознакомительного фрагмента.