Лабиринты чужой души. Книга 2

Людмила Евсюкова

Путь к счастью тернист и извилист. Две малышки в разное время попадают в приемную семью. Взрослея, они мечтают: одна о семье и детях, вторая о богатстве, славе и веселой жизни. Они спорят, кто быстрее достигнет исполнения мечты. Вызов брошен. И не известно, к чему это приведет. В произведении любовь и блуд, плен, погони, насилие, обман и семейные отношения. Роман о молодежи и для нее. Надеюсь, придется по душе и людям более старшего возраста.

Глава 1. Мечты о ребенке. 1960 год. Встреча с Верочкой

— Представляешь, сегодня ходила в новый район за покупками. — Встретила Мила мужа. — Вот, где красиво! А самое интересное, — там открыли новый детский дом. Совсем рядом, а мы и не знаем.

Василий обнял ее за плечи:

— Случаются же чудеса! А мы утром ремонтировали машину директора этого заведения. Очень приятная, кстати, женщина. Разговорчивая такая. Намекнул о твоей навязчивой идее помочь хоть одному малышу.

Она засмеялась:

— Ну, надо же! Вот находка для детского дома! У нас свободна вакансия помощника по хозяйству. Пусть устраивается. Это и станет помощью не одному, а всем обездоленным малышам.

Миле не надо было доказывать важность быть рядом с будущими претендентами на усыновление. На следующий день она отправилась устраиваться, спеша мимо магазинов, киосков и афиш, и ничего не замечая вокруг. Перед ней стояла цель и ничто больше не волновало.

В первый же день к ней подошла малышка с курчавыми волосами, и, заглядывая в глаза, просто сразила в упор словами:

— Мама, ты за мной пришла?

Она напоминала родную дочь в детстве: белокурая, с голубыми глазами, маленькая и трогательная. Так хотелось прижать ее к себе и никогда не отпускать. А другой крепыш оттолкнул ее:

— Уходи! Это моя мама!

Надо было видеть глаза той девочки и вытянутые от обиды губы.

Мила поспешила на склад, натыкаясь на кусты сирени, столбы и углы подсобок. Она пыталась занять себя работой, но случай надолго выбил из колеи и поселился в голове. Как бы хотелось отогреть своей неизрасходованной любовью хоть одного малыша. Но для этого нужно столько справок и шагов по бюрократическим кабинетам, что становилось страшно.

Ее всегда поражала гробовая тишина в учреждении. Если ребенок падал — никто не обращал внимания, детям там не для кого плакать. Они, молча, опираясь на крошечные кулачки, вставали без слез и успокоения, насупив маленькие бровки.

Понятно, это же не семья. Папа не подхватывал на руки, мама не прижимала к груди теплыми ладонями и не хваталась за сердце бабушка, причитая: «Где болит? Дай поцелую!» А брат или сестра не заступались, их просто не оказывалось рядом. Может, они и были где-нибудь в другом детском доме или просто не приучены помогать.

Мила часто наблюдала, как дети гуляли с воспитательницей во дворе. Всех их одевали в одинаковые одежды. Когда время паркура заканчивалось, педагог хватала за шкирку по несколько малышей в каждую руку, как мы берем пакеты в магазине, когда их надо перенести в собственный автомобиль.

Она не хотела сделать им больно, просто требовалось завести их в здание. Тогда девочки и мальчики семенили своими ножками за ней, кто, глядя под ноги, кто боком, а кто вообще, разговаривая с другом, передвигался спиной вперед. Схвати так домашнего ребёнка, — поднимет визг, обидится. А детдомовские малыши переносили такое обращение, лишь сопя и хмурясь.

Чтобы они не тянулись к ласке, их меньше брали на руки. Не дай Бог, привыкнут к мизеру нежности и любви. Не читали им сказку на ночь и не подкидывали вверх. Для них все, происходящее в нормальных семьях, — недоступная роскошь.

Мила иногда задумывалась:

— Что за твари эти матери-кукушки, которые оставляют своих детей? Люди они или звери? Хотя, причем тут звери?? Кошка долго мечется по дому, пытаясь разыскать спрятанных котят, собака воет и плачет человеческими слезами, оставшись без щенков.

Как-то к Миле подошла директор детского дома:

— Смотрю, вы часто наблюдаете за малышами.

— Бывает. И сердце кровью обливается, какой же гадостью отпетой надо быть, чтобы бросить свою кровиночку. Или детки здесь совсем без родителей?

— Случаются, конечно, полные сироты среди них. У многих мамаши и папаши, пропьянствовав и нагулявшись вдоволь, раз в полгода — год вспомнят, что есть ребенок. Тогда, обрюзгшие и грязные, являются сюда, притянув малышу раскрошенную в кармане шоколадку или конфетку.

Придут, потреплют за щечку, сделают «козу рогатую» или пощекочут под мышками «у-тю-тю-тю-тю». И отправятся обратно в свой пьяный угар, пообещав скоро проведать снова. Это пустое обещание может длиться месяцы и даже годы. При этом они отнимают у ребенка надежду на нормальную семью.

Мила удивилась:

— Не поняла, как это?

— Детей, у кого, вроде, и есть родители, и их нет на самом деле, нельзя усыновлять. И страдают они в одиночестве много лет, без возможности хоть когда-то обрести счастливую жизнь.

Через некоторое время нерадивая мамаша, вполне возможно, воспроизведет на свет ещё одного ребёнка, и этого братика или сестренку пришлют сюда же « в подарок» нашему страдальцу.

— И такое бывает?

— О! Тут случается всякое! Поработаете немного и не с таким столкнетесь.

— И как же бедным малышам тут живется?

— Как? Да не очень! Мы стараемся заменить им семью, праздники устраиваем, походы, подарки дарим, беседуем, подсказываем. Но детский дом — не семья. Они здесь сникают, теряют уверенность в завтрашнем дне, мечтают мельче, чем могли бы. И совсем не знают жизни за забором.

Верочка, по неясной причине выбравшая Милу мамой, появлялась теперь на складе часто. То конфетку не съест в обед, сохранит для мамы, то цветочек незаметно для всех сорвет с клумбы, только бы она была довольна и взяла домой. За что она обиделась на нее, и оставила здесь, девочка не могла взять в толк.

В детский дом приехала с проверкой работница опеки Наталья Петровна. В этот раз она быстро управилась, позвонила в контору, чтобы за ней выслали транспорт, и теперь просто сидела на лавочке возле жилого корпуса и наблюдала за детьми, играющими в классики на аллейке.

К ней подсела Верочка в розовом платьице с клубничками:

— Тетя Наташа, а у меня мамина карточка есть.

— Правда? Ну-ка, где она! — протянула проверяющая руку за снимком.

Малышка достала из кармана маленькое фото для паспорта, любовно завернутое в листок, развернула бумажку, расправила снимок. И боязливо протянула Наталье Петровне:

— А вы не отберете? Это тетя соседка дала, когда меня из больницы выписывали, и сказала:

— Не забывай маму! Она хорошая была.

На Наталью Петровну с мизерной карточки смотрела девушка с русыми волосами, собранными в пучок.

— Молодая у тебя мама. Красивая. Ты помнишь ее?

— Ага. И часто хожу к ней. Она здесь, рядом. Показать?

Вот это номер! Девочка полгода в учреждении, а не мирится с потерей, даже в детдоме продолжает искать маму. И, кажется, сумела найти ей замену.

— Конечно, хочу! У меня еще есть свободное время.

— Давайте скорей руку, — заерзала на месте девочка.

И чуть ли бегом потащила Наталью Петровну по аллеям детдома от жилого корпуса мимо мастерских к складу.

Когда вошли в помещение, к ним повернула лицо женщина примерно лет сорока. Скорее, моложе. Когда она улыбнулась, стало как-то светло, и радостно засияло лицо малышки.

— Это ты, Верочка? Так и знала. Только ты входишь, как мышка, тихо и осторожно.

Что-нибудь случилось?

— Нет, мамочка. Просто захотела тебя Наталье Петровне показать.

Мила смутилась. А малышка подбежала к ней и прижалась к ногам.

— Ну, что ты будешь делать? Зовет меня мамой и все, — виновато пожала плечами Мила.

Наталья Петровна погладила девочку по голове:

— А что, Верочка, и, правда, похожа.

И протянула Миле фотокарточку.

— Вы извините! Такое не часто бывает, но у вас с ее мамой почти одно лицо.

— Так вот, почему она с самой первой встречи зовет меня так?! — Мила обескураженно рассматривала фотографию. Затем дала девочке кружку:

— Верочка, будь добра, принеси нам водички. Помнишь, где бак стоит?

— Ага, — с удовольствием понеслась та вприпрыжку в другую комнату.

Мила вздохнула:

— Понимаете, я в полном неведении. Скажи ей, что я не мама, она замкнется. Не обращать на это внимания, — тоже нельзя. Что делать, не знаю. Девушка с фото, и правда, похожа на меня в молодости. Я такой была лет десять — пятнадцать назад.

— Немудрено, что она признала в вас самого близкого человека.

— Она прибегает каждый день: когда хорошо, — поделиться настроением, когда плохо, чтобы заступилась или пожалела. Я так привыкла к этому, что не представляю, как буду жить, если ее вдруг кто-то удочерит?

Брови Натальи Петровны взмыли вверх:

— Она хорошенькая, любой будет рад такой дочке. А кто мешает сделать это вам? У вас есть дети?

— Сын и дочь взрослые, живут отдельно. Мы с мужем одни. Думали об удочерении Верочки, даже в опеку ездили, где получили список нужных документов. Мы испугались. Это нереально пройти дюжину кабинетов, когда работаешь, да еще чтобы бумаги за время сбора не потеряли силу.

Проверяющая положила руку на плечо Милы:

— Не расстраивайтесь! Могу дать совет!

— Какой?

— Как ускорить удочерение.

Та встрепенулась:

— Вы что, уже занимались этим?

— Нет, просто знакома с этой кухней — работаю в опеке и попечительстве. И здесь сейчас с проверкой.

— А… Вот было бы кстати, — в глазах Милы затеплилась надежда.

Наталья Петровна поглядела в них изучающим взглядом:

— Кстати, мы сегодня разговаривали о вас с директором учреждения. Она говорит, вы не раз засматриваетесь с любовью на малышей, сочувствуете им, и что лучших родителей для Верочки не найти.

Мила покраснела.

Проверяющая продолжила:

— Советую начать собирать бумаги с заказа справок из милиции о судимости и из налоговой службы. Их долго ждать приходится. Потом уже брать справки о зарплате и наличии жилья. А остальное все за несколько дней можно пройти.

Мила умоляюще посмотрела в глаза собеседницы:

— Я понимаю, это секретная информация, но поймите мое желание знать историю осиротения Верочки. Директор только и сказала, что у нее все нормально. Я и сама вижу: она умненькая, светлая девочка. И пока не замечала за ней странностей поведения.

— А вы ничего такого и не увидите. Она из хорошей семьи. Были родители, бабушка и старший брат. Жили все в стареньком доме в селе. Она ходила в ясли, когда заболела сальмонеллезом, положили в больницу одну на двадцать с лишним дней.

За неделю до ее выписки родители и братишка возвращались из больницы. Встречный КАМАЗ на всей скорости вылетел на светофоре на красный свет, разнес их машину в пух и прах. Все сразу же погибли. Бабушка не вынесла горя, умерла дня через два. И малышку выписали прямо в детский дом. Ей об этом не говорят, вот и ищет она сама то, что было дорого.

— Так я и думала. Она хорошо воспитана, спокойная и уважительная. Бывает иногда грусть в глазах, но это ничто по сравнению с тем, чем отличаются некоторые здешние от домашних детей.

— Вы правы! Дети встречаются всякие. Иных не то что усыновлять, в колонии боятся брать.

В комнату вошла Верочка и протянула кружку:

— На, мамочка, пей! Я кружку помыла. Она чистая.

— Солнышко ты мое! Как я тебя люблю, — только и смогла выговорить срывающимся голосом Мила, прижав Веру к себе. — Я обязательно заберу тебя домой, только бумаги все соберу и отвезу Наталье Петровне. Подождешь еще? Ладно?

— А без бумажек нельзя? — заглянула вопросительно в глаза Милы девочка.

— Нет, ласточка. Они очень важны, — погладила волосы девочки Наталья Петровна.

— Тогда подожду! Соскучилась по дому очень.

— Вот и помощница появится у мамы! — Проморгавшись от внезапной влаги на глазах, сказала Наталья Петровна. — Ладно, как с вами ни хорошо, мне надо идти, машину должны уже прислать. Жду вас с бумагами, помогу забрать Верочку. Дети в госучреждения быстро угасают, не выносят одиночества и тоски.

Мила вздохнула и шепотом произнесла:

— Жалко, если такая смышленая малышка поймет, что никому нет дела до нее. Ей тепло и ласка нужны. Их у нас с Василием хватит еще не на одну такую крошку. Только бы все получилось.

Наталья Петровна улыбнулась:

— Да не переживайте вы так. Все будет хорошо. Главное — вы с девочкой нашли друг друга.

Этим вечером дома еще раз произошел разговор с мужем:

— Вот бы получилось Верочку взять, — мечтательно произнесла Мила. Она положила голову на плечо Василию и ждала ответа.

Он погладил ее по голове:

— А сможем ли мы принять ее? Полюбить? Стать примером? Мы совсем простые люди, не все со своими-то ясно было. Да и опять же пакет документов с разным сроком годности. Не сумел вовремя сдать их, — собирай новые.

— Ну, этим займусь я сама. И насчет знаний, узнавала: есть « Школа подготовки приемных родителей», там учиться два или три месяца. И в конце концов, все становится ясным.

— Когда ты успела? — почесал Василий затылок.

— Да с интернетом это легко.

Муж пожал плечами:

— Я не против удочерения. Слишком тихо и пустынно стало в доме, как Илюша и Наташа создали свои семьи. Только обучаться придется тебе самой. Меня с работы не отпустят.

— Ладно, специально для тебя буду конспекты составлять. — У Милы от счастья засверкали глаза. — Дома потом почитаешь.

— Ну, не знаю, получится ли у нас?! После прошлого посещения опеки мы приехали домой расстроенные!

Они вспомнили, как их встретила тогда толстая, вредная работница отдела, миллион раз повторяющая, что она специалист в области опеки и попечительства.

— Угу! Мы тогда были просто на нервах, особенно после ее слов: « Дети без родителей — это всегда беда. За каждым таким малышом стоят трагедии: у одних родителям не до них за пьянкой и развратом, у других несчастье, тяжелая болезнь или потеря родных. Мы это знаем, как и понимаем, что всем не поможешь»!

— Вот-вот. Она подозрительно вглядывалась в наши лица: «Признайтесь, зачем вам это надо? Квартиру получить больше хотите? Или еще что?»

— Жилье у нас есть и хотим только девочке помочь выжить в этом мире, адаптироваться и стать, в конце концов, счастливой, — ответила тогда я. — А она снова «Не каждый своих-то детей может такими сделать. Вот ваши дети довольны жизнью»?

— Да, они имеют свои семьи. Живут отдельно, — снова отпарировала я.

— Ну, тогда, конечно, — смилостивилась она, — добавил Вася. — Как меня раздражала эта вредная баба со своей подозрительностью. Я тогда настойчиво возвращал разговор на нужное нам русло:

— Скажите, а вы сообщаете приемным родителям причину попадания ребенка в учреждение?

— Бывает, да. Чаще нет.

— Почему?

— Иногда случается, ребенок понравился потенциальным родителям и потянулся к ним он. Ну, скажем мы, что он от матери-алкоголички. И что? Тут же все отменится.

— Конечно! Все знают, что женский алкоголизм не лечится. А яблоко от яблоньки недалеко падает.

— Вы поймите, гены не всегда дают о себе знать. На это мы и рассчитываем. Пример новых родителей может пересилить пороки биологических отца с матерью.

— А могут, и нет, — снова возразил я.

— Это как повезет. Но критерий пятьдесят на пятьдесят все равно обнадеживающий, — отпарировала вредная и упрямая баба.

От воспоминаний и расстройства у Василия поднялось давление. Он достал из внутреннего кармана упаковку с таблетками, проглотил одну из них. С лица спала краснота.

Мила тогда обняла его:

— Не волнуйся, милый. Не одна она там работает. Я сегодня беседовала с очень приятной женщиной оттуда. Она, кстати, пообещала помочь.

Тут Василий снова сел на коня неуверенности:

— А вдруг все-таки гены взыграют?

— Что ты вечно все с ног на голову переворачиваешь? Все лечится. Наши дети тоже болели, мы же не бросались в панику, а просто лечили. Да и сами мы не исполины без болячек.

— И кого же мы возьмем?

— Ну, что ты, забыл что ли? Я тебе сегодня говорила и показывала трехлетнюю Верочку из нашего детдома, — повторила Мила.

— А, ну да! А у нее родители — не алкоголики, не венерические больные?

Мила знала пунктик мужа — он панически боялся заразных болезней.

— Нет. Нормальные люди. Мама работала пианисткой, отец психологом. Все погибли в аварии вместе с сыном.

— Ну, дорогая, если считаешь это важным для нас, дерзай. Не мне с ней возиться. Вспомнил, она, кстати, чем-то напоминает Наташеньку в детстве.

Мила собрала пакет документов, отучилась на курсах приемных родителей. Сдала все в органы.

Тут позвонила директор детского дома:

— У меня две новости: плохая и хорошая. С какой начать?

— Давайте с плохой, Елена Борисовна, — заволновалась Мила.

— По указанию отдела опеки девочку, которую вы хотели удочерить, отправили в другой детский дом, там обнаружился ее дальний родственник.

Мила стала белой, как полотно. И в бессилии съехала по стене на пол.

— Алло! Алло! Вы меня слышите? — неслось из трубки, когда в комнату вошел Василий. Ему было не до телефона. Жена находилась в обмороке. Он достал из аптечки нашатырный спирт, капнул его на ватку. И поднес к ее носу:

— Что случилось, милая?

— У Верочки нашлись родственники, — заплакала она, придя в себя. — Ее отправили в другой детский дом.

— Кто тебе сказал? — забеспокоился Василий.

— Директор детдома.

— Поэтому телефон на полу?

— Наверное, выронила, когда голова закружилась.

Василий поднес трубку к уху, послушал. Оттуда монотонно неслось:

— Мила, где вы? Ми-ла, ал-ло!

— Елена Борисовна, извините, это Василий! Ей стало плохо. Я приводил в чувства, поэтому не брал трубку. Потом узнал ужасную новость. Нам теперь не стоит даже думать об этой малышке?

— Как себя чувствует Мила? Я ведь только плохую весть донесла до нее. Сама ведь просила начать с нее. Другая новость такая: этим родственникам нужен только дом в деревне, в котором жила семья Верочки. У них своих детей пятеро, живут в съемном жилье. Еле концы с концами сводят. К ним ездила Наталья Петровна с вопросом: возьмут ли сиротку на воспитание.

Сказали, только из-за жилья могут согласиться на это. А с ребенком они потом придумают, как поступить. В общем, приходите завтра с утра ко мне. Мы тут с Натальей Петровной придумали, как вам помочь. Но это не телефонный разговор.

Супруг поднял с пола Милу, помог ей одеться. А назавтра они отправились в детский дом. Директор ждала в своем кабинете. У окна с кем-то беседовала по телефону Наталья Петровна:

— В общем, у нас есть к вам выгодное предложение. Думаю, все останетесь довольны: и вы, и усыновители. Ждем вас срочно в детском доме.

Потом Наталья Петровна повернулась к Писаревым:

— Хочу рассказать вам, уважаемые усыновители, о своем посещении так называемых родственников Верочки. Там нищета, грязь, теснота и полное безденежье.

— Так пусть идут работать. Что, у них рук нет, что ли? — подал голос Василий.

Наталья Петровна отмахнулась:

— Ну, нельзя так категорично все решать. Это спорный вопрос, на мой взгляд. Мужчину сократили в автопарке. Хотела бы я посмотреть, как бы вы сами вышли на работу на месте женщины, у которой пятеро детей один другого меньше. И младшему всего полгода.

— Никто не имеет права сокращать многодетную мать, — возмутился снова Василий.

— Умоляю вас! Это частное предприятие. Кто сейчас придерживается законов? — Вздохнула директор детдома.

Василий вспылил:

— Слава Богу, нас не постигла такая участь. Мы с женой всегда работаем и неплохо получаем. И никогда не гнались за количеством детей, как некоторые.

— Ну, это уж не нам решать, сколько стоит иметь детей, а сколько не надо, — снова возмутилась Наталья Петровна.

— Простите, я так переживаю из-за расстройства удочерения и совсем не соображаю, что говорю.

— Вот так — то лучше будет. Нам сейчас не пререкаться надо, а решать, как добиться от этих родственников отказа от девочки.

Стали думать.

— Как я сказала, им нужно жилье, не ребенок. Скажите, вы можете пожертвовать домиком бывшей семьи Верочки, чтобы получить малышку? — обратилась к Писаревым представитель опеки.

Мила обрадовалась возникшей из ниоткуда ниточке надежды:

— Нам только Верочка нужна. Все остальное не имеет значения. Так ведь, Вася?

— Именно! У нас все есть. Пусть и родственники девочки поправят свое положение. Если не трудно, кто по профессии глава семьи?

Директор детдома поняла ход мысли Василия:

— Мужчина — водитель такси, по-моему. — После сокращения пытался устроиться работать на своей машине. Но “ Москвич» у него старенький, ржавый, никакое агентство не соглашается разрешать извоз на нем.

— Могу предложить ему место слесаря в своей автомастерской.

— А женщина не имеет профессии, — вздохнула директор.

— Можно решить вопрос и с ее трудоустройством — по вечерам, когда муж вернется с работы, она могла бы наводить порядок в гараже, оставив на два-три часа детей под его присмотром.

Наталья Петровна подошла к Миле:

— Зря вы расстраиваетесь, Мила. Веру мы вернули сегодня назад. Надеялись, что вы поступите именно так, как сказали сейчас. И попечительский совет вынес положительное решение. Не волнуйтесь, прошу вас.

Мила вытирала слезы радости, Василий тер брови, чтобы не расклеиться тоже. Давно известно, если одна дорога ведет в тупик, надо искать новую. И сейчас они в этом кабинете, кажется, вышли на правильное толкование проблемы.

Примерно через час дальние родственники малышки недоверчиво рассматривали Писаревых. Те, в свою очередь, присматривались к возникшим из ниоткуда родственникам девочки, к которой прикипели всей душой.

После доверительного разговора обе стороны остались довольны. Дядя с тетей отказались от Верочки. Наталья Петровна пообещала помочь им в оформлении домика на их имя.

Мила сказала тогда:

— Пока вы можете просто вселяться в него и жить.

— А я приглашаю вас обоих в мастерскую для оформления на работу, — произнес Василий важные для родственников Веры слова. Утром и вечером по моему распоряжению вас будут привозить и отвозить назад наши сотрудники.

Тут Писаревы услышали, как няня позвала малышку:

— Верочка, за тобой мама с папой пришли.

Она впервые бросилась к ним с радостным криком «Мама!», улыбнулась застенчиво папе и, вложив свою маленькую ручку в ладонь Милы, вместе с нею спустилась по лестнице.

Мила стала мамой девочке, которая давно хотела этого. От счастья ее душили слезы. Она никогда и никому не позволит обидеть свою маленькую дочку. Срок ожидания получился немалый. Но теперь в их доме топали детские ножки и слышался заливистый смех Верочки.