Осенняя сказка

Людмила Волынская

Внешне благополучный брак 30-летней героини трещит по швам. Не видя выхода из создавшейся ситуации, она решает взять тайм-аут. Подыскав с помощью подруги временное жилье, она стала невольным свидетелем скрываемых от посторонних чужих отношений, а потом и сама оказалась вовлечена в них, тем самым кардинально изменив свою жизнь.

Глава 4

Проснувшись, Лидка немного понежилась в теплой постели. Так не хотелось выпархивать из теплого гнездышка и лететь… на эту чертову работу.

Вдруг внезапная мысль словно окатила ее ушатом холодной воды, словно пронзила острой стрелой. В памяти всплыла вчерашняя ссора и решение, которое она повлекла за собой. В последнее время она привыкла просыпаться с чувством безнадеги. Мощно вырвавшаяся вчера обида сейчас отступила, оставив неприятный осадок.

«Ничего еще не потеряно», — успокаивала себя Лидка.

Иван спал, зарывшись лицом в подушку. Лидка нажала на кнопку будильника. Надев халат и обув шлепанцы, она пошла в ванную.

Свекровь с неприступным видом гремела у плиты кастрюлями. Но Лидка-то понимала, что этот вид был всего лишь оборонительным щитом, за которым скрывалось чувство обыкновенной неловкости. Потому и произнесла как обычно:

— Доброе утро.

И свекровь как обычно ответила:

— Уже проснулась? — была у нее такая привычка, задавать бесполезные вопросы.

Ощущение натянутости все же мешало им продолжить утренний разговор. Лидка взялась было варить кофе, но первый шаг к примирению был сделан — кофейник оказался полон. Можно было бы поблагодарить, но если начнут расшаркиваться друг перед дружкой, только хуже будет.

Надев старую болоньевую куртку, сунув туфли в глубокие калоши, свекровь вышла на веранду, впустив в теплую кухню холодную струю воздуха.

Лидка поежилась. Налив кофе, она села за стол и уставилась в окно. Машинально помешивая сахар, она созерцала серое осеннее утро. По небу плыли тяжелые свинцовые тучи. Резкие порывы ветра немилосердно терзали пожелтевшую листву. Она не любила утро в любое время года. По утрам она всегда ощущала душевную тяжесть, а вечера, наоборот, пленяли ее своим очарованием. Видно, так уж она была устроена. Попивая кофе и ощущая, как с каждым новым глотком вливается в нее живительная сила, Лидка сознательно старалась растянуть эти минуты.

— Одевайся потеплее, — донесся с веранды голос свекрови. — Ветер с ног так и сбивает.

— Хорошо, — ответила Лидка, приводя себя в порядок.

И этого она не любила. В молодости хотелось эффектно выглядеть. А сейчас от этого желания остались жалкие крохи — не выглядеть бы хуже других. Надела теплый голубой свитер, узкие черные брюки, так сяк подкрасилась, прошлась расческой по волосам — и порядок.

Как обычно, бросила на ходу:

— Вань, вставай! Слышишь? Просыпайся! — но сегодня не хотелось даже смотреть в его сторону.

Взглянув на часы, она засуетилась. Облачилась в теплое двубортное пальто, бросила в сумку зонт и резко открыла дверь.

Тотчас ее обдало холодной волной. Перекинув сумку через плечо, она закрыла дверь и, сутулясь, побежала к калитке. Свекрови во дворе не было. Кроликов кормила. Захлопнув калитку, Лидка понеслась стрелой по узкой полосе тротуара вдоль кустов и заборов, за которыми в глубине сонных садов прятались дома. Шумел заплутавшийся в листве ветер, да пронзительно каркало воронье.

Не зря она так спешила. Успела-таки вскочить в полупустой автобус. Вот теперь и передохнуть можно. За пять лет успело уже все примелькаться здесь: длинная череда частных домов, местный магазин, пара торговых ларьков, хозяева которых постоянно враждовали между собой. Железнодорожная полоса со шлагбаумом, за которой начинались двух — и трехэтажные дома. Далее следовал главный корпус государственного университета, который еще при Лидкиной памяти назывался попросту педагогическим институтом. Раньше Лидка считала студенческую братию особой привилегированной кастой. По сравнению с ними она казалась себе жалким гадким утенком, которому никогда не примкнуть к стае белых лебедей. Подружившись с Соней, она примкнула к этой братии совершенно иным образом и к своему разочарованию не обнаружила в ней ничего лебединого.

Миновав центральную городскую площадь, автобус поворачивал к мэрии. Здесь в сравнительно новой части города все выглядело респектабельно. Множество фирм и дорогих магазинов привлекали взгляд вывесками и витринами. Перед ними, словно соревнуясь в первенстве, красовались шикарные иномарки. По вечерам здесь всегда было людно. Как мотыльки на свет, слеталась молодежь к ярко освещенным барам. Притягивала их красочная вывеска фальшивой жизни. Лидка и сама когда-то не раз попадалась на эту удочку, превращаясь из золушки в принцессу. Когда карета снова превращалась в тыкву, становилось обидно, словно ее обманули. Но обижаться было не на кого. Как говорится: «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад».

Внезапно Лидка поймала себя на мысли, что сегодня, куда бы ни упал ее взгляд, память почему-то постоянно убегала в прошлое. Возможно, неосознанно она пыталась сравнить свою жизнь до замужества и после него. А оно разделяло эту жизнь на две разные, словно тот шлагбаум у переезда.

Уже с моста, под которым, переплетаясь стальными лентами, сходились и расходились рельсы, Лидка увидела автомобильную стоянку. За ней виднелось здание, в котором находилась администрация завода.

Вот, наконец, и ее остановка. Тридцать метров по тротуару вдоль дороги, еще метров двадцать вдоль сиротливо чернеющих клумб до проходной, обычное « доброе утро», звон ключей в согнутой ладошке и… милости прошу к нашему шалашу.

«Шалаш» был небольшим продолговатым с единственным двухстворчатым окном. Четыре компьютера — по два у каждой стены, вешалка да зеркало рядом с ней. Вот и все царство. По стене поплелся одинокий вазон. Он да в придачу большой красочный календарь на стене хоть в какой-то мере обогащали этот убогий колорит.

Нацепив на крючок пальто, она посмотрела в зеркало. Машинально посмотрела, по привычке. Это Соня могла по полчаса вертеться перед ним и, надо сказать, не зря вертелась.

До начала рабочего дня еще оставалось минут пятнадцать, но Лидка не любила тратить время попусту. Включив компьютер, она принялась разбирать стопку бумаг. Соня явится минута в минуту, ее ждать нечего. Это в Лидкину глушь автобус раз в полчаса ездил. А Соне спешить было некуда. Из центра, где она жила, до завода всего-то три остановки. Любой маршрут к ее услугам.

Руки привычно разбирали листы с таблицами, колонками цифр, сводками, требованиями, накладными, перечнями складских материалов и прочими премудростями, отражающими механизм рабочей жизни. А мысли… Мысли ее вообще неизвестно где блуждали, не спеша собраться в определенное целое. Не приступив к работе, Лидка могла позволить себе такую роскошь.

Дверь резко распахнулась, и тотчас с величественным видом на пороге появилась Соня.

— Привет, — промурлыкала она, одарив Лидку ленивой улыбкой.

— Привет, — ответила Лидка, возвращаясь к начатой работе.

— Ветрище-то какой сегодня, — раздеваясь, поежилась Соня. — Б-р-р!

Повесив свой шикарный плащ рядом с Лидкиным нарядом, она взяла сумочку и, раскрыв ее, устроилась перед зеркалом.

— Что ты там выкрашиваешь? — бросила Лидка, не поднимая головы. — С утра уже размалеванная, как кукла.

— Это дорожный вариант, — легкими взмахами кисточки подкрашивая ресницы, пропела Соня. Поморгав глазами, повертев головой, она добавила: — А красота требует времени.

Не отрываясь от работы, Лидка молча улыбалась.

Резко повернувшись, Соня смерила Лидку недоуменным насмешливым взглядом.

— Тебе-то, кто не дает?

— Не вижу в этом смысла.

— Узнаю речи мудрого наставника, — с безразличием, в котором сквозила явная насмешка, ответила Соня и начала старательно подкрашивать губы.

— Оставь мою свекровь в покое.

— Правильно, — грациозно кивнула Соня, — она свое дело сделала. Ученица усвоила урок. Да и действительно, — повернувшись к Лидке, развела она руками, — какая цыплятам разница, как выглядит их наседка? Главное, что кормит. Кстати, твоя маман кроликов на шубку тебе так и не нашшыпала? Зима на носу. Пять лет грозится, а все никак не выродит хоть какую-нибудь кацавейку.

Лидка улыбнулась. Любила Соня поддеть, что и говорить. Но это у нее получалось необидно.

— Птицу ощипывают, умница, — откинувшись на спинку кресла, с улыбкой ответила Лидка.

Но Соня пропустила эти слова мимо ушей. В самом деле, какая разница — стригут ли, ощипывают ли? Шубки-то ведь и в помине нет.

Переобуваясь, Соня недовольно ворчала:

— Сегодня медведь в маршрутке на ногу наступил…

— Надо ездить на такси, — бросила Лидка расхожую фразу, — а в маршрутках и кроме тебя люди ездят.

— В них хамы ездят, — Соня обижено надула свои прелестные губки, отчего они стали еще прелестнее. — Вот скажи, почему во всем мире признаком хорошего тона считается извиниться, если задел человека? А мы всю жизнь живем по принципу — сам дурак. Да еще и чем наглее, тем умнее, получается. Радио включила бы, — настроилась она на деловую волну. — Ох, хоть так свежий ветер перемен посетит эту нору, и две канцелярские крысы почувствуют, что их норка всего лишь маленькая точка на необъятных просторах родины, — изрекла она с хладнокровным пафосом и уселась за свой компьютер.

Вообще-то, работали они втроем. Но Вероника ушла в декретный отпуск и вот уже два месяца Лидка с Соней делили между собой часть ее работы, да и часть ее зарплаты, впрочем, тоже.

— Ну-с, чем нас сегодня порадуют? — включив компьютер, Соня посмотрела на два солидных ящика с карточками складского учета. — Это не по нашей части, — с деловым видом сняла она трубку телефона и набрала номер. — Валерий Михалыч? — мило пропела она в трубку, машинально улыбнувшись при этом. — И вам здрасьте. Будьте так любезны, не присылайте к нам сегодня свою Дусю. Что? А как ее называть, если это имя у нее на лбу написано? — с видом невинного младенца наглела Соня. В реакции завсклада Лидка не сомневалась. Но знала она и Соню. Та как ни в чем не бывало продолжала:

— У вас свой компьютер имеется, вот и учите ее на здоровье. Глядишь, к пенсии и выучится. А мне с какой стати ликбезом заниматься? Мне за это деньги не платят, да и с вами, насколько я понимаю, она другой монетой рассчитывается. Звоните куда хотите, — с холодной вежливостью отбила она атаку завсклада, — хоть в небесную канцелярию. Но согласно нашему законодательству человек получает деньги за выполненную им работу. Им, а не за него другими, — закончив свою тираду, Соня с победоносным видом положила трубку.

— Ну что, Лидок, нарыла для меня что-нибудь? Давай, — с деловым видом она взяла стопку документов, отсортированных Лидкой. — Сейчас мы все укомплектуем, как полагается,… — и заиграла изящными тонкими пальчиками по клавишам.

Их бюро было предназначено для нужд заводской администрации, но пользовались его услугами все, кому не лень было иногда с высочайшего позволения, а иногда прикрываясь им. Эти нюансы никого не интересовали, потому что не для себя просили. Работа есть работа. У них и так было время и кофейку попить, и посплетничать.

Сегодня до обеда они работали молча и усердно. Вчера им действительно эта новенькая кладовщица полдня перевела своими просьбами да расспросами. Им ничего не стоило объяснить новому человеку нюансы предстоящей работы. Проблема была в том, что она и главного-то не знала. Она вообще ничего не знала, словно с Луны свалилась.

Ровно в час, ловко черкнув о пол ножкой, Соня отъехала от компьютера и потянулась.

— Выпьем, дряхлая старушка, сердцу станет веселей, — с улыбкой подмигнула она Лидке. — С кружками у нас полный комплект, а кипятильник сволочи умыкнули, — сорвавшись с кресла, она помчалась в отдел кадров отвоевывать свой кипятильник.

Не успела Лидка достать чашки, кофе и печенье, как вернулась Соня с кипятильником и двумя огромными краснобокими яблоками.

— Проценты, — положив яблоки на стол, Соня принялась пристраивать кипятильник в банку с водой.

— Как ночь прошла? — спросила Лидка, насыпая в чашки сахар.

— Бурно, — поглощенная процессом закипания воды, ответила Соня, — и весьма недурно.

— На свадьбу позовешь? — беззлобно поддела ее Лидка.

— Позвала бы, да женихи перевелись, — грустно вздохнула Соня, но видно было, что эта грусть не то что не изъела ее душу, но даже коснуться ее не успела.

— Спать-то есть с кем, — подперев рукой подбородок, Лидка не сводила глаз с подруги.

— Спят с самцами, которые не спешат стать мужьями.

— Другие живут с самцами, которые неизвестно с кем спят. И ничего, мирятся.

— На себя намекаешь? Что-то новенькое. Петуха на чужих кур потянуло? — удивленно вскинув брови, насмешливо хмыкнула Соня.

— Не новенькое. Не говорила просто, — тяжело вздохнув, пожала плечами Лидка. — Помоги мне квартиру подыскать.

— Все так серьезно? — появившаяся озабоченность на Сонином лице понемногу вытесняла иронию, но Лидке показалось, что это известие не особо удивило подругу.

— Как сказать? — снова вздохнула Лидка. — Надо нам немного врозь пожить. Запутались мы, пожалуй.

— Уведут,… — разливая кипяток по чашкам, пропела Соня.

— Почему ты в этом так уверена? — в упор посмотрела на нее Лидка.

— Ох… опыт, сын ошибок трудных, подсказывает мне это, — Соня бросила томный взгляд на свою чашку, словно разговаривала именно с ней, а не с Лидкой.

— Мое от меня не убежит, — Лидка вновь изрекла расхожую фразу. Со своими у нее не складывалось.

— Само-то оно, может, и не убежит. Но ноги ему точно приставят. В этом-то уж можешь не сомневаться, дорогая. Сейчас хороший муж на вес золота.

Лидка вздохнула.

— Чужой всегда хороший, пока своим не станет.

— Не передергивай. Маман правильного сыночка воспитала. Со всяким случиться может. Не беспокойся. Она его наставит на путь истинный.

— Не в этом дело, — покачала головой Лидка. — Тошно мне от жизни такой. Послушала тебя когда-то. Не для меня он, Соня, не для меня. И рисковать страшно, и дальше так жить, сил нет.

— Это-то я и сама вижу, — задумалась Соня. — Смотри, Лидок, не остаться бы тебе у разбитого корыта. Одной в тридцать лет тоже несладко будет. Сейчас вон двадцатилетние хищницы с ногами от ушей, с квартирами и машинами ищут-рыщут, и найти не могут. А где уж, нам уж… И потом, случись что, меня крайней сделают.

— Да кто об этом знать будет?

— Я к другому веду, глупая. Ты спросила бы, кто тебя обратно примет. Как маман запоет, так твой Ванюша и спляшет. Не тебе с ней тягаться. Ее всегда сверху будет.

— Будь что будет, — мрачно ответила Лидка. — Сейчас мне вообще ничего не хочется.

— А мне хочется, да взять негде, — с печальной улыбкой вздохнула Соня.

— Хоть на неделю,… — вела свое Лидка.

Соня задумалась. Понемногу отпивая кофе, она задумчиво смотрела в окно, потом плавно перевела взгляд на Лидку.

— Ну, если без денег.… Есть один знакомый. Он тоже когда-то здесь работал. Вместе с отцом в КБ начинали. Потом, правда, их пути разошлись. Он один живет. Я к нему по старой дружбе заглядываю. Может, и согласится, не знаю. Одному-то, поди, скучно. Вот мы ему тебя и сосватаем, — оживившись, она подмигнула Лидке. — Мне-то позвонить нетрудно, да смотри, потом не обижайся.

— А женщин каких-нибудь постарше у тебя нет? — с надеждой взглянула на подругу Лидка, с жалкой надеждой.

— Женщины постарше от меня, как от чумы шарахаются. Неужели и я когда-нибудь такой грымзой стану? — Соня даже поежилась от этой мысли. — Лучше молодой умереть.

— Что ты несешь?! — ужаснулась Лидка.

— А что? — в свою очередь изумилась Соня. — Мало я видела, как мужики от старых кошелок нос воротят?

— От своих не воротят, — с непоколебимым видом изрекла Лидка.

— Нет у меня своих, — развела руками Соня.

— Будут.

— Твои слова да Богу в уши. Ладно, Лидок. Позвоню, поговорю. Только… зря ты, по-моему, это затеяла. Если дело до развода дойдет, тебя ведь ни с чем оставят.

— А я к ним и пришла ни с чем, — мрачно ответила Лидка. Вчерашнее откровение свекрови вмиг осадило ее амбиции и притязания.

— Ты хоть понимаешь, какую петлю затягиваешь на своей шее? С кем ты хочешь в гордость играть? С жизнью? Она, милая, и не таким рога обламывала. Усмири гордыню свою, — пропела Соня то ли в шутку, то ли всерьез. — Впрочем, тебе виднее. Всем нам тошно. Каждому по-своему. И у тебя, поверь, далеко не наихудший вариант тошноты. Счастье — птица завтрашнего дня. День сегодняшний она посещает крайне редко, да и не задерживается в нем почему-то. Чирикнет, разбередит душу и упорхнет. И ни поймать ее, ни в клетку посадить никому пока не удалось.

— Я не хуже тебя все понимаю, — с раздражением ответила Лидка. — Я его и не искала, счастья этого. Я и сейчас его не хочу. Я хочу просто жить. Без кур, без кроликов и без маман.

— И без денег, — с безмятежным спокойствием припечатала Соня. Нечем было Лидке крыть эту карту, потому и промолчала.

Коротко кивнув, Соня вздохнула.

— Наша песня хороша, начинай сначала. И сколько бы ты ее ни начинала, вся твоя песенка будет сводиться к деньгам. На дудке играют те, у кого деньги есть. А те, у кого их нет, под эту дудку и поют, и пляшут. А плясать под чужую дудку всегда тошно, кто бы тебе на ней не играл. Все мы это понимаем, но изменить ничего не можем.

— Ты, кажется, согласилась. Зачем ты опять завелась? — недовольно поморщилась Лидка.

— А затем, что одна ты в любом случае жить не будешь, — Соня налегла грудью на стол и вся подалась к Лидке. — И еще неизвестно, что тебе этот Акакий Акакиевич на своей дудке сыграет.

— Кто? — Лидка удивленно уставилась на подругу.

— Это я так, — улыбнулась Соня. — Аркадий Аркадиевич Нестеров, шестидесяти лет отроду. Холост и, насколько мне известно, таковым всегда и был. Но двухкомнатная квартирка у него все же имеется, и довольно приличная, заметь, квартирка. То история отдельная, родственники помогли.

— Еще неизвестно, согласится ли он, — с сомнением вставила Лидка.

— Смотря, каким боком подмазаться, — махнув рукой, перебила ее Соня. — Впрочем, будешь вести себя правильно, в дурах не останешься. Мужик, он и в шестьдесят — не баба. Захочется ему своим шестидесятником возле твоего тридцатника погреться, может, еще и под твою дудку спляшет.

— Да он мне в отцы годится, — с негодованием ответила Лидка.

— Ладно, давай-ка мы с тобой сегодня поднатужимся да поднажмем, — игнорируя возмущение подруги, сказала Соня. — Заеду я к нему вечерком. Потом тебе домой позвоню.

— И как я с тобой разговаривать буду?

— Как Штирлиц. Говорить буду я, а ты молчи да на ус мотай.

Так же молча и усердно они трудились вторую половину дня. Да и расстались, как обычно. Домой ей возвращаться не хотелось. Всем своим естеством ощущая, как ее подхватила невидимая волна, она была не в силах ей опираться, к какому бы берегу ее ни прибило. Все зависело сейчас от одного единственного незнакомого ей человека. А может быть, от Бога.

Пытаясь справиться с нарастающим напряжением, весь вечер Лидка хваталась то за одно, то за другое. Вдобавок ко всему Иван вернулся с работы вовремя. Но Лидка особой радости не проявила. Оба чувствовали себя скованно и неуютно. Ели они молча, не отрываясь от экрана телевизора. Лидке было безразлично, что смотреть, лишь бы ее не трогали.

Соня позвонила поздно, когда развеянное хлопотами напряжение начало спадать. Совладав с волнением, Лидка сняла трубку, совершенно не представляя, как будет говорить. Говорила Соня, да и то кратко:

— Он согласен. На сколько захочешь. Никого не водить, в квартире не сорить. Проспект Возрождения 9, шестая квартира. Если решишь, завтра сутра можешь привезти свои вещи. Только не задерживайся, роботы невпроворот будет. Договорились?

— Договорились, — словно эхо повторила Лидка.

В трубке послышались гудки.

Иван вопросительно посмотрел на Лидку, а свекровь — тут как тут.

— Кто звонил?

— Соня, — ответила Лидка, не собираясь вдаваться в подробности.

Но свекровь именно подробности-то интересовали, потому что из этого разговора она ничего выудить не смогла.

— Чего это Соня так поздно вздумала звонить? — недоуменно пожала она плечами.

Даже Ивана кольнула такая бесцеремонность.

— Значит, надо. Что в этом странного? — недовольно проворчал он.

— Уж и слова вам не скажи, — обижено поджала губы свекровь. — Спросить нельзя.

— Тебя это касается? — повысил тон Иван.

— Зато тебя касается, — свекровь зло сверкнула глазами в его сторону. — У меня от мужа секретов не было.

— У меня тоже нет, — парировала Лидка.

— Оно и видно, — не думала униматься свекровь. — За весь вечер и двух слов не сказала. Кого после этого домой потянет?

— Можно подумать, меня тянет, — огрызнулась Лидка.

Свекровь откровенно враждебным взглядом смерила ее с ног до головы.

— Что-то раньше ты не жаловалась, — бросила она камень в Лидкин огород.

— А кто меня спрашивал? — вызывающе ударила Лидка тем же по тому же месту. Откровенно вызывающе.

— Так ведь никто тебя здесь и не держит, — ехидно съязвила свекровь. На свою голову съязвила.

— Я в этом не сомневаюсь, — Лидка смерила спокойным взглядом свою вторую маму. — Того и гляди, к тетке отправят.

— Что вы из-за ерунды завелись? — Иван попытался сгладить углы обострившейся ситуации.

— Я с этой ерундой пять лет живу! — в сердцах крикнула Лидка. — Словно в тюрьме какой-то!

— Это мне же в моем доме рот затыкают?! — негодующе крикнула свекровь.

— Да я сама здесь рта не открывала! — не в силах совладать с обидой, кричала Лидка. — Как же, от доброты вашей нос воротить! Как мама сказала, так и должно быть! Пять лет, как служанкой помыкали, потому и терпели здесь голь перекатную!

— Лида, Лида,… — недовольно поморщился Иван. — Думай, что говоришь.

— Зачем ей думать?! — тотчас ухватилась за его слова свекровь. — Забыла уже, как я ее уму-разуму учила?! Ни тебе приготовить, ни тебе по хозяйству управиться!

Даже в пылу своего гнева Лидка понимала, что в этом свекровь права. И не хотелось несправедливо обижать человека. Но понимала Лидка, что палку этой самой справедливости свекровь давно уже перегнула на свою сторону. Ни к чему это препирательство. Свекровь и сама все понимает, а Иван вряд ли разберется в бабьих заморочках. А если разберется, мама рано или поздно склонит-таки его на свою сторону. Родная кровь… Свои позиции свекровь будет отстаивать на том простом основании, что в своем двору всякая собака лает. Вот и лаяла.

— Хватит,… — мрачно бросила Лидка. — Да. Я одна такая плохая, я одна во всем виновата, — обожгла она свекровь мимолетным взглядом. И все-таки не смогла удержаться: — Что-то вы не больно спешили у сыночка выспрашивать, где да с кем он полуночничал.

Свекровь опешила, явно не ожидая такого поворота.

— О как!… — не сдержался Иван. — Нашла-таки мальчика для битья! Вешай на него всех собак!

— А чего ты хотел, — Лидка так и брызнула в него злобой, — чтобы голь перекатная тебе в ножки поклонилась, что ты ее своим присутствием осчастливил?! У нее тоже есть гордость! Только тебе на это плевать! — с этими словами Лидка бросилась к шкафу, вынула из-под него большую дорожную сумку и принялась забрасывать в нее свои вещи.

Не помня себя от гнева, дрожащими руками Лидка швыряла на пол пустые вешалки.

— Уж на это-то я заработала?! Не нужна мне машина и деньги ваши не нужны. Подавитесь вы ими! — кричала она.

— Лида, успокойся, — не зная как быть дальше, Иван застыл в нерешительности.

— Ты куда это собралась?! — двинула на нее свекровь с грозным видом.

— К тетке! — выпалила Лидка и, оттолкнув свекровь, потащила свою кладь на веранду. Не очень-то и тяжелой оказалась Лидкина ноша. Громоздкой была, потому и неудобной.