Хока

Любовь Степановна Холодова, 2021

В школе во время ремонта нашли удивительную статуэтку. Это было уродливое существо, изготовленное из неизвестного материала, черный идол с громадным животом. Статуэтка была помещена в краеведческий школьный музей потому, что не имела почти никакой ценности. Или имела? Однажды, ночью во время грозы она была похищена из музея. Кому и зачем мог понадобиться черный идол? Директор школьного музея и молодая журналистка взялись за изучение этого неординарного для маленького городка случая. Во время расследования они узнали, что этот идол имел очень серьезную ценность и история его ведет вглубь веков.

Глава вторая

Нина осторожно закрыла двери главного редактора. Она была счастлива! После долгих лет учебы вдали от дома, она, наконец, будет работать в своем родном городе. Ее приняли на работу корреспондентом в местную «Вечерку».

Выйдя из редакции, девушка спустилась по ступенькам и почти побежала навстречу толпе, выходящей из автобуса.

На бегу, она налетела на прохожего, да так, что чуть не свалила его с ног. Тот обхватил ее руками, из которых она никак не могла вырваться.

— Нина! — воскликнул Влад. — Девушка подняла голову и взглянула на прохожего, который держал ее в своих объятьях. Это был ее парень, к которому сейчас она и мчалась.

— Влад, меня взяли! — прокричала девушка почти ему в ухо.

— Отлично, — спокойно ответил Влад. — А ты что, в этом ходила устраиваться на работу? — Он критично осмотрел ее. Свободные джинсы, больше размера на два, короткая свободная толстовка, а на плече висел рюкзак!

— Я же не в школу ходила устраиваться, а в редакцию! Улавливаешь разницу? — засмеялась Нина.

Молодой человек развел руками:

— Нет, я этого не понимаю, — он вздохнул и махнул в сторону причала:

— Отметим?

Там стоял прогулочный теплоход, такой ослепительно белый, что уже одним видом мог создать праздничное настроение.

Они стояли на носу теплохода, опираясь на перила, пили шампанское. Внизу, навстречу им неторопливо шла вода, уходила под днище и продолжала идти дальше, ничем не замедляясь и ни от чего не волнуясь, спокойная, словно ход времени, обдавая пассажиров брызгами и запахом свежести.

— Представляешь, — щебетала Нина, — нам теперь никогда не нужно будет расставаться!

— «Никогда», сильно сказано, — засмеялся Влад.

Как она любила, когда он смеялся! Когда-то она и влюбилась сначала в его улыбку, как будто улыбка могла существовать отдельно, как у Чишерского кота.

Он был еще студентом-заочником, когда пришел работать в школу, и все девчонки старшеклассницы втайне мечтали о нем. Невозмутимо спокойный, уверенный в себе, он внушал уважение и благоговейный трепет. И даже его прыгающая походка на длинных ногах казалась прекрасной. Был он неловок, его руки жили отдельной от него жизнью, ему постоянно приходилось их контролировать, скрещивая на груди или закидывая за спину. Если он о них забывал, то на пол летело все, что им подворачивалось. Но это никак не могло охладить чувства юных школьниц, идеализируя предмет своей первой любви.

Возникло сразу столько желающих записаться в кружок краеведенья! Собирание местного фольклора, песен, легенд, сказок, раскопки, поиски и изучение старинных текстов — все это стало достоянием обсуждения на всех официальных мероприятиях и частных тусовках. Постепенно возник краеведческий музей — гордость школы и всего города.

Владу дали руководство класса, где училась Нина, и дела ее пошли под откос. Успеваемость сильно пострадала, и она превратилась в заядлую двоечницу. Все мысли были заняты только им. В каждой строчке учебника она видела его имя, в каждом рисунке и чертеже — его лицо.

Когда Нина брала листок для черновика, она писала стихи. Тема была одна, но как много было вариантов, чтобы ее изложить! Эти листочки со стихами, сложенные треугольниками и конвертиками, изрисованные сердечками и цветочкам лежали в учебниках, тетрадках и просто в сумке.

В раздевалке было прохладно, но разгоряченные девчонки этого не замечали. Только что окончился урок физкультуры, на котором они разделились на две команды: синих и зеленых, и устроили соревнование по баскетболу. Командные страсти еще не окончились и в раздевалке еще продолжались состязания, но уже словесные.

— Я бросаю Галкиной, а Сурьмина, хоп, и увела! Ты куда смотрела, Галкина?

— Так она, как из-под земли, и плечом меня толкнула!

— Да кто тебя толкал? — Сурьмина бросила футболку на стул. — А если бы и толкнула, это спорт! Спорт для сильных людей!

— Ой, девочки, не ссорьтесь! Что это вы друг друга по фамилиям начали называть? Олечка, Танечка физкультура закончилась, — пыталась примирить одноклассниц Юля, — сейчас на историю пойдем, нужно успокоиться.

— Как Ниночка? — язвительно спросила Сурьмина. — Она сегодня вообще в облаках витает, наверное, стихи сочиняла нашему Владику. Правильно я говорю, Ниночка?

Нина промолчала, видно было, что изо всех сил старалась держать себя в руках. Но Сурьмину понесло:

— Все знают что ты в него втрескалась!

— А ты сама? — спросила, с вызовом Нина.

— Чем докажешь?

— И доказывать не буду, все знают.

— Потому, что доказать не можешь, а я могу доказать, что ты по Владику сохнешь! — Сурьмина схватила портфель Нины и вытряхнула из него учебники и тетради прямо на кафельный пол. Она стала открывать учебники, один за одним, и трясти их над столом. Из учебников стали выпадать тетрадные листочки сложенные треугольниками изрисованные сердечками.

— А! — победоносно воскликнула Сурьмина, — что я говорила! Давайте почитаем, что там написано.

— Танечка! Это же некрасиво! Зачем же ты так? — сказала Юля.

— Да мне плевать! — Сурьмина начала разворачивать один из треугольников. Но не успела.

Никто не обратил внимания на то, что рядом с ней оказалась Нина, и изящная рука, сжатая в кулак, нанесла такой удар Сурьминой в челюсть, что та отлетела к стене и врезалась в нее. Опешив, Танечка смотрела выпученными глазами на Нину буквально секунду, а потом кинулась на нее с кулаками.

Драка была недетской. И дрались девчонки по-мужски, четко нанося удары по уязвимым местам. Они смотрели друг на друга исподлобья, молча избивая друг друга, издавая только нечленораздельные звуки и сопение.

— Прекратите! — завизжала Юля, — или я иду к директору!

Подруги начали растаскивать девчонок. Наконец, они перестали рваться в драку, тяжело дыша, с ненавистью, смотрели друг на друга.

— Он мой, — прохрипела Сурьмина. — Не смей подходить к нему!

После этих слов, она снова получила кулаком в голову. Драка началась бы снова, несмотря на то, что одноклассницы крепко держали обеих, но в раздевалку, предварительно постучавшись, вошел учитель физкультуры, Сергей Иванович.

— Что это у вас происходит? Ничего себе! — добавил он, сразу сообразив, что случилось. — Девочки! Вы же, девочки! На кого вы похожи! Что же вы не поделили? А? Мальчика? — спросил он в шутку, не догадываясь, что был близок к истине. — Ррассказывайте!

Но все молчали.

— Так, сказал Сергей Иванович, — идите к директору, пусть он с вами разбирается, а у меня сейчас урок. Быстро освободить раздевалку! И к директору! Обе! Я проконтролирую. Самойлова, отведи их, чтоб не разбежались.

Он хмыкнул в кулак, пряча улыбку, и пошел в спортзал.

На другой день после похода к директору история эта не закончилась.

— Тебя Владислав Игоревич вызывает к себе, — сказала подружка, подходя к Нине. Двойственное чувство охватило ее. Дорога в кабинет истории была необыкновенно долгой.

— Заходите, Нина, — сказал Влад, — нам нужно поговорить. Я, к сожалению, не был свидетелем Ваших прошлых заслуг, но, судя по отзывам учителей, успеваемость у Вас всегда была на высоте. Что случилось теперь? И драка! Не слыхано! Этого я вообще не могу понять! — он развел руками.

Перед его глазами стояла хрупкая светловолосая девушка, лицо которой было все расцарапано и в синяках. Она упорно рассматривала корешки книг в шкафу, стараясь не смотреть в сторону Гурина.

— Мне советуют вызвать в школу бабушку, но мне кажется, что Вы человек достаточно взрослый, чтобы нести ответственность за себя самостоятельно. Ваша драка не первая, Вы постоянно с кем-нибудь деретесь. Вы перестали учиться. Почему? Вы сегодня получили двойку по физике. А раньше физика Вам давалась легко. Давайте сюда дневник, посмотрим, чем была богата эта неделя, — Владислав Игоревич вздохнул и протянул руку.

Нервными пальцами Нина начала достала из сумки дневник, протянула Гурину, но из его рук дневник выскользнул и упал на пол, все листочки со стихами, которые Нина сунула вчера в раздевалке, высыпались из него. Владислав Игоревич кинулся собирать, он собрал и сложил их на стол.

— Извините, так неловко получилось, — сказал он, — а что это? — он смотрел с недоумением на всю эту груду бумаги. Он взглянул на Нину и прочел в ее глазах ответ на свой вопрос. — Впрочем, это не мое дело, — добавил он, отворачиваясь.

— Нет, Ваше, — в сердцах воскликнула Нина, — читайте!

Владислав Игоревич взял в руки один треугольник, развернул его, подержал и положил на место.

— Тогда я сама! — девушка выхватила развернутый листок:

«Это счастье такое простое,

Так немного достаточно мне,

Чтобы ты по пути заблудился

И случайно явился во сне».

Она взяла другой лист и снова начала читать свои незамысловатые стихи:

«Мне не спокойно так, как прежде.

И, кажется, что счастье зыбко.

Но светится такой надеждой

Твоя знакомая улыбка»!

Тело Нины дрожало, голос срывался:

— Продолжить, ведь Вы хотите знать, почему я стала плохо учиться?

Нина брала один листок за другим и читала свои стихи так, словно шла с ними в бой: со вскинутой головой и горящими глазами. Влад не пытался ее остановить, он встал и начал ходить вдоль кабинета. Наконец, Нина иссякла. Не то, чтобы кончились выложенные на стол стихи, просто кончились силы. Она замолчала, со страхом ожидая реакции своего учителя.

Он подошел сзади, положил руку на ее плечо, от чего Нина вздрогнула, и негромко сказал:

— Все хорошо. Не переживайте. Уметь любить — это прекрасно. Любовь — это талант, берегите его.

Нина вопросительно посмотрела на него, ожидая ответа на свой немой вопрос.

— Осталось около года до окончания Вами школы. Давайте, продолжим этот разговор потом, хорошо?

Она покачала головой, туго соображая, что же он хотел этим сказать, а потом, заплакав, убежала.

После окончания школы, когда Нина поступила в университет, они продолжили этот разговор. Их отношения стали достоянием гласности. Нечего говорить, скольким подружкам Нина «утерла нос».

Соревнования по многоборью между школами устроили на природе, недалеко от кленовой рощи. Разбили палатки, развели костры. Вечер обещал быть волшебным. Нина бродила по роще, прислушиваясь к шороху падающих листьев, надеясь встретить здесь, подальше от всех, Влада. Вдруг, она услышала, как кричит Юля:

— Ой, ребята! Смотрите, что я нашла! Ой-ей-ей! Скорее идите сюда! — кажется, Юля рыдала, Нина побежала к подруге.

На поляне, на коленях стояла Юля и что-то держала в руках, высокая трава скрывала ее находку.

— Она умерла! Умерла! Почему? Она такая красивая! Она умерла! — повторяла девушка. Нина подошла ближе и увидела, что Юля держит в ладонях грача. Птица была мертва, потухший взгляд, сложенные крылья с потускневшими перьями говорил обо всем сами.

Потрясение было не столько от гибели черной птицы, сколько реакцией на ее смерть подруги:

— Юлечка, успокойся, — опустилась перед ней на колени Нина, — тут уже ничего поделать нельзя.

— Но почему? За что? Кто ее убил? Она же птица, она должна летать! А она мертвая…лежит, такая несчастная. — Юля рыдала во весь голос.

Вокруг столпились знакомые и незнакомые. Нина обняла подругу и принялась гладить ее по голове:

— Да, Юля, хорошая была птица, она летала с ветки на ветку со своими друзьями и была счастлива, — Юля слушала ее, постепенно затихая, только редкие всхлипывания перебивали мягкую речь Нины, — а потом она умерла. Ее никто не убил, просто пришло ее время, такова жизнь. Хочешь, мы вместе ее похороним? — Юля кивнула головой.

В это время, расталкивая ребят, к подругам приближалась Сурьмина. Она быстро поняла, в чем тут дело, и кривая улыбочка начала появляться на ее лице, приняв надменную позу, она открыла было рот, но замолчала, так его и не закрыв. Из-за Юлиного плеча на Сурьмину в упор смотрела Нина, ее пылающие гневом глаза испускали такие молнии, что Сурьмина опешила и отступила, прячась за спинами ребят.

Грача хоронили всем классом. Это стало новой страницей их школьной истории, даже притихшая Сурьмина где-то маячила на обочине их траурного ритуала.

Вечером, убежав от всех, Нина сидела на берегу лесной речушки. Шопот листвы, неслышное журчание воды умиротворяло.

Вдруг, она услышала, что кто-то идет в ее сторону, загребая ногами листья. Из-за деревьев показался Гурин.

— Вот Вы где. А я думаю, куда это Вы подевались? Уже начал беспокоиться. — Владислав Игоревич улыбался.

— Мне хотелось побыть одной.

— Я выходит Вам помешал? Простите. Я могу уйти, я теперь знаю, где Вы. — Он уже собрался уходить.

— Нет, прошу Вас, останьтесь, — сказала Нина. — Места много.

Гурин присел на высохшую траву.

— Я не могу понять, как в Вас уживаются две такие разные натуры, чуткая и нежная и, в тоже время, отчаянная и агрессивная? Это для меня загадка.

Улыбнувшись, Нина ответила:

— В женщине должна быть загадка, не так ли?

— Что-то в этом есть, покачал головой Влад, — но так не бывает, так не должно быть, — тут же поправился он. Я знаю, что Ваша агрессия это напускное, но зачем? Я видел Вас около мертвой вороны.

— Грача.

— Ну, грача. Конечно, Вы не такая ранимая, как Юля Скороходова, но не жестокая!

— Жестокая? Я — жестокая?

— Да! И это не столько огорчает, сколько удивляет.

— Это как же проявляется моя жестокость? К кому я жестока?

— Ну, хотя бы к мальчишкам. Да, Вы с ними не деретесь, почти, — Гурин выразительно посмотрел на Нину, — но здесь Ваша жестокость проявляется в словах. Я знаю, что Скворцов приглашал Вас в кино, что Вы ему сказали? Чтобы он сначала подрос! Да, роста он небольшого, но он хороший человек, добрый. Нельзя же так. А Чумакову, что сказали? Чтобы он, первым делом, в зеркало на себя посмотрел! Лосеву — что он Вас с лосихой перепутал.

Нина смеялась, очень ее развеселил такой анализ.

— Я понимаю, — сказал Гурин, — Вы не хотите ни с кем из них встречаться. О! Я это прекрасно понимаю! — он посмотрел пристально на девушку, — но нельзя из-за этого обижать ребят. Они же не виноваты в том, что Вам нравится другой.

— А что я им должна была сказать?

— Ну, например, что Вы пока не готовы ни с кем встречаться, что он хороший парень, и если Вы захотите с кем-нибудь встречаться, то обязательно это будет он. Или что-то в этом роде. И им не так обидно будет…

–…и мосты за собой не сожгу, вдруг у меня с Вами не сложится? Так, Владислав Игоревич?

— Ну, Вы даете, от Вашей прямоты, хочется кричать.

— Да? — с любопытством взглянула Нина, — а что же это, Вы мне, нотации читаете, воспитываете? И держите все время меня на расстоянии? А может, это у Вас такой педагогический приемчик, влюбить в себя ученицу и перевоспитывать потихоньку? Вот именно так у Вас отличницы получаются?

— Нина!

— Ну, я — Нина, и что? — она взяла с берега реки голыш и с силой бросила его в воду.

— Зачем же Вы так! Вы же совсем другая, добрая!

— А добро должно быть с кулаками. — В воду полетел еще один камень.

— Вы мне напоминаете ежика, который в минуты опасности выставляет иголки. Но он защищается. А Вы зачем выставляете иголки, от кого защищаетесь? Вам ничего не угрожает.

— На всякий случай, ведь ежик тоже не всегда знает, когда его собираются съесть.

— Я знаю, откуда взялась эта бесконечная защита, — сказал Гурин, — это из-за родителей. Из-за того, что они Вас бросили.

— Они меня не бросали, — зло ответила Нина, — они поехали в Африку работать!

— Да. Но Вы считаете, что они Вас бросили.

Кто кого перевоспитывал, то ли Влад Нину, то ли Нина его, но они пережили свои маленькие успехи и теперь стояли на качающейся палубе, отмечая вступление в новый этап жизни.

— Смотри: Василий! — потянула за рукав Влада Нина.

К ним двигался мужчина недюжинной комплекции, лохматый, с бородой, на его солидном животе висел большой крест. Он был похож то ли на священника, то ли на рокера.

От него сильно разило водкой, судя по мутным глазам, можно было догадаться, что выпил он много, но двигался уверенно и степенно.

— Давно ты начал молиться? — спросил Влад.

Василий многозначительно поднял палец:

— Бог любит раскаявшихся больше, нежели тех, кто не грешил! Вот я и раскаиваюсь. А потом опять грешу, — хохотнул он.

— А в колокола ты бьешь, когда грешишь или когда раскаиваешься?

— Это я нечисть отгоняю. Смущают они меня, — потупился отец Василий.

— Вась, а ты что же их видишь?

— Вижу, вот те крест, вижу, — Василий размашисто перекрестился, — их же тьма тьмущая. А сколько ж они всего творят! — он покачал головой, — я на страже с колоколами, нечистые жуть как их боятся.

Он достал откуда-то из глубины пиджака бутылку водки, жестом предложил Владу и Нине, а потом приложился к горлышку.

— Думаете, почему церковь никак не могут восстановить? Мешают! Я так отцу Олегу и сказал. Молиться надо, дети мои, — добавил он так зычно, что все вокруг обернулись. Отец Василий поправил на животе крест и уверенно двинулся дальше.

— Сегодня ночью снова будет чертей отгонять, — сказала Нина, и они рассмеялись.

Влад на минуту задумался. Нина дотронулась до его плеча:

— У тебя неприятности?

— С чего ты взяла?

— Не отвечай вопросом на вопрос, — сморщила носик девушка, — я же вижу.

— Я не хотел тебе портить сегодня настроение, но кое-что действительно случилось. Помнишь, я рассказывал тебе, что во время ремонта школы мы нашли статуэтку…

— Да, помню. Я очень хочу на нее посмотреть, ты говорил, что она очень необычная.

Влад посмотрел на Нину.

— Посмотреть не получится. Ее украли.

— Когда?

— Три дня назад.

— Но кто мог? Ведь ее почти никто не видел.

— Я не хочу сейчас строить догадки. Сегодня у нас праздник, давай забудем о неприятностях.

Но разговор все время возвращался к пропаже.

— Да не расстраивайся так, полиция твою статуэтку обязательно найдет.

— Вряд ли.

— Почему ты так думаешь? Что, плохой следователь попался?

— Следователь, может, и не плохой, да подход у него не тот.

— А ты объясни ему то, чего он не знает.

— Я попытался.

— И что?

— Он не просто не знает, он не хочет знать.

— Влад, — сказала Нина, — ну если не найдут ее, ничего же не случится. Жаль, конечно, но жизнь на этом не кончается.

— В том-то и дело, что может и кончается. Раз мы уже окончательно испортили наш сегодняшний праздник, давай я тебе кое-что расскажу.

И он начал рассказывать историю-легенду о происшествиях в городе, связанных с Черным идолом.

— И что самое интересное, — продолжил Влад, — что при тщательном изучении исторических документов, эта легенда, частично, подтверждается.

— Я слышала об этом идоле. Думала, что это так, сказки.

— Нет, это не сказки, теперь я это точно могу сказать. Вчера я случайно узнал, что в нашем городе произошел удивительный случай: заснули две девушки. Шли с дискотеки вместе со всеми и, вдруг, упали и заснули. Подружки вызвали «скорую», думали: может, плохо стало? Приехала «скорая», девчонок осмотрели. Все нормально. Фельдшер, моя старая знакомая, говорит: «Представляешь, они, оказывается, спят!”. Этому случаю значения не придали. До сих пор пытаются их разбудить.

— И что?

— Да ничего, не получается.

— Вот это — да!

Они медленно допивали шампанское и задумчиво смотрели на текущую навстречу воду, говорить не хотелось.

Домой шли, не разговаривая, веселье, как рукой сняло.

Молодежь расходилась после дискотеки небольшими группками. Всюду слышались смех, музыка.

Нина с Владом свернули с центральной улицы, их тянуло побыть одним, предчувствие чего-то враждебного, неотвратимо надвигающегося охватило их.

— А если походить по домам? — предложила Нина, — ведь мы можем организовать от твоего музея поиски реликвий?

— Тот, кому понадобился этот идол, вряд ли нам его покажет.

— Может, обойдется? — с надеждой в голосе спросила Нина.

— Давай смотреть правде в глаза: материальной ценности статуэтка никакой не представляет, ее историческая ценность очень сомнительна. Значит, тот, кто ее похитил, знал о ее, предположительно, уникальных свойствах наверняка. И это основная причина ее пропажи.

Он остановился, сложил руки за спиной и стал прохаживаться взад-вперед, словно в классе перед доской.

— И, самое главное, у нас есть случай с засыпанием. Очень хочется, чтобы этот случай не был связан с нашим экспонатом. Этот идол, в свое время, привлек внимание к себе тем, что мог исполнять любое желание, думаю, что и сейчас он понадобился именно для этого. — Влад начал раскручивать нить рассуждения, ведущую к реализации возможных поисков, — я думаю, что некто, похитивший идола, может себя обнаружить.

— Да, ты прав, но это только в том случае, если этот «некто» начнет действовать, и действовать неосмотрительно. А если тот, кто украл идола, имел совсем другие причины?

— Какие, например?

— Язычество. Идол мог бы быть чьим-то божеством. Тогда вор никак себя не обнаружит.

— Есть еще проблема, любимый, — Нина прислонилась к молодому мужчине, — если об этом кому-нибудь рассказать — нам не поверят.