Скандальное сватовство герцога

Луиза Аллен, 2019

Связанный условностями, Уильям Калторп, герцог Айлшамский, находится в поисках респектабельной невесты, которая поможет ему растить единокровных братьев и сестер после смерти отца. Однако судьба распоряжается иначе, и, прогуливаясь вдоль границы своего имения, он в буквальном смысле слова натыкается на Верити Вингейт, мятежную и свободолюбивую дочь епископа. И когда они волею судьбы оказываются вдвоем на крохотном безлюдном острове и проводят там ночь, тем самым окончательно и бесповоротно скомпрометировав себя в глазах чопорного окружения, он точно знает, что должен делать. Но у Верити совсем другой взгляд на происшедшее…

Глава 3

— Леди Араминта, — позвала Верити. — Стойте на месте и говорите что-нибудь, и мы с вашим братом найдем вас. — Она улыбнулась герцогу, внезапно почувствовав себя с ним легко и свободно, и прошептала: — Мне кажется, леди Араминта увлекается готическими романами.

— Это очевидно. Нужно будет поговорить об этом с ее гувернанткой. Обглоданные зверьем бренные кости, ну надо же!

У нее разыгралось воображение или его вечно поджатые губы тронула улыбка?

«Пора уже прекратить искать благопристойные поводы для того, чтобы рассматривать его губы. Нельзя судить человека по внешности. И он собирается наложить запрет на абсолютно невинные, пусть и причудливые, романы только потому, что читает их девушка».

— Мы у входа. — Она провела герцога под тисовой аркой в тенистый лабиринт. Дорогу к центру она знала наизусть, но где Араминта?

— Тут так мрачно, — прозвучало совсем рядом. Сестра герцога явно успокоилась и теперь начала раздражаться.

«Второй поворот налево — он чуть шире, поэтому, видимо, он и привлек ее. Теперь направо и еще раз направо…»

— Вот вы где, леди Араминта! Следуйте за мной, и мы скоро окажемся в центре.

— Спасибо вам! — радостно заулыбалась девушка. — Уилл, ты знаешь путь?

— Нет. Я полностью доверяю мисс Вингейт, иначе вмиг потеряюсь, не хуже тебя.

— Я думала, ты все знаешь. — Она с таким озорством посмотрела на брата, что Верити чуть не расхохоталась вслух. Девчушка была очень милой и обладала врожденным чувством юмора.

— Все лабиринты разные, — наставительно произнес герцог. — Вот и все, что мне о них известно.

Они вернулись к входу, и Верити начала мысленный отсчет.

«Первый поворот, потом второй, потом третий, потом второй, потом четвертый, потом пятый…»

— Помогите! — завопила Алтея, и они тут же увидели ее. Она стояла в том же проходе спиной к ним. — О, вот и вы! — с облегчением воскликнула девочка, когда сестра позвала ее по имени. — Бэзил, маленький негодник, уже в центре. Он минут пять как надо мной потешается.

— Он об этом горько пожалеет, — заверила ее Араминта.

«Четвертый, затем пятый, затем шестой».

— Мы пришли. — Они вышли на залитую солнцем лужайку с крохотным зданием посередине.

Бэзил сидел на скамейке на миниатюрной веранде и мотал ногами.

— Чего вы так долго?

Сестры бросили на него испепеляющий взгляд.

— Каким образом тебе удалось добраться сюда так быстро? — подозрительно прищурилась Алтея.

— Посмотрите на его колени. Он полз под кустами! — заявила близняшка. — Вот чудовище, ты обманул нас!

— Я пришел первым, остальное не в счет, — ухмыльнулся Бэзил. — Я воспользовался своим умом.

— И в процессе испортил пару прекрасных панталон, — осадил его герцог. — Кроме того, бросил своих сестер и не встал при появлении дам. Стоимость брюк будет вычтена из твоего жалованья. А теперь можешь извиниться перед мисс Вингейт за свои плохие манеры и проводить сестер к выходу приличным образом.

— Извините, мисс Вингейт. Но я не знаю пути назад. — Бэзил уже покинул скамейку и теперь тщетно пытался отряхнуть колени.

— А я знаю, — заявила Алтея. — Я вырвала страничку из своего блокнота и развесила бумажки на каждом повороте.

— Молодец, Алтея, — похвалил ее герцог, получив в награду ослепительную улыбку. — Но непременно собери их все, когда пойдешь обратно.

Дети послушно удалились, потом послышался визг Бэзила и топот убегающих ног.

Едва сдержав смех, Верити села на скамейку.

— Подозреваю, ваши сестры решили взять реванш над лордом Бэзилом. Не посидеть ли нам здесь немного? Подождем, пока они выйдут из лабиринта, тогда вам не придется высказывать им свое неодобрение.

— Они должны чувствовать, что я все свое время трачу на их исправление. — Герцог присел на ступеньки веранды.

— Вы любите их и хотите им добра. И они это знают.

— Вы действительно так считаете? — На долю секунды ей показалось, что его светлость собирается откинуться на столбик, но он вовремя спохватился. Вряд ли сидение на ступеньках входит в его ежедневный ритуал.

— Что вы их любите? Это же очевидно. — Верити вдруг поняла, что это правда. — И судя по тому, как дети реагируют на ваши замечания, они в курсе. Они не корчат рожи и не показывают язык у вас за спиной. Трое младших такие же сообразительные?

— Они умны, — согласился герцог таким тоном, будто пытался убедить в этом себя. — И да, остальные так же сообразительны. Они все были такими, — добавил он так тихо, будто говорил сам с собой.

Верити понимала, что последние слова были не предназначены для ее ушей, но в голосе герцога сквозила такая боль, что она не смогла промолчать.

— Были и другие?

— Только одна. Моя старшая сводная сестра, Арабелла. В этом году ей исполнилось бы семнадцать. Она умерла как раз перед тем, как дед забрал меня к себе.

— Болезнь?

Он молчал. Верити подозревала, что этот мужчина просто не привык ни с кем обсуждать столь эмоциональные вещи. Или считал это неприличным.

— Вирулентная лихорадка. Но мы не упоминаем об этом, дабы не огорчать детей.

«Но вас самого это очень огорчает, конечно же. Да только разве вы признаетесь в подобной слабости?»

— Можете быть уверены в моем молчании, ваша светлость, — сказала Верити, поднимаясь на ноги. — Думаю, нам тоже пора возвращаться.

— Полностью с вами согласен. Нам нужно вернуться на солнце, иначе вы замерзнете, — проговорил он, заходя в лабиринт.

Герцог снова принял надменный вид и рад этому, подумалось ей. Очень жаль, ведь он ей почти понравился. Он проявил человечность, излив свои тревоги в отношении детей и разрешив себе немного пошутить.

— Позволит ли епископу здоровье проехать небольшое расстояние? — спросил он, выходя на открытое место, откуда Верити помахала рукой отцу и мистеру Хоскинсу. — Могу ли я надеяться на ответный визит? Я был бы счастлив принять его в Стейн-Холл.

— В хорошие дни определенно да. По воскресеньям он неизменно посещает церковь, а Стейн-Холл лишь чуть дальше ее. Однако его состояние непредсказуемо. Я не стала бы планировать ничего заранее.

— Вас можно только похвалить за вашу дочернюю преданность и за то, как вы ведете хозяйство. Я полагаю, его недомогание, возникшее в то время, когда вы должны были выйти в свет, было весьма тягостным для вас.

Верити открыла рот и тут же захлопнула его. Похоже, герцоги, как и архиепископы, считают себя вправе делать своеобразные личные наблюдения. Она надеялась, что ее молчание вынудит его оставить эту тему.

— Это вдохновляющий пример исполнения дочернего долга, ведь, проявляя свою преданность отцу, вы пожертвовали своими надеждами на скорый брак, — не унимался он, наконец-то обнаружив то, за что можно ее похвалить.

«Да уж, намеков он явно не понимает!»

— У меня не было никаких особых, как вы выразились, надежд, когда отца разбил инсульт, и я уж точно ничем не пожертвовала. — К тому времени, как отец слег, ее сердце уже было разбито, а надежды растоптаны. — Слишком многие женщины полностью теряют свободу, вступая в брак. Я же намерена сохранить свою, ваша светлость. — Разум говорил ей, что брак — это большая лотерея, а своему сердцу в отношении мужчин она, как выяснилось, вообще не могла доверять.

— Я правильно понял, вы не одобряете институт брака? — ледяным тоном поинтересовался герцог.

— Мне кажется, это отличный способ упорядочить человеческое общество. Институт брака обеспечивает цивилизованное воспитание детей и приюты для престарелых. И он, безусловно, очень способствует комфортному проживанию мужчин. К сожалению, все это зачастую достигается жертвой со стороны женщины.

— Жертвой? Брак защищает и поддерживает женщину. И ее статус повышается.

— Взамен же она теряет свободу, контроль над собственными деньгами и землями, полную автономию. Она превращается в объект желаний и прихотей своего мужа, в его придаток. Я люблю отца и всегда буду заботиться о нем, но, кроме этого, у меня есть собственная жизнь независимой женщины, ваша светлость.

— Никто из нас не обладает полной независимостью, мисс Вингейт. Свобода — это иллюзия. Дамы ограничены природной утонченностью, господа — своими обязанностями.

— Но у некоторых из нас больше свободы, чем у других, — возразила Верити.

«„Природная утонченность“, ну надо же!» Ее так и подмывало сказать что-нибудь совсем не утонченное, но она сдержалась.

— У герцога ее много, у замужней женщины очень мало. Я обладаю привилегиями по рождению и положению и прекрасно понимаю, что, будь я дочерью крестьянина или ткача, столь же больного, как мой отец, в моей жизни не осталось бы ни грамма свободы. И всем было бы наплевать на мою утонченность. Мне очень повезло, и я не собираюсь отказываться от этого везения только потому, что общество хочет навязать мне брак.

«Да кто вам его предложит, с такими-то идеями?» — Верити почудилось, что она слышит эти слова.

Но герцог не произнес их вслух, лишь поджал губы. И это явно далось ему нелегко, судя по тому, что ответил он не сразу.

— Надеюсь, ваша свобода стоит таких жертв, мисс Вингейт. Я вижу, дети уже слишком сильно разрезвились. Я должен попрощаться с епископом и удалить сорванцов до того, как они окончательно нарушат его покой. Спасибо за восхитительный день.

«Лжец! — подумала Верити, направляясь вместе с ним к отцу. — Он не одобряет моего поведения и явно сожалеет о неосторожных признаниях, сделанных в сердце лабиринта. Он определенно не собирался откровенничать и теперь еще больше возненавидит меня».

Она продолжала натянуто улыбаться, провожая гостей, но ей пришлось походить туда-сюда по коридору и успокоиться, прежде чем предстать перед отцом. Ее шокировала собственная реакция на молчаливое неодобрение герцога. Этот мужчина ей не нравился, так почему же ее волнует его мнение?

— Что скажешь о нашем новом соседе, папаK? — Она обменялась взглядами с капелланом, и тот кивнул ей. Похоже, отец не слишком устал.

— Чудесный экземпляр, — перевел мистер Хоскинс жесты отца. — Прекрасный актив для окрестных земель. За короткое время он понес две тяжелые утраты, и, помимо этого, на его плечи легла забота о шести младших братьях и сестрах плюс прочие многочисленные дела. Но я уверен, что он достойно примет этот вызов.

Отец кивнул и проговорил одними губами: «Я впечатлен».

— А что вы думаете, мистер Хоскинс? — Было легко упустить из виду, что этот человек имеет собственный голос, и она всегда старалась вовлечь его в разговор.

— Репутация его светлости не лжет. Он идеальная парадигма того, каким должен быть дворянин. Он взвалил на себя бремя ответственности за огромное количество братьев и сестер вкупе с обязанностями высокого ранга, причем в столь юном возрасте. Ему не позавидуешь.

— Ему лет двадцать семь, а ведет он себя, как будто ему все пятьдесят семь, — пробурчала Верити.

— Очаровательные дети, — вновь сказал отец. — Живые и умные.

— Да, — согласилась с ним дочь. — Жаль только, их брат не обладает таким же природным обаянием.

— Вы только представьте, какой поднимется переполох, когда местные мамаши поймут, что за холостяк у нас появился, — произнес мистер Хоскинс, но тут же прикусил губу и посмотрел на епископа, словно извиняясь. — Простите меня за фривольность. К тому же бедняга хранит траур.

Отец захихикал и начал медленно двигать руками, чтобы Верити поняла его без перевода.

— Не век же ему хранить траур, к тому же ему ничто не мешает присматриваться. Как знать, может, он найдет себе достойную девушку в наших краях.

В глазах старика загорелся озорной огонек.

— ПапаK, прекрати!

«Ты же не собираешься сводить меня с ним! Только не с этим человеком! Впрочем, и ни с кем иным».

Но даже если бы отец и захотел этого, Верити не грозило внимание герцога. Она шокировала его своими откровенными высказываниями по поводу семейных уз, к тому же оказалась непривлекательной девицей-историком, которая атакует аристократов челюстями разлагающихся черепов. Мисс Верити Вингейт — последняя женщина, на которой может жениться герцог Айлшамский.

— Она мне понравилась, у нее милая улыбка, и она не зануда. Ты женишься на ней, Уилл? — Бэзил уселся в карету напротив старшего брата и склонил голову набок, словно любопытный воробышек.

— Не говори о леди «она», Бэзил. И не задавай личных вопросов. Я определенно не собираюсь брать мисс Вингейт в жены.

Расположившиеся рядом с ним сестры тяжко вздохнули.

— Но почему? — взвилась Араминта. — Мисс Вингейт хорошая. Она симпатичная и живет рядом, а это очень удобно.

— Я должен напомнить вам о трауре? Я не имею права даже думать о браке, пока не истечет год после смерти моего деда.

Похоже, они не имели ясных представлений о формальностях траура, поскольку даже не носили соответствующей одежды. Их мать была непреклонна в том, чтобы не облачать своих дочерей в черное или даже серое или лиловое, потому что это, видите ли, подорвет их дух и вгонит в депрессию. Уилл резонно заметил, что они должны испытывать печаль во время траура, а она обвинила его в холодности и бесчувственности.

Вместе с тем дети по-своему горевали о почившем отце. Иногда у девочек были подозрительно красные глаза, а возмутительные демарши Бэзила, вполне возможно, являются способом отвлечься от тяжких дум. У Уильяма складывалось неприятное ощущение, что нетрадиционное воспитание дало детям иной, более естественный способ справиться с эмоциями.

— Ты такой нудный, Уилл, — сказала Алтея. — Скорбь по папе не меняет того факта, что тебе нужна жена. Из-за нас. Я слышала, как мисс Престон говорила мистеру Кэтфорду, что тебе было бы проще, заимей ты герцогиню.

— Подслушивать нехорошо, особенно аристократам, Алтея, — механически поправил ее Уилл. Но мисс Престон права: жизнь стала бы легче, будь с ним рядом жена. «И в постели тоже», — прошептал в его голове мерзкий голосок. Перед его глазами тут же встал образ мисс Вингейт, выходящей голой из фонтана. — Мы больше не будем обсуждать эту тему.

«И вообще, прекрати думать о ней, — отчитал он себя, сжимая ноги. — Она настоящая бесовка, синий чулок, ненормальная женщина, выступающая против брака. Такая совсем не пара знатному господину».

Ему вполне достаточно мачехи, заражающей детей безумными идеями. Не хватает только разбитной герцогини.

— И епископ тоже милый, — провозгласила Араминта. — Он мне понравился. У него добрые глаза, и говорит он руками, уверена, он обожает гостей. Надо нам будет как-нибудь снова навестить его.

— Он сам к нам приедет, если позволит здоровье. — Нужно срочно избавить детей от иллюзий о том, что можно нежданно-негаданно заявиться в старый дворец проведать епископа и повеселить его. — Посещать кого-либо второй раз до того, как получите ответный визит, крайне невежливо. А теперь пусть каждый из вас расскажет мне, что вы проходили на последнем занятии.

Как Уилл и ожидал, в ответ послышался коллективный тяжкий вздох. А кто говорил, что быть герцогом легко?

— Уилл, а куда ты дел свою трость? — попытался отвлечь его Бэзил.

— Кто этот мужчина с детьми? — спросила Мелисса, как только Верити закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной.

— Их всего трое, и им шестнадцать и четырнадцать, так что они уже далеко не дети, однако соглашусь с вами, ведут они себя как малыши. — Она оторвалась от двери и неграциозно шлепнулась в ближайшее кресло, совсем не как подобает чопорной леди. Час наедине с гостем вконец измотал ее. — Извините, если вас потревожили.

— Вовсе нет, — заверила ее Мелисса. — Я вышагивала взад-вперед в поисках вдохновения и заметила их в окно. Молодых людей мы тоже слышали, но кого раздражает веселый смех?

— Это правда. — Пруденс оторвалась от греческой грамматики. Она возлежала на скамейке голышом, подперев голову рукой, живописно прикрытая отрезом муслина. — Но ты выглядишь уставшей, Верити. Посиди, выпей чего-нибудь освежающего. Бошам принес нам лимонад до того, как мы тут начали.

Для слуг и всех прочих окружающих — и в особенности для родителей подруг — девушки приезжали три раза в неделю в старый дворец на заседание читательского кружка.

И если родители вообразили себе, что их чада изучают религиозные трактаты, проповеди и возвышенные произведения за шитьем для бедных, то это, по мнению Верити, их трудности. Никто и никогда не описывал им природу их встреч, и они определенно читали. Люси Ламберт читала ноты, Мелисса Тавернер перечитывала свое сочинение, потому что не осмеливалась взять его домой, Пруденс Скотт читала учебники, а Джейн Ньюнхэм, художница, изучала книги по теории перспективы и цвета или биографии художников. В настоящий момент она рисовала греческих муз, используя в качестве моделей своих подруг. Верити не могла вспомнить, какая муза отвечает за литературу, но Пруденс с ее книжкой по грамматике представляла собой идеальный образ.

Верити окинула взглядом антикварные бумаги, готические романы, большой стенд для вышивания, на котором она создавала гобелен с изображением падения Люцифера, книги по садоводству и широкий стол для обработки результатов раскопок. Человеческий череп, лежащий на кипе листочков, словно причудливое пресс-папье, взирал пустыми глазницами на Пруденс.

Покои башни располагались прямо над гостиной и спальней Верити, и горничные приходили сюда раз в неделю убираться. К этому моменту все труды заговорщиц прятались с глаз долой по шкафам.

Как говорила Мелисса, это будет катастрофа, если ее отец, местный сквайр, обнаружит, что она читает романы — и не просто читает, а еще и пишет их! Его единственной целью было удачно выдать дочурку замуж. Другие родители также жаждали представить на рынок невест идеальных и удобных для брака молодых особ и уже начали раздражаться, поскольку их дочери — всем по двадцать три года — засиделись в девках и, того гляди, выйдут в тираж.

Когда Вингейты поселились в старом дворце, Верити быстро нашла себе подружек, но прошло не меньше месяца, прежде чем она выведала их тайные желания и амбиции. Она, сама практикующая не совсем традиционные занятия, создала для них тайное прибежище, но тревога не отпускала ее сердце. Рано или поздно родители настоят на свадьбе, и тогда, в отличие от нее, ухаживающей за больным отцом, у них не найдется отговорок и им придется повиноваться.

Ее подругам были нужны либерально настроенные джентльмены, которые полюбят их такими, какие они есть, но где раздобыть подобных молодых людей в их крошечном деревенском сообществе Дорсета, она понятия не имела. Что будет, если отцы решат сочетать их узами Гименея с выгодными женихами и начнут давить на дочерей, пока те не уступят?

Проблема в том, что рано или поздно это все равно случится.

И вдруг она поняла: никто из местных джентри и в подметки не годится герцогу. Ни одна благоразумная мать не посмотрит на скромного сквайра, или баронета, или даже на наследника отставного адмирала, пока остается хоть крохотный шанс привлечь к дочери внимание самого именитого дворянина в их округе.

Она подняла глаза и увидела, что подруги уже начали терять терпение, ожидая от нее ответа на свой вопрос.

— Этот мужчина — герцог Айлшамский, — провозгласила она. — Он ни за что не одобрил бы наших занятий, но он подарит нам как минимум год полной свободы!