Возлюбленная виконта

Луиза Аллен, 2010

После бегства сестер Арабелла осталась наедине с отцом. В доме викария, холодного, бесчувственного тирана, любовь, веселье, музыка – все, что наполняет жизнь радостью, – запрещены. А виконт Хэдли был так нежен и внимателен, предложил ей руку и сердце, но потребовал доказать свою любовь. И Арабелла доказала, а виконт исчез. Вскоре девушка с ужасом поняла, что беременна. В отчаянии решив потребовать защиты и помощи для себя и будущего ребенка у виновника своего положения, она отправилась в поместье Хэдли…

Глава 1

23 мая 1814 г.

Пришлось долго трястись в экипаже под мелким дождем, а прогулка пешком дала Белле больше времени на размышления. «Рейф должен выслушать меня, — отчаянно твердила она про себя. — Пусть не отвечал на мои письма, но не может же он отказать мне в помощи, если я встречусь с ним лицом к лицу». Прошло три месяца с тех пор, как она лежала на сене в амбаре вместе с ним и чувствовала, как бьются их сердца.

Теперь ее мучили дурные предчувствия, и было не совсем хорошо, душил страшный гнев. Она сердилась и на себя, и на него, поскольку поверила ему. Ей так хотелось быть любимой. Белла хорошо знала, чего хотела, и, когда ей улыбнулось счастье, не упустила случая, совершила грехопадение, сразу и без оглядки поверив Рейфу. И угодила в сети, расставленные опытным и бессовестным повесой. А сейчас носила его ребенка под сердцем. Падшая женщина. Пропащая женщина.

«Только не это, — молила она на ходу. — Не дай ему Бог потерять совесть. Пусть все скоро образуется. Ах, дитя, прости меня. Мне так стыдно. Если он не поможет мне, я не знаю, как поступить. Тогда я не знаю, как ухаживать за тобой. Но позабочусь о тебе. Как бы ни повернулась судьба».

Белла так устала от беременности, от поездки, от страха. В Лондоне Рейфа не оказалось, в его красивом доме в Мейфэре было темно, на стук никто не вышел. И она приехала в большое имение, о котором Рейф рассказывал. Он вскружил ей голову, рисуя картины будущей жизни, когда она станет его женой. Его виконтессой. Белла спросила в сторожке, у себя ли его светлость, и получила утвердительный ответ.

Шагая, она вспоминала его. Несколько блаженных дней, когда сияла от счастья. Рейф Кэлн, виконт Хэдли. Высокий, красивый, элегантный мужчина с каштановыми волосами и голубыми глазами, взгляд которых проник в ее сердце и душу. Рейф Кэлн, ее любовник и соблазнитель. Белла так легко влюбилась и бросилась в его объятия, в вихре бурных чувств напрочь забыв о добродетели и скромности. Она мечтала о сказочном мире, отчаянно жаждала волшебной жизни и, казалось, добилась своей цели. Она безоговорочно поверила в свое счастье. Теперь приходится нести наказание за свои мечтания.

От таких пропащих женщин, как она, ожидали, что те бросятся в реку, придавленные невыносимым бременем стыда. Обнаружив, что в доме никого нет, Белла направилась к Темзе. Поглядела на кружившуюся темную воду, но не стала впадать в отчаяние. Она что-нибудь придумает.

Белла носила в себе дитя, и ничто, пока хватит сил, не причинит ему зла. Все равно, что произойдет с ней, дитя должно быть обеспечено всем.

У Беллы промокли и озябли ноги. Рейф не очень заботился о подъездной дороге. Белла глубже натянула капюшон и потрясла ногой, которой ступила в наполненную водой рытвину. Хотя человек он занятой, сам говорил. Разумеется, должным образом не присматривал за своими работниками. Рейф был занят соблазнением других несчастных наивных девиц или заигрываниями с какой-нибудь знатной леди.

Дорожная сумка назойливо задевала колено Беллы. У нее занемели пальцы. После первого мая наступила скверная погода. Такой день никак не благоприятствовал трехмильной прогулке по сельской местности на голодный расстроенный желудок. Наверное, это наказание за то, что она решила ехать в воскресенье, еще один грех в ряду прочих, которые она совершила столь безрассудно. Подъездная дорога сворачивала в сторону у переросших кустарников. А вот и красивый, даже в плохую погоду, дом, старый Хэдли-Холл, низкий, золотисто-коричневого цвета. Он должен был стать ее новым жилищем.

У парадной двери Белла расправила плечи и громко постучала молоточком. «Дыши глубже, дыши спокойно». Он удивится, когда увидит ее, поразится тому, что она приехала одна, разозлится, узнав, чего хочет. Белла нисколько не сомневалась в этом.

Дверь открыл дворецкий, его лицо говорило красноречивее всяких слов. Белла стояла под крышей высокого крыльца, с нее капала вода. Она не знала, какого цвета ее нос — красный или синий, лишь представила, что выглядит ужасно. Наконец дворецкий обрел дар речи:

— Мисс?

— Добрый день. — Дворецкий прищурился, услышав ее приятный голос. Его лицо сделалось бесстрастным. Белла глубоко вдохнула и попыталась собрать в кулак остатки спокойствия. Она вообразит, что этот дворецкий — продавец в мясной лавке, а она пришла снова пожаловаться на мясо. — Я желаю видеть лорда Хэдли.

— Его светлость никого не принимает.

— Лорд Хэдли пожелает увидеть меня, принимает он или нет. Будьте добры, сообщите ему, что пришла мисс Шелли. — Она шагнула вперед, и дворецкий, застигнутый врасплох, попятился назад. — Благодарю вас. Я подожду в салоне, хорошо? — Белла бросила дорожную сумку на пол у двери.

Дворецкий взял ее промокший плащ и уже собирался швырнуть его куда-нибудь, но, услышав голос этой женщины, заметив уверенность и приподнятую бровь, провел в комнату для гостей.

— Я доложу его светлости о вашем приезде.

Белла и не надеялась, что он предложит странной гостье чашку чая. Она посмотрела на атласную обивку и решила не садиться мокрыми юбками, хотя у нее тряслись ноги. Она принялась разглядывать картины на стене.

Белла едва успела разглядеть первую, как вернулся дворецкий.

— Мисс Шелли, его светлость примет вас в своем кабинете.

Комната чуть накренилась. «Рейф, наконец-то. Боже, прошу тебя. Дай мне сил. Не позволь ему совсем забыть о жалости».

— Благодарю вас.

Кабинет располагался в северной стороне дома. Там царил мрак. В камине мерцал огонь, единственный свет от лампы с зеленым абажуром падал на бумаги, лежавшие на столе. Свет выхватывал очертания Рейфа, скулы, сверкавшие глаза. Он встал.

— Мисс Шелли.

Он говорил так холодно, так спокойно. Наверное, опасался, что вернется дворецкий. Его голос звучал еще ниже. Наверное, ее появление застигло его врасплох. Похоже, не рассердился. Это еще впереди. Белла уже испытала его гнев, негодование, вспыхивавшее всякий раз, когда она пыталась возразить ему.

— Рейф… Милорд, я была вынуждена приехать.

Белла шагнула к нему, но он поднял левую руку и указал на кресло. Огонь в камине выхватил знакомый перстень с неограненным рубином. Эта рука медленно опускалась ей на грудь, живот и двигалась дальше.

— Благодарю, я постою. — Он тоже не сел. За столом виднелись его смутные очертания. Белла так заволновалась, что не могла сесть. — Вы явно не ожидали меня.

— Верно. — В голосе Рейфа все еще не слышалось гнева. Холодность и отстраненность хуже всего. Казалось, он ее не знает.

Белла ощутила приступ боли от дурных предчувствий и устыдилась того, что оказалась в таком положении.

— Бросив… меня, вы ясно дали понять, что больше не желаете меня видеть. — «Глупая маленькая сентиментальная дурочка. Неуклюжая сельская девица. Кроме как молиться, стоя на коленях, ты больше ничего не умеешь, легкодоступная, доверчивая, тебя взяли без всяких усилий!» Рейф дал ей пощечину, когда она разрыдалась.

И вдруг он шевельнулся, правда, затем застыл, по-прежнему стоя за столом.

— Тем не менее вы здесь.

В его голосе она не уловила никаких эмоций. Казалось, его смутные очертания раскачиваются. Надо дышать, помолчать какое-то время, пока улягутся стыд и подступавшая тошнота. Рейф вынудит ее рассказать обо всем, хотя даже не пытается помочь ей начать разговор.

Белла почувствовала дрожь в ногах, но устояла. Происходило нечто ужасное, оправдывались самые мрачные ее опасения. Какой же он такой холодный, чужой! «Он отвергнет меня».

— Рейф, у меня будет ребенок. Наш ребенок.

— Понимаю. — Он говорил поразительно спокойно. Белла ожидала чего угодно, гнева, злости, крика. Но лишь свет, от которого вспыхивал рубин, говорил о том, что перед ней стоит человек.

— Вы обещали жениться на мне, иначе я никогда не стала бы… никогда… Я помню, что вы говорили, когда мы расстались, но сейчас, Рейф, нам следует подумать о ребенке.

Она почти чувствовала, как от него исходят непонятные волны, свидетельство того, что его холодный тон — откровенное притворство. Она не понимала его, испытывая лишь гнев, приступ которого старалась подавить. Белла втянула воздух и нерешительно ухватилась за спинку ближайшего кресла.

— Вы уверены, что у вас будет ребенок? — Низкий бесстрастный голос обескураживал больше, чем слова. Рейф всегда смеялся, шептал разные нежности. А перед расставанием дерзил и старался уколоть ее. Но не разговаривал так, как сейчас.

— Конечно, Рейф! Рейф… — Белла сделала еще шаг к нему, но он поднял руку, и она застыла.

Повисла пауза. При свете лампы она заметила, что он наклонил голову, точно раздумывая о чем-то. Потом поднял голову.

— И вы явились сюда в надежде выйти замуж за Рейфа Кэлна? Этого не произойдет, будет ребенок или нет.

Комната поплыла перед ее глазами. Она ухватилась за кресло, как утопающий за соломинку. Однако рыдать или возражать не стала. Она ожидала такой поворот и готовилась к нему. Нерешительность исчезла, и Белла ощутила прилив сил, вдруг обрела смелость, силу духа и ледяное спокойствие. Слезы потом, по этой части у нее достаточный опыт с тех пор, как узнала, что забеременела. Теперь же думать только о ребенке. Что будет с ним?

— Вы ответственны за этого ребенка. — Белла досадовала, что у нее дрожит голос. Не хотелось обнаруживать свою слабость. — Вы обязаны позаботиться о нем, даже если я стала вам безразлична. Это ваша моральная обязанность. — Она станет изо всех сил бороться за своего ребенка. Теперь ее чувства и надежды на счастье больше не имели значения. Надо сражаться, как бы ни ранили ее слова Рейфа. Какими бы грязными ни были обвинения. Неужели он мог бы сделать хуже того, что уже случилось?

— Мисс Шелли, ситуация гораздо сложнее, чем вам представляется, хотя я не могу винить вас в том, что вы видите ее в черно-белых тонах. — Ответить она не успела, Рейф вышел из-за стола.

Белла следила за ним. Мягкий свет выхватил его лицо, рубин, голубые глаза, золотистые волосы цвета потемневшего меда.

— Вы не Рейф. — Белла тяжело опустилась в кресло. У нее вдруг подкосились ноги.

— Да, я не Рейф, — подтвердил он. — Я его брат Эллиотт. Рейф умер десять дней назад от перитонита. Вы справлялись о Хэдли, этот титул сейчас принадлежит мне.

Белла лишилась дара речи. Рейф умер. Отца ее ребенка нет. Умер мужчина, ради которого она пожертвовала своими принципами и честью. Белла смутно почувствовала, что не испытывает ни удовлетворения, ни желания плакать. Лишь боль. Она осторожно опустила руку на сведенный судорогой живот. Надо беречь силы ради ребенка.

Лицо незнакомца, во многом напоминавшего Рейфа, оставалось бесстрастным. Он принялся расхаживать по комнате, зажигая свечи. Белла пыталась успокоиться. Необходимо что-то сказать, иначе он посчитает ее не только распутницей, но и пустоголовой. Она отдала свое целомудрие его брату и теперь вынашивала незаконного ребенка. Этот человек станет презирать ее. Все трезвомыслящие люди будут презирать ее. Она знала это. Для женщины любовь не оправдание.

— Выражаю свои соболезнования. Вы понесли утрату, — выдавила она.

Он подошел и сел напротив нее, скрестил длинные ноги и столь же непринужденно и элегантно, как Рейф, откинулся на спинку кресла. «Рейф мертв», — твердила она, путаясь в мыслях. Рейф, мужчина, которого она любила, умер. Предал ее. Белле пришло в голову, что другая женщина обрадовалась бы его кончине, но она не могла. Чувствовала опустошенность.

— Благодарю. — На лице лорда Хэдли наконец-то промелькнуло подобие какого-то выражения. Оно напряглось, будто его настиг приступ мигрени.

— К сожалению, должен признать, мы не были близки. Вы любили моего брата?

Неожиданный поворот. Этот брат, тень ее возлюбленного, и не собирался ходить вокруг да около.

— Разумеется, любила. — (Его губы скривились в явной попытке улыбнуться.) — Уверена, вы считаете меня аморальной, распутной, — сказала Белла, раздраженная его ироничным тоном. — Но я любила его. Думаю, он тоже любил меня. Мне было трудно. Отец не разрешил бы мне выйти замуж. Я знала это. Мы должны были хранить нашу любовь в тайне.

Существовала ли какая-то логика в том, что она говорила? Язык обгонял мысли. Она понимала, такие слова могли вызывать недоумение. Как объяснить суть возражений против ее брака с виконтом, к которым может прибегнуть сельский викарий?

Казалось, он не осуждал ее, лишь держался отстраненно.

— Понимаю. Вы уверены, что чувства моего брата были искренними?

— Конечно. — Белла покраснела в удивлении. Она ведь уже переступила грань, за которой девичья скромность неуместна. — Он был таким ласковым, страстным и неотразимым. — Ей следовало говорить откровенно, нет смысла скрывать свои чувства от этого человека. — Я думала, что никогда не смогу покинуть Мартинсден, — тихо продолжила она. — Но мечтала, и моя мечта сбылась, виконт влюбился в некрасивую дочь викария. По меньшей мере, так казалось.

— Вы некрасивы? — Эллиотт наклонил голову и пристально всмотрелся в ее лицо. — Сейчас ни одна леди не смотрелась бы лучше вас. Я воздержусь от суждений. — Он посмотрел весело, в ее душе все перевернулось. Те же глаза, что у Рейфа, только посажены глубже и смотрят пристальнее. Одни глаза Рейфа были способны соблазнить ее. Не надо было никаких слов. От этих глаз у нее перехватило дыхание. Белла поразилась тайной силе их воздействия. — Извините, сейчас не время для легкомысленных разговоров. — Эллиотт снова стал серьезным. — Очевидно, вы обнаружили, что ошиблись в нем? — спросил он с сожалением, но без удивления.

«Должно быть, он знал, что его брат повеса», — подумала она. Однако говорил о нем с любовью. Этот несчастный мужчина переживает смерть близкого человека. Она не могла излить перед ним гнев и недовольство. Дела и так обстояли скверно. Ему ни к чему выслушивать подробности.

Белла подумала, что ей станет дурно. Она слышала, что с беременными женщинами по утрам случается тошнота, а затем постепенно проходит. Она действительно большую часть времени чувствовала подступающую к горлу тошноту, быстро уставала и постоянно испытывала жажду. Отчаянно хотелось в туалет. К груди было больно прикасаться, ноги и спина болели. До родов оставалось шесть месяцев. «Извини, дитя, — сказала она про себя. — Это не твоя вина». Она коснулась расстроенного живота, тот был столь же плоским, что и прежде.

— Вам плохо. Мне следовало позаботиться о прохладительных напитках, но эта новость застала меня врасплох. Наверное, надо принести чай? И печенье? Моя кузина Джорджи говорила, что это помогает при тошноте.

Эллиотт оказался сообразительным. И добрым. Он в самом деле таков или ему просто надоело, что беременной несчастной женщине стало плохо в его кабинете? Белла широко раскрыла глаза и принялась изучать его худое лицо. Он тоже смотрел на нее. Не улыбался, казался уставшим и довольно угрюмым. Он не только потерял брата, на его плечи легло множество забот, а тут еще она с неприятными новостями.

— Благодарю вас. Это было бы весьма кстати. — Как успокаивала вежливость или хотя бы ее внешнее проявление. В душе ей хотелось рыдать и кричать. Рейф умер, ее дитя осталось без отца, а она не могла вернуться домой. Поможет ли ей этот мужчина, или его доброта исчерпывалась чаем и печеньем? — Здесь ведь… вы женаты? Если леди Хэдли…

— Я не женат. — Растаяла надежда на поддержку в лице сочувствующей женщины. Вопрос Беллы либо ее видение брака, видно, позабавил его. Наверное, он такой же повеса, как и брат. Но вряд ли может навредить ей больше, чем тот.

Эллиотт Кэлн дернул за шнурок звонка и ждал. Видно, чувствовал себя хорошо в образовавшейся паузе. Он привык жить в одиночестве или же отчаянно соображал, как поступить с ней, потратив как можно меньше денег и избежав скандала?

Вошел, улыбаясь, дворецкий. Кто бы он ни был, Белла поняла, тот не подвержен дурному настроению. В уголках глаз от смеха собрались морщинки, улыбка не просто дежурное проявление вежливости.

— Хенлоу, пожалуйста, отведите мисс Шелли к миссис Найт. Ей понадобится спальня, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть. Велите принести ей чай и печенье. Мисс Шелли, встретимся за ужином, который у нас подают в семь часов. Мы здесь живем как принято в провинции.

— Благодарю вас, лорд Хэдли, однако не могу остаться здесь, это не совсем…

— Прилично? Да, вы действительно не можете остаться здесь. — Эллиотт снова улыбнулся, будто перед ним все еще леди, а не падшая женщина, брошенная братом. Нет, она не сможет воспользоваться словами, которые Рейф обрушил на нее. Они ранили, точно острые лезвия. — Мы поговорим об этом за ужином.

* * *

Эллиотт устроился с книгой, которую даже не пытался читать, у камина в маленькой столовой. После разговора с Беллой ему захотелось покинуть кабинет, где царила тяжелая атмосфера, порожденная несчастьем и отчаянием. «Боже, Рейф. Что ты натворил на этот раз?» Многие годы, всю подростковую и взрослую жизнь, он надеялся, что старший брат исправится, станет тем, кем, по глубокому убеждению Эллиотта, должен стать.

Ему хотелось любить брата, как это было в детстве, но никак не удавалось преодолеть барьер презрения, который Рейф воздвиг перед ним. Он знал, что тот швырял деньги, вел разгульный образ жизни, бегал за женщинами. Его беспокоило здоровье Рейфа. Он пытался заговорить с ним, когда они случайно встречались в городе, но брат всегда поджимал губы и проходил мимо.

— Ты прожигатель жизни, — с издевкой говорил тот. — Спорт, стройная фигура, приятельские отношения, пока вы боксируете, вышибая друг другу мозги, пустая трата времени на скачках. Но, забывая о мышцах и лошадях, ты так серьезно увлекаешься своим чертовым имением и репой, что мне приходит в голову, будто я имею дело с незаконнорожденным сыном фермера Джорджа. Никогда не думал, что сам король заглядывает под юбки нашей матери, однако…

Эллиотт ударил его прямо в челюсть, послав в нокдаун. После этого они едва замечали друг друга. Время от времени смущенный приятель информировал, что Рейф оскорбил престарелого лорда или за ломберным столом раздел до нитки очередного дворянского отпрыска. Правда, на следующий день спускал весь выигрыш. Все знали, что Эллиотт никак не может повлиять на ситуацию.

Иногда он чувствовал себя старшим братом, и это угнетало. Хотелось жить полной жизнью, не беспокоясь о том, что его не касается. Однако пустое времяпрепровождение Рейфа снова и снова вызывало гнев.

А потом еще и женщины. Рейф содержал не одну любовницу и актрису. Эллиотт сомневался в том, что брат обращался с ними хорошо, когда те приедались. Но те женщины владели своим ремеслом профессионально. А вот невинные особы более высокого положения? Должно быть, мисс Шелли первая. Дай бог, единственная.

Рейфу было мало соблазнить и погубить ее, он ухитрился сделать ее беременной. Бездумный, беспечный глупец. Ему следовало жениться на ней. Эллиотт смотрел на пламя. Она могла бы сделать из него человека, спасти. Ему не нужен этот проклятый титул, ему хотелось жить своей жизнью, вернуть брата целым и невредимым, устроенным, свободным от злых демонов.