Вознесение

Лорен Кейт, 2012

Как песок в песочных часах, истекает время Люс и Дэниела. Чтобы не дать Люциферу стереть их прошлое, они должны найти место, где давным-давно ангелы пали на землю. Темные силы следуют за ними по пятам, и Дэниел не знает, сможет ли он и дальше жить, теряя Люс снова и снова. Близится грандиозная битва, которая не обойдется без жертв – и без разбитых сердец. Любовь Люс и Дэниела проклята, ведь судьбой ей был предназначен другой. Выбор, который она сделает, определит исход сражения. Кто же останется победителем в битве за Люс? Небеса больше не могут ждать…

Глава 2. Разные пути

Гэбби ступила вперед.

— Кэм прав. Я слышала, как чистильщики говорили об этих изменениях. — Она натянула рукава бледно-желтого кашемирового кардигана, словно не могла согреться. — Они называются времятрясениями. Это рябь в нашей реальности.

— И чем ближе он подбирается, — добавил Ро-ланд, мудрость которого обычно недооценивалась, — чем ближе мы к окончанию его Падения, тем более частыми и жесткими будут становиться времятрясения. Время начинает рябить, готовясь к перезаписи.

— Как компьютер, который глючит все чаще и чаще перед тем, как совсем навернуться и стереть двадцать страниц диплома? — спросил Майлз. Все недоуменно на него посмотрели. — Что? — спросил он. — Ангелы и демоны не выполняют домашнюю работу?

Люс опустилась на один из деревянных стульев за столом. Она почувствовала себя опустошенной, словно времятрясение выбило из нее что-то важное, но она не могла вспомнить что. В ее голове смешались препирающиеся голоса ангелов, но так и не удавалось выудить оттуда ничего полезного. Им нужно было остановить Люцифера, и она понимала, что никто из них в действительности не знает как.

— Венеция, Вена. И Авиньон. — Чистый голос Дэниела прорвался сквозь общий гам. Он сел рядом с Люс и обхватил рукой спинку ее стула, коснувшись плеча кончиками пальцев. Когда он поднял Книгу Стражей, привлекая внимание, остальные затихли.

Все сосредоточились.

Дэниел показал на параграф плотного текста. Только тогда Люс поняла, что вся книга написана на латыни. Она помнила несколько слов со времен уроков латинского в Довере. Дэниел подчеркнул некоторые места и сделал пометки на полях, но со временем книга потрепалась и текст практически невозможно было прочесть.

Арриана нависла над ним.

— Вот это как курица лапой написала.

Дэниела это не смутило. Он добавил новые пометки темными чернилами своим элегантным почерком. Люс ощутила знакомую теплоту, когда поняла, что видела этот почерк и раньше. Она наслаждалась каждым напоминанием о том, какой долгой и глубокой была их любовь, пусть даже это напоминание было таким крошечным, как курсив, прошедший века. Но оно показывало, что Дэниел принадлежит ей.

— Запись о самых первых днях после Падения была сделана Небесными Призраками, изгнанными ангелами, которых выкинули с Небес, — медленно сказал он. — Но эти записи слишком хаотичные.

— Записи? — повторил Майлз. — Так мы просто находим какие-то книги и читаем их и они, типа, скажут нам, куда идти?

— Все не так просто, — сказал Дэниел. — Это не те книги, которые ты привык видеть сейчас. Это произошло в начале времен. Тогда были другие способы записывать информацию.

Арриана улыбнулась.

— В этом и есть сложность, да?

— Истории хранились в реликвиях — множестве реликвий — несколько тысячелетий. Но больше всего нас интересуют три из них, в которых могут быть записи, где именно ангелы упали на Землю.

— Мы не знаем, что это за реликвии, но знаем, что последний раз их упоминали здесь: Венеция, Вена и Авиньон. Они были в этих местах, когда писалась эта книга. Но даже тогда можно было только догадываться, действительно ли эти таинственные предметы там, а с тех пор прошло уже столько времени.

— Так что это может быть ложный след, — вздохнув, сказал Кэм. — Отлично. Мы потратим время на поиски таинственных предметов, которые смогут или не смогут нам помочь, в местах, в которых они могли быть или не быть сто лет назад.

Дэниел пожал плечами.

— Вкратце — да.

— Три реликвии. Девять дней. — Аннабель подняла глаза. — Это не так уж много времени.

— Дэниел был прав, — взгляд Гэбби метался между ангелами. — Нам нужно разделиться. — Об этом и спорили Кэм и Дэниел прежде, чем комната начала трястись. Будет ли у них больше шансов найти реликвии, если они разделятся.

Гэбби подождала неохотного кивка Кэм, а потом сказала:

— Тогда договорились. Дэниел и Люс — вы отправляетесь в первый город. — Она посмотрела на записи Дэниела, а потом одарила Люс уверенной улыбкой. — Венеция. Вы направляетесь в Венецию и находите первую реликвию.

— Но какая первая реликвия? Что мы вообще знаем? — Люс склонилась над книгой и увидела рисунок ручкой на полях.

Дэниел тоже глядел на свой рисунок столетней давности, слегка качая головой. Это было что-то вроде подноса, какие ее мама постоянно искала в антикварных магазинах.

— Это я смог узнать, изучая «псевдэпиграфы» — забракованные библейские писания античной церкви.

Это был овальный предмет без дна или с прозрачным дном, что Дэниел обозначил, прорисовав сквозь него поверхность, на которой тот стоит. Поднос, или чем бы ни была эта реликвия, имел что-то вроде маленьких обломанных ручек с каждой стороны. Дэниел даже нарисовал рядом шкалу, согласно которой артефакт был достаточно большим — примерно восемьдесят сантиметров на сто.

— Я едва помню этот рисунок. — Дэниел казался разочарованным в себе. — Я теперь не больше вашего знаю, что это такое.

— Уверена, что когда вы туда доберетесь, то сможете разобраться, — сказала Гэбби, усердно пытаясь приободрить их.

— Разберемся, — сказала Люс, — я уверена.

Гэбби моргнула, улыбнулась и продолжила:

— Роланд, Аннабель и Арриана — вы втроем отправляетесь в Вену. И тогда остаются… — Она запнулась, когда поняла, что ей придется сказать, но все равно попыталась произнести это спокойно: — Молли, Кэм и я поедем в Авиньон.

Кэм дернул плечами и с громким шумом выпустил свои поразительно золотые крылья, правым попав Молли в лицо, из-за чего ее откинуло на пять футов назад.

— Сделай так еще раз, и я убью тебя, — выплюнула Молли, сердито глядя на ссадину от ковра на ее локте. — А хотя… — Она кинулась на Кэма с кулаками, но вмешалась Гэбби.

Со вздохом она расцепила Кэма и Молли.

— Кстати об убийстве. Мне придется прикончить одного из вас, если вы снова будете друг друга провоцировать. — Она мило улыбнулась своим двум друзьям-демонам. — Мне, конечно, не хочется, но выбора нет. Нас ждут очень длинные девять дней.

— Надеюсь, они действительно будут длинными, — пробормотал себе под нос Дэниел.

Люс повернулась к нему. Венеция в ее голове была как картинки из путеводителя: лодки с открыток, плывущие по узким каналам, закаты над высокими шпилями соборов и темноволосые девушки, поедающие «джелатто». Всего этого не будет в поездке, которую они собираются совершить, когда конец света тянется к ним острыми как бритва когтями.

— И как только найдем все три артефакта?.. — спросила Люс.

–…Встретимся на горе Синай, — ответил Дэниел, — объединим реликвии…

— И произнесем маленькую молитву в надежде, что они прольют хоть какой-либо свет на то, куда мы приземлились после Падения, — мрачно пробормотал Кэм, потирая лоб. — И тогда останется лишь убедить адского пса-психопата, держащего все наше существование в своих челюстях, бросить все это глупое завоевание мирового господства. Что может быть проще? Думаю, у нас много причин быть оптимистами.

Дэниел выглянул из открытого окна. Солнце уже садилось над общежитием, и Люс пришлось прищуриться.

— Нужно отправляться в путь как можно быстрее.

— Ладно, — сказала Люс. — Мне нужно пойти домой, собраться, взять паспорт… — Ее разум разрывался на сотни частей, составляя список всего, что нужно сделать. Ее родители должны пробыть в торговом центре еще несколько часов, достаточно, чтобы она успела проникнуть в дом и собрать вещи…

— Как это мило, — засмеялась Аннабель, подлетая к ним. Ее ноги висели в нескольких дюймах над землей. Ее крылья были мощные и переливались темно-серым цветом, как грозовая туча. Они выходили из незаметных прорезей ее ярко-розовой футболки. — Прости, что вмешиваюсь… но ты раньше никогда не летала с ангелом, да?

Конечно, летала. Ощущения, когда крылья Дэниела поднимали ее в воздух, были для нее абсолютно естественными.

Возможно, ее полеты были краткими, но незабываемыми. Тогда Люс была ближе всего к нему: его руки обвивали ее талию, их сердца бились рядом, и Люс чувствовала себя беззаветно и невозможно любимой под защитой его белых крыльев.

Она летала с Дэниелом десятки раз во снах, но лишь три раза в реальности: однажды над тайным озером позади «Меча и Креста», еще раз вдоль берега в «Прибрежной» и вниз с облаков к домику только лишь прошлой ночью.

— Думаю, мы никогда раньше не летали вместе так далеко, — сказала она наконец.

— Для вас двоих, кажется, проблемно даже добраться до «первой базы», — не смог промолчать Кэм.

Дэниел проигнорировал его.

— При нормальных обстоятельствах, я бы решил, что тебе понравится такой полет, — выражение его лица стало жестче. — Но у нас не будет ничего нормального следующие девять дней.

Люс почувствовала, как он положил руки ей на плечи и собрал волосы, чтобы открыть ее шею. Он поцеловал кожу у воротника свитера, обхватив ее талию руками. Люс закрыла глаза. Она знала, что за этим последует. Самый прекрасный звук — элегантный свист, когда любовь всей ее жизни раскрывает снежно-белые крылья.

Мир по ту сторону ее век слегка померк под их тенью, а тепло затопило сердце Люс. Когда она открыла глаза, все стояли на своих местах, такие же великолепные, как и обычно. Она слегка отклонилась назад, наслаждаясь уютом твердой, как стена, груди Дэниела, когда он повернулся к окну.

— Это лишь временная разлука, — объявил другим Дэниел. — Удачи вам и скорости вашим крыльям.

С каждым широким взмахом они поднимались на высоту тысячи футов. Воздух Джорджии, который недавно был прохладным и влажным, стал морозным и резким в легких Люсинды, пока они летели наверх. Ветер ревел в ушах. Глаза начали слезиться.

Земля внизу все отдалялась, и мир вокруг нее потерял очертания и уменьшился до шаткого полотна зелени. «Меч и Крест» была размером с отпечаток большого пальца.

Потом она исчезла.

От первого взгляда на океан у Люс возникло головокружение. Она ощущала радость, пока они летели прочь от солнца к темноте на горизонте.

Полет с Дэниелом был более возбуждающим, более напряженным, чем она могла себе представить. И все же что-то изменилось: теперь Люс привыкла. Она чувствовала себя спокойно, в одном ритме с Дэниелом, расслабившись в его объятиях. Ее ноги были слегка скрещены, а носки ботинок касались его. Их тела раскачивались в унисон, отвечая на движение его крыльев, аркой поднимающихся над их головами, заслоняя солнце, и опускающихся вниз, чтобы завершить мощный взмах.

Они пересекли линию облаков и исчезли в тумане. Вокруг них ничего не было, кроме белой дымки и нежной небесной влаги. Еще один взмах крыльями. Еще дальше в небо. Люс не задумывалась над тем, как она могла дышать так высоко здесь, на границе атмосферы. Она была с Дэниелом. С ней все было в порядке. Они отправлялись спасать мир.

Вскоре полет Дэниела выровнялся и больше напоминал полет какой-то нереально сильной птицы, а не ракеты. Они не замедлились — наоборот, их скорость возросла, но пока они летели параллельно земле, рев ветра был тише, а мир выглядел ярко-белым, удивительно тихим и таким мирным, словно только что начал свое существование и никто еще не экспериментировал со звуком.

— Все нормально? — Голос Дэниела окружил ее, заставляя подумать, что все несовершенство мира можно было исправить заботой любимого человека.

Он склонила голову влево, чтобы посмотреть на него. Он был спокоен, а губы растянулись в мягкой улыбке. Его глаза сияли таким ярким лиловым светом, что только ради них стоило держаться на плаву.

— Ты мерзнешь, — пробормотал он ей в ухо, гладя ее пальцы, чтобы согреть, посылая потоки тепла по телу Люс.

— Теперь лучше, — сказала она.

Они прорвались сквозь пелену облаков: это было похоже на тот момент, когда ты сидишь в самолете и серый однотонный вид в мутном овальном окошке сменяется бесконечной палитрой цветов. Разница в том, что между ней и небом не осталось ни окна, ни самолета. На востоке клубились вечерние облака, розовевшие цветом морской раковины, а высоко над ними небо было яркого оттенка индиго.

Облака сложились в чужой и завораживающий пейзаж. Как всегда, Люс оказалась не готова. Это был другой мир, в котором они с Дэниелом остались наедине. Мир на высоте, где их любовь достигала своего пика.

Какой смертный не мечтал об этом? Сколько раз Люс хотела оказаться по другую сторону самолета? Прогуляться по странным бледно-золотым тучам, словно бы поцелованным солнцем? Теперь она была здесь и ее переполняла красота далекого мира, который она могла ощутить своей кожей.

Но Люс и Дэниел не могли остановиться. Они не смогут остановиться следующие девять дней, иначе остановится и все остальное.

— Как долго добираться до Венеции? — спросила она.

— Уже не очень долго, — прошептал ей на ухо Дэниел.

— Прям как пилот, рейс которого задерживают уже час, и пассажиры слышат «еще десять минут» в пятый раз, — поддразнила его Люс.

Когда Дэниел не ответил, она взглянула на него.

Он хмурился в смятении. Не понял метафору.

— Ты никогда не летал на самолете, — сказала она. — Зачем тебе, когда ты можешь так? — Она показала на его великолепные крылья. — Ожидание и такси свели бы тебя с ума.

— Я бы хотел полететь на самолете с тобой. Возможно, мы отправимся на Багамы. Люди же туда летают, да?

— Да. — Люс сглотнула. — Можно. — Она не могла не думать о том, сколько всего невозможного должно сложиться правильно, чтобы они двое могли путешествовать как нормальная пара. Было слишком трудно думать о будущем, когда столько всего стояло на кону.

Будущее было расплывчатым и далеким, как земля внизу, — и Люс надеялась, оно будет таким же красивым.

— Сколько еще на самом деле?

— Четыре, может, пять часов на такой скорости.

— Но разве тебе не нужен отдых? Восстановить силы? — Люс пожала плечами, все еще смущаясь от того, что не знает, как работает организм Дэниела.

— Разве твои руки не устанут?

Он смеется.

— Что?

— Я только что слетел с Небес, и боже, устали ли мои руки. — Дэниел сжал ее талию, дразня. — Мысль о том, что мои руки устанут тебя держать, абсурдна, — словно в доказательство, Дэниел изогнул спину, раскрыл крылья высоко над собой и слегка взмахнул ими. Когда их тела грациозно поднялись вверх, огибая облако, он убрал вторую руку с ее талии, показывая, что мог бы уверенно держать ее всего одной рукой. Его свободная рука потянулась вперед, и Дэниел коснулся пальцами ее губ, ожидая поцелуя. Когда он получил его, то снова вернул руку на место и отвел первую руку в сторону, резко наклоняясь влево. Она поцеловала и ее тоже. Потом Дэниел теснее прижал ее к себе, делая их объятие таким крепким, что смог убрать обе руки, но все равно как-то держал ее. Это ощущение было таким сладким, радостным и свободным, что Люс начала смеяться. Он сделал большую петлю в воздухе. Ее волосы разметались по лицу. Она не боялась. Она летала.

Люс взяла Дэниела за руки, когда он снова обнял ее.

— Мы словно созданы для этого, — сказала она.

— Да. Типа того.

Он летел вперед, не останавливаясь. Они прорывались сквозь облака и воздушные равнины, попадали в короткие красивые грозы и моментально высыхали на ветру. Они пролетали мимо самолетов на такой огромной скорости, что Люс догадывалась: пассажиры внутри не замечали ничего кроме неожиданной серебристой вспышки и легкого скачка турбулентности, встряхнувшего их напитки.

Облака стали реже, когда они летели над океаном.

Люс ощущала солоноватую тяжесть его глубин даже здесь, и он казался инопланетным, не таким бледным, как в «Прибрежной», и не таким соленым, как дома. Крылья Дэниела отбрасывали восхитительную тень на матовую воду под ними, и это почему-то действовало успокаивающе, хотя было трудно поверить, что она была частью этого отражения в волнующемся море.

— Люс? — спросил Дэниел.

— Да?

— Каково было прийти к твоим родителям этим утром?

Ее глаза пробежали по очертаниям одинокой пары островов в темной толще воды внизу. Она рассеянно гадала, где они находились, насколько далеко от дома.

— Тяжело, — призналась она. — Думаю, я ощущала то, что ты ощущал миллион раз, — разлуку с любимыми. Ведь я не могу быть с ними честна.

— Я боялся этого.

— В каком-то смысле легче быть рядом с тобой и другими ангелами, чем с моими собственными родителями и лучшей подругой.

Дэниел задумался на мгновение.

— Я не хочу, чтобы так было для тебя. Это неправильно. Я всегда хотел просто любить тебя.

— И я. Я тоже хотела лишь этого.

Но произнося эти слова, глядя на поблекшее небо на востоке, Люс не могла перестать прокручивать в голове те последние минуты дома, желая, чтобы все было по-другому. Ей стоило обнять отца немного крепче. Она должна была прислушаться, действительно прислушаться к совету мамы, выходя из двери. Ей стоило потратить больше времени на расспросы лучшей подруги о ее жизни в Довере. Ей не стоило вести себя так эгоистично, словно она спешила. Теперь каждая секунда уводила ее дальше от Тандерболта, родителей и Келли, и каждую секунду Люс охватывало ощущение, что она может никого из них больше не увидеть.

Всем сердцем Люс верила в то, что делали они с Дэниелом и другие ангелы. Но она впервые бросила дорогих ей людей ради Дэниела. Она подумала о похоронах, свидетелем которых стала в Пруссии. Темные шерстяные пальто и мокрые красные глаза любимых людей, поблекшие от горя из-за ее внезапной преждевременной смерти. Она подумала о своей красивой матери в средневековой Англии, где она провела День святого Валентина, о своей сестре Хелене и хороших подругах Лауре и Элеаноре. Это была одна из тех посещенных жизней, где она не стала свидетелем собственной смерти, но видела достаточно, чтобы знать, что там были хорошие люди, которых просто убьет ее неизбежная кончина. От одних мыслей об этом ее желудок сжался. И потом Люс подумала о Лючии, девушке в Италии, потерявшей семью на войне, у которой не было никого, кроме Дэниела, чья жизнь — какой бы короткой она ни была — имела ценность благодаря его любви.

Когда она сильнее прижалась к его груди, Дэниел погладил ее через свитер и пальцами прочертил круги на ее ладонях, словно рисуя на коже аккуратные узоры.

— Расскажи мне о лучших моментах всех твоих жизней.

Она хотела сказать «когда я находила тебя». Но все было не так просто. Было трудно вот так спокойно думать о них. Ее прошлые жизни переплелись вместе и стали меняться, как картинки в калейдоскопе. Был тот красивый момент на Таити, когда Люс делала татуировку на груди Дэниела. И то, как они оставили битву в Древнем Китае, потому что их любовь была важнее любой войны. Она могла бы перечислить дюжину сексуальных украденных моментов, дюжину прекрасных горько-сладких поцелуев.

Люс знала, что не это лучшие моменты.

Лучшее было сейчас. Именно это она возьмет с собой из путешествий сквозь время: он был для нее всем, как и она для него. Единственный способ испытать любовь такой силы — пережить каждый момент вместе, словно время мягкое и податливое, как эти облака. И Люс знала, что они с Дэниелом рискнут всем ради их любви, если придется, в эти следующие девять дней.

— Это было как познание, — наконец сказала она, — когда я впервые отправилась туда одна, я была решительно настроена разрушить проклятье. Но я ничего не понимала и была сбита с толку, пока не стало ясно, что в каждой посещенной мною жизни я узнавала что-то важное о самой себе.

— Например, что? — Они были так высоко, что был заметен намек на изгиб Земли на краю темнеющего неба.

— Я узнала, что сам по себе твой поцелуй меня не убивает, что это зависело от того, сколько я знала в тот момент, что именно мне было известно о себе и своей истории, — она почувствовала, как Дэниел кивнул позади нее. — Это всегда было самой большой загадкой для меня.

— Я узнала, что я в своих прошлых жизнях не всегда была хорошим человеком, но ты все равно видел мою душу в каждой из них. И по твоему примеру я научилась узнавать твою душу. У тебя… особенное яркое свечение, и даже когда ты оставил свою физическую форму, я могла появиться в твоей новой жизни и узнать тебя. Твоя душа была ярче всех лиц, которые ты носил в тех жизнях. Ты выглядел по-другому в египетском облике, и все же был Дэниелом, которого я хотела и любила.

Дэниел повернулся, чтобы поцеловать ее в висок.

— Ты, наверное, не понимаешь, что способность распознать мою душу всегда была в тебе.

— Нет, я не могла… у меня не получалось…

— Ты могла, просто не знала. Думала, что сходишь с ума. Ты видела вестники и называла их тенями. Думала, что они преследуют тебя всю твою жизнь. И когда ты впервые встретилась со мной в «Мече и Кресте», или, может, когда поняла, что я тебе небезразличен, ты должна была увидеть что-то необъяснимое, но отрицать это.

Люс зажмурилась, вспоминая.

— Ты оставлял лиловый дымок в воздухе, проходя мимо. Но я моргала, и он исчезал.

Дэниел улыбнулся.

— Я об этом не знал.

— Что ты имеешь в виду? Ты только что сказал…

— Я понимал, что ты видела что-то, но не знал, что именно. Что бы ни влекло тебя к моей душе, оно проявлялось по-разному в зависимости от того, как тебе было необходимо это увидеть, — он улыбнулся ей. — Вот так твоя душа связана с моей. Лиловый свет — это мило. Я рад, что это был именно он.

— А как для тебя выглядит моя душа?

— Я не смог бы описать ее словами, сколько ни пытайся, но ее красота ни с чем не сравнима.

Это хорошо описывало полет через весь мир с Дэниелом. Звезды мерцали в широких галактиках вокруг них. Луна была огромной и полной кратеров, наполовину скрытая бледно-серыми облаками. Люс было тепло и безопасно в объятиях любимого ангела, роскошь, по которой она так скучала, путешествуя по вестникам. Она вздохнула и закрыла глаза.

И увидела Билла.

Видение агрессивно вторглось в ее разум, хотя это и не был тот отвратительный беснующийся зверь, которым стал Билл во время их последней встречи. Это был просто Билл, ее каменная горгулья, державшая ее за руку, чтобы спустить с мачты разбившегося корабля, куда она попала, оказавшись на Таити.

Почему это воспоминание настигло ее в объятиях Дэниела, она не знала. Но она все еще могла ощущать его маленькую каменную ладошку в ее руке. Она помнила, как его сила и грация поразили ее. Как с ним чувствовала себя в безопасности.

По ее коже пробежали мурашки, и она поежилась в объятиях Дэниела.

— Что такое?

— Билл. — Слово показалось горьким на вкус.

— Люцифер.

— Я знаю, что он Люцифер. Знаю. Но какое-то время он не был для меня Люцифером. Я почему-то думала о нем как о друге. Мне страшно, что я позволила ему подобраться к себе так близко. Мне стыдно.

— Не нужно. — Дэниел крепче обнял ее. — Есть причина, по которой его звали Утренней Звездой. Люцифер был прекрасен. Некоторые говорят, что он был самым красивым. — Люс заметила намек на ревность в голосе Дэниела. — Он также был и самым любимым, не только Троном, но и другими ангелами. Подумай о том, какую власть он имеет над мертвыми. Эта сила истекает из того же источника, — его голос дрогнул, а потом стал напряженным. — Тебе не нужно стыдиться, что ты доверилась ему, Люс, — Дэниел внезапно замолк, но хотел сказать еще что-то.

— Между нами не все было гладко, — призналась Люс, — но я и представить не могла, что он превратится в такого монстра.

— Нет большей тьмы, чем обратная сторона яркого света. Смотри. — Дэниел поменял угол наклона крыльев, и они сделали большой крюк над возвышающейся тучей. Одна сторона была золотисто-розовая, подсвеченная последними лучами вечернего солнца. Но Люс увидела и другую сторону, и она была темной и тяжелой от дождя. — Яркий свет и тьма соединились, чтобы это облако существовало. Так и в случае Люцифера.

— И Кэма? — спросила Люс, когда Дэниел завершил круг и продолжил полет над океаном.

— Знаю, что ты не доверяешь ему, но напрасно. Тьма Кэма глубока, но это лишь часть его личности.

— Но тогда зачем он становился на сторону Люцифера? Почему другие ангелы так поступили?

— Кэм не становился, — сказал Дэниел. — Не сразу, в любом случае. Это было очень нестабильное время. Новое. Невообразимое.

Во время Падения были ангелы, которые сразу же встали на сторону Люцифера, но были и такие, как Кэм, их изгнал Трон за то, что они не сделали выбор достаточно быстро. Дальше история тянулась, пока ангелы выбирали стороны, возвращаясь на Небеса или присоединяясь к рядам Ада, пока не осталось только несколько падших, так и не сумевших выбрать.

— И вот мы здесь? — спросила Люс, хотя знала, что Дэниел не любил говорить о том, что все еще не выбрал сторону.

— Тебе раньше нравился Кэм, — сказал Дэниел, уходя от темы, — несколько жизней на Земле мы втроем были очень близки. Лишь спустя долгое время, после того как ему разбили сердце, он перешел на сторону Люцифера.

— Что? Кем она была?

— Никто из нас не любит говорить о ней. Не показывай, что знаешь об этом, — сказал Дэниел. — Мне не нравился его выбор, но не могу сказать, что я не понимал его. Если бы я когда-нибудь действительно потерял тебя, я не знаю, что бы я делал. Весь мой мир поблек бы.

— Этого не произойдет, — поспешно сказала Люс.

Она знала, что эта жизнь — ее последний шанс. Если она сейчас умрет, то уже не вернется.

У нее были тысячи вопросов о женщине, которую потерял Кэм, о странной дрожи в голосе Дэниела, когда он говорил об очаровании Люцифера, о том, где была она в его Падении. Ее веки потяжелели, а тело обмякло от усталости.

— Отдыхай, — проворковал ей в ухо Дэниел. — Я разбужу тебя, когда приземлимся в Венеции.

Она словно ждала этого разрешения, чтобы задремать. Люс закрыла глаза, чтобы не видеть сияющих волн, разбивающихся в тысячах футов под ними, и провалилась в мир снов, где девять дней не имели значения, где она могла нырять и взлетать, купаясь в облаках, где могла свободно летать в вечности, которая не кончалась Падением.