В петле времени

Лора Кейли, 2022

Убийство, которого на следующий день не было. Детектив Бенджамин Морис приезжает на очередной вызов. В одном из особняков убита молодая женщина. В саду он находит заколку с вырванной прядью волос. Вернувшись в особняк, Морис обнаруживает, что дом пуст, нет ни трупа, ни коллег. Решив, что все уже ушли, он забирает находку с собой и утром привозит ее в участок. Но там детектива поднимают на смех, не понимая, о каком убийстве идет речь. Морис уже решает, что сходит с ума, но неожиданно в участок приходит та самая девушка, которую он вчера видел мертвой. Таинственная Саманта Стюарт просит о помощи: всю неделю ей поступают звонки с угрозами, и она боится за свою жизнь. Киллер Чарли Беккер просыпается и понимает, что заказ не выполнен. Он вынужден идти на убийство снова… Что скрывается за всеми этими загадками? И сможет ли детектив Морис распутать узел, в котором прошлое и настоящее оказываются слишком связаны? Серия «Время новых детективов» – это серия, включающая в себя новые имена остросюжетной прозы. Молодые авторы с необычными сюжетами и закрученными интригами впервые предстают перед читателем. «Дебютный роман Лоры Кейли – удачный пример развития детективного жанра. Роман успешно объединил динамичный сюжет с неожиданными поворотами, хороший стиль и интеллектуальные вопросы. «В петле времени» не только увлекает, но и побуждает задуматься о самых актуальных темах». – Екатерина Храменкова, литературный критик «Начав читать этот необычный роман, понимаешь, что с каждой страницей события закручиваются со всех сторон все быстрее и быстрее, и ты уже бежишь, несешься за мыслью автора, погружаясь все глубже и глубже в эту историю… Мне понравилось!» – Олеся @lesenka1806, книжный блогер

6 глава

В квартире Мориса стало «живенько». Да, именно «живенько», так сказала мадам Аннет, соседка со второго этажа, когда зашла к нему за банкой горошка, в надежде, что у Мориса он был. У Мориса не было горошка, что стало полнейшим разочарованием для мадам.

— Странно, я думала, вы канадец, — сказала она.

Странно, почему она так подумала, удивился детектив.

— Мой муж был канадец, — не уходила мадам, — вы так похожи, — поправила она лямку бюстгальтера. — Но я уже давно как вдова.

— И я уже давно это понял, — зачем-то сказал Морис, получив от соседки по носу своей же дверью.

В квартире Мориса и правда стало «живенько», её оживляли небольшие подушечки с бахромой. На больших деревянных стульях они смотрелись крайне нелепо. Не лучше эта бахрома смотрелась и на кровати, бахромой накрыли кровать. Большое шёлковое покрывало принесла с собой Саманта. И ещё вазочки, пара нелепых вазочек стояли на подоконнике, в них нельзя было поставить и цветка, но они были для красоты. Вазочки для красоты, без цветов. Морис не понимал этого, как и помпезно-стеклянных стаканов, для зубных щёток, как и набора махровых полотенец с инициалами, вышитыми золотыми нитками, как и многое из того, что привезла с собой Саманта Стюарт в пяти чемоданах, под которыми вчера прогнулся престарелый «Форд».

Морис отправился в участок, оставив Саманту дома, как она сказала, «наводить уют». Куда ещё уютнее, с ужасом представлял себе Морис, что ещё она покроет своей бахромой. Всё это уместно смотрелось в её доме, но не в его халупе.

В её доме он пробыл ещё час, пока она собирала чемоданы. Он перерыл весь кабинет и не нашёл ничего. Морис имел лишь безымянную статуэтку, визитку Кларка Стюарта и его фотографию, он нашёл её на полке между книг. У отца Саманты было много книг, он был грамотным человеком, а грамотных людей убивают только грамотные люди, Морис давно это знал. Правда, был единожды случай, когда верховного судью соседнего штата пристрелили с багетом в руках в небольшой пекарне, шпана пятнадцати лет. Было бы логичней и правильней, если бы судью пристрелили в каком-нибудь парке из проезжающей мимо чёрной машины, какой-нибудь седой наркодилер, но его убила мелюзга. Но это было единожды, привычнее же, когда непростых людей убивали непростые люди. Морис любил всё привычное, многие дела походили на другие, и потому детективы выходили на заказчиков по одной и той же схеме. Но это дело не походило ни на какое из дел, и от этого у Мориса щекотало где-то в животе. Его всегда щекотало волнение, ещё со школьных времён, давно он его не испытывал, давно он не мог гарантировать ничего.

С утра он успел заехать в отдел, он плохо разбирался в актёрских делах, потому приехал к той, кто разбиралась хорошо. Глория встретила его как обычно, как обычно она встречала всех у своей стойки с недовольным выражением лица.

Покажи мне того, кто доволен, говорила она, и я скажу тебе, кто толкает ему дурь. Обычное утро Глории начиналось в двенадцать, а если оно начиналось в девять, как сейчас, то не жди ничего хорошего. Но Морис знал, что она поможет ему. На заставке её компьютера пять голливудских звёзд сменяли друг друга, он как-то спросил, кто это, и получил такой взгляд презрения, будто не узнал не актёра, а Иисуса Христа. Ему приходилось держать в голове столько нераскрытых дел, уйму фото разыскиваемых преступников, что места на каких-то выдуманных людей просто не оставалось.

Глория пила кофе, когда Морис поставил перед ней статуэтку за лучшую женскую роль второго плана. «Покажи, покажи, покажи», — завопила Глория и уставилась на трофей, как прихожанин на святыню. Она забыла, что пила кофе, подавилась и закашлялась. После того как напиток, что застрял где-то в горле, вошёл-таки в нужное русло, Глория выхватила статуэтку из рук Мориса и стала рассматривать её со всех сторон.

— Ты не знаешь, кому могли вручить такую? — спросил Морис.

— Актрисе, кому же ещё, — посмотрела на него Глория поднятой из-под очков бровью.

«Вот уж помогла», — подумал Морис.

— Но важно узнать какой, — протянула она, переворачивая статуэтку. Внезапно её недовольно-писклявый голос приобрёл тон ни много ни мало сериальной Джессики Флетчер, той седой неугомонной тётки с лицом совы. Да, последний раз Морис смотрел сериалы в восьмидесятых.

— Я знаю, куда тебе нужно, — сказала Глория, ударив ногтями по столу.

Морис выехал из участка, и, к сожалению, не один. Он взял с собой Глорию для своей же безопасности, она обещала подсыпать ему в кофе цианистый калий, если он не возьмёт её. Да и помощь ему бы не помешала. Они покинули Филдстон, проехали под мостом Вашингтона и свернули на Риверсайд-драйв в сторону Манхэттена. Глория держала в руках статуэтку с таким видом, будто она только что сошла со сцены после пламенной речи благодарности родным и близким. Морис не стал нарушать её радости. Он не любил нарушать чьей-либо радости, ведь чаще ему приходилось приносить соболезнования и лезть с допросами к тем, кому он их приносил. А сейчас было что-то вроде мини-отпуска, душевной поездки к самому оживлённому месту на земле.

«Это какой-то муравейник из домов», — подумал Морис, когда впервые приехал сюда, ему казалось, что люди в таких местах не успевали даже за своими мыслями, не говоря уже о жизни и насущных делах. Они строили одни планы, другие до тех пор, пока одни не разрушали другие, и так всю жизнь, пока не выбирались отсюда за город.

— Ты знаешь точный адрес, Глория?

— Нам нужно на Бродвей, к зданию Линкольн Плаза, вон там заворачивай. Морис завернул, как оказалось, не там, но со второй попытки он всё же выехал с кольца на Бродвей. Жёлтые такси сменялись сине-белыми автобусами, высокие дома сменялись низкими, а после ещё более высокими, строительные леса загораживали все первые этажи зданий.

— Мы приехали, — сказала Глория, — тормози.

Хорошо, что он взял её с собой. Морис оставил машину возле здания. Из-за строительных лесов они еле нашли вход. Профсоюз находился на пятом этаже.

Морис не был уверен, что им здесь помогут, но Глория убедила его, что здесь знают всё о кино, наградах, как кого и, главное, кто награждал. «Это же гильдия киноактёров, — сказала она, — здесь все актёры: президенты и бывшие президенты, и замы, и люди, вот те, что ходят по коридорам, тоже играют в кино». Указала она на неизвестных Морису людей, когда они вышли из лифта на пятом этаже. Морис не знал этих людей, Глория тоже не знала, они были начинающими актёрами, и, может, уже завтра, может, завтра мы увидим их по телевизору, сказала она с придыханием. У Мориса не было никакого придыхания, он вообще не понимал, за что так любят актёров, и кому нужны эти игры, хочешь быть детективом будь им, но играть в него и получать за это деньги…

— Боже, как тут красиво, — запищала Глория, разглядывая вполне себе обычные белые стены с плакатами. Да, всё дело было в плакатах и актёрах на них. Потолок разрывало геометрическими фигурами, ломаными линиями, подсвеченными изнутри, пол также был раскрашен геометрией, как и стойка секретаря. Морис сказал что-то про странный дизайн, Глория сказала, что это постмодерн, а он вообще ничего не понимает.

— Детектив Бенджамин Морис, отдел убийств, полиция Бронкса, — представился он секретарше. Улыбка её быстро съёжилась, а глаза расширились. — Могу я поговорить с вашим директором?

— Конечно-конечно, — сказала она, — сейчас позову, — и убежала звать.

Через пять минут Морис и Глория уже сидели в просторном кабинете директора филиала гильдии. Высокий мужчина уже немалых лет с седыми чуть рыжеватыми волосами рассматривал статуэтку.

— Я думал, подобные награды именные, — прервал длительное молчание Морис.

— Именные, — сказал директор, — и эта тоже была именной.

Морис вскочил со стула.

— Видите, в этом самом месте, — директор стучал по шильдику, — после номинации было вписано имя. Гравировка на таких вещах неглубокая, её затёрли.

Мориса словно током ударило, и как он сразу не заметил этого.

— Такие награды, если я не ошибаюсь, вручали в начале двухтысячных.

— Да, здесь есть год, — указал Морис, — две тысячи второй.

— Значит, я был прав, — улыбнулся директор.

— Это престижная награда?

— Нет, таких безделушек очень много.

— Безделушек, сэр? — переспросил Морис.

— Ну, знаете ли, для нас всё, что не «Оскар» — безделушка, — директор хотел было засмеяться, но понял, что не к месту.

— Любое киносообщество может выдвинуть свои награды.

— Разве? — удивилась Глория.

— Вы думаете, это так сложно? Организовываете экспертный совет из бывших актёров и одного-двух режиссёров прошлого века. Регистрируете организацию, находите спонсоров, создаёте свою премию, вручаете её. Вы знаете, сколько таких премий только в США? Даже журналы присуждают их.

— А эта чья? — Морис прищурился. — Здесь есть какая-то аббревиатура… RSI — что это может значить?

— Если я не ошибаюсь… Подождите-ка, вы позволите, у меня был журнал…

Директор подошёл к высокому шкафу и открыл его, весь он был наполнен доверху: книги, пластинки, награды, фотографии наград, фотографии тех, кто получил награды, в радостном рукопожатии с этим самым директором. Глория уже ёрзала на стуле. Кажется, она узнала всех, кто был на тех фото, но не могла себе позволить потерять лицо детектива, да, она тоже считала себя детективом в данный момент. Она и забыла, что была секретарём, она была напарником Мориса, именно так, или нет, это он был её напарником, ведь кто, как не она, привёл его сюда.

— Вот, — сказал директор, — в этом журнале должен быть список всех премий, от самых значимых до смехотворных. — Он раскрыл его и стал перелистывать одну страницу за другой. — Сейчас поищем.

— Вы знаете, — продолжил директор, — мы поддерживаем не только именитых актёров, но и начинающих, кто знает, кто из них выстрелит. А начинающим можно быть долго, очень долго, и год и два, и двадцать лет. Да-да, актёра могут не замечать двадцать лет, а он может быть не хуже других. Дело везения. И когда ему вручают хоть какую-то премию, это очень окрыляет, не даёт ему упасть духом, понимаете?

— Кто заботится об этом?

— Да тот же агент. Премии такого рода легко можно купить, всё продаётся, — он замолчал на секунду, — всё, кроме нашей гильдии, у нашей гильдии тоже есть своя премия, вы знаете?

— Нет, я…

— Да, мы знаем, — прервала его Глория, — у вас самая престижная кинопремия, сэр.

— Ну, не престижнее «Оскара», конечно, но… вот же! — он указал на одну из страниц журнала: — Я так и думал, это премия канала RSI.

— Что за канал?

— Он кабельный, их все не упомнишь. Одно время там крутили только сериалы, сериалы и рекламу, сериалы и рекламу, и вот несколько лет назад они создали свою премию, она просуществовала четыре года, с две тысячи первого по четвёртый год. Потом права на канал продали другим акционерам.

— И премию больше не вручали?

— Нет, сэр.

— А как мне узнать, кто получил эту премию в две тысячи втором году?

— У меня есть только список номинантов того года, детектив. Я могу написать вам его.

— Среди них должна быть и эта актриса, — Морис указал на статуэтку.

— Да, думаю, вы с лёгкостью найдёте её.

— Вы знаете каких-нибудь актёров из списка?

Директор качал головой.

— Нет, нет, это совершенно неизвестные мне люди, скорее всего, они так и не… — он остановил свой взгляд, — погодите-ка…

— Что такое, сэр?

— Мэри Гринвич!

— Вы её знаете?

— Да, она часто снимается, она сериальная актриса…

— Где мы можем найти её?

— На киноплощадке? — подпрыгнула Глория.

— Глория, подожди, пожалуйста…

— Да, именно, на киноплощадке. Она сейчас на съёмках. За десять лет Мэри очень выросла как актриса, думаю, она и не вспомнит об этой премии.

— Может, это её награда?

— Вполне возможно, мисс.

— Вы могли бы дать адрес этой площадки?

— Конечно, — директор написал адрес на стикере и протянул его Морису.

— Спасибо, сэр, и ещё одно, — детектив залез в карман плаща, — вы не знаете этого человека, он юрист, и вроде как вёл дела актёров.

— Нет, сэр, первый раз вижу.

Морис пожал директору руку, Глория зачем-то сделала книксен, предвкушая встречу с актёрами, камерами, прожекторами и прочей киношной атрибутикой, она и сама почувствовала себя актрисой, но быстро вспомнила, что она детектив.

Через четверть часа Морис и Глория уже стояли в зрительном зале перед сценой «живого» ситкома. Всю жизнь Морис думал, что за кадром смеются не настоящие голоса, то есть настоящие, но записанные, но с тех пор, как он так думал, прошло немало времени, немало изменений претерпела киноиндустрия. Декорации состояли из нескольких комнат, они крутились на механизме, сменяя друг друга, «вставая» лицом к зрителю. Зрителей было не так много, точнее, мест было не так много, а заполнены они были полностью. Морис не знал, где покупают билеты на такие представления, где покупают билеты в театр, он помнил, но вот на такие сериальные съёмки… «Может, они по знакомству здесь сидят», — подумал он. У Мориса не было таких знакомых, как и тех, кто когда-либо был на таких съёмках.

— Я была на таких съёмках, — сказала Глория.

Тут Морису представилось, что, если бы он сожалел об отсутствии знакомых, бывших на Луне, Глория бы сказала, что была на Луне, что она регулярно там бывает, по субботам. И он навряд ли бы удивился этому. Он вообще уже мало чему удивлялся. С того момента, как увидел труп Саманты Стюарт, точнее, живой труп Саманты Стюарт, точнее, её живую перед собой. С тех пор он был будто в бреду, в логику которого он не хотел вмешиваться, логику которого он решил разгадать потом, позже, когда к тому приведёт время. Когда они найдут убийцу Саманты Стюарт, тогда и правда найдёт его.

— Есть два типа съёмок, — сказала Глория, — с живыми зрителями и без.

— Куда лучше без, — как-то робея, сказал Морис, — без, оно как-то надёжнее, смонтировать можно, наверное.

— Со зрителями лучше, — сказала Глория, и так убедительно, будто была не секретарём в отделе убийств, а секретарём в актёрском отделе. — На зрителях они шутки проверяют, смешно — не смешно, сразу понятно.

— Понятно, — сказал Морис.

— Ничего тебе не понятно, Бенджи, ты как бревно.

— Бревно?

— Ага, вот от чего ты удовольствие получаешь?

— От работы.

— А от женщин, от искусства?

— У меня нет дома искусства. И женщин тоже нет.

— А когда были, получал?

— Не получал.

— Вот я и говорю — бревно. Я бы тоже с тобой развелась. О! Смотри, они будут переснимать.

— Что переснимать?

— Дубль.

— А кто, интересно, из них Мэри Гринвич? Ты не знаешь?

— Я не могу всех знать, — сказала Глория, и как бы сама на него обиделась, что не может всех знать.

— Я вообще никого не знаю, — попытался успокоить её Морис…

— Да ты вообще, — махнула она на него, как на дело гиблое и безнадёжное. — Смотри, скоро последняя сцена.

Актёры отыграли последний дубль. Мужчина с громкоговорителем и листами в руках прокричал «снято». Операторы отъехали от сцены, прожекторы повернулись к зрителям, осветив весь зал. Аплодисменты быстрой волной разошлись по площадке, актёры тоже аплодировали, аплодировали и кланялись тем, кто аплодировал им. Глория была в восторге, Морис был возле охраны, о чём-то договариваясь с мужчинами в чёрной форме. Мужчины посмотрели на значок, показали на одну из актрис и открыли ограждения, Морис жестом подозвал к себе Глорию. Актёры ушли за сцену. Морис с Глорией направились в сторону гримёрок.

— Ты узнал, кто такая эта Мэри Гринвич?

— Да, блондинка в джинсах и зелёном топике.

— О, она мне больше всех понравилась.

— Почему я не удивлён?

Блондинка в зелёном топике стояла возле двери в гримёрную, она говорила о чём-то с другим актёром, с тем, с которым обнималась в последней сцене. «Позвони мне», — крикнул он. Она ответила согласием и открыла дверь.

— Подождите, — догнал её Морис, — нужно поговорить.

— Я не даю сегодня автографов, — сказала она.

— А я и не фанат, — сказал Морис, показав значок. — Детектив Бенджамин Морис, отдел убийств.

— Глория Гарсиа, тоже детектив, — подбежала Глория.

Они зашли в гримёрную, Мэри закрыла дверь.

— Ну, и что вам нужно, — спросила она, снимая топ, не стесняясь никого, — опять нашли кого-то с передозировкой? И при чём тут я?

— Простите, мисс?

— К нам постоянно кто-то приходит, кто-то из вас.

— Из нас, мисс?

— Конечно, узнают, с кем мы снимались сто лет назад, а потом приходят, — она надела свитер, — и допрашивают. А я знаю, где кто был? Я сама по себе.

— Я понимаю, мисс, но, боюсь, нам не обойтись без вашей помощи.

— Естественно, — сказала Мэри.

«Вот ведь стерва», — подумала Глория.

— У нас есть награда, — начала Глория, — лейтенант, покажите актрисе награду. Вот эта статуэтка. Мы знаем, что в две тысячи втором вы могли получить такую, мы знаем, что вы были номинированы. Это вы получили эту награду?

— Я? За роль второго плана? Нет, это не моя награда. — Мэри рассмотрела статуэтку и вернула её обратно Морису. — Я получила статуэтку за главную роль.

— Тогда вы должны знать, кто получил эту статуэтку?

— А сами вы узнать не можете?

— Мы этим и занимаемся, мисс.

— Эту награду получила Эмма Клетчер.

— Эмма Клетчер? Вы общаетесь, вы знаете, где она?

— Не общаемся. Уже восемь лет как.

— А где она живёт или работает?

Мэри Гринвич порылась на туалетном столике, нашла салфетку с отпечатком собственных губ, написала на ней адрес Эммы и отдала Морису.

— Она сейчас дома, мисс?

— Она всегда дома, она всегда на одном месте.

— Спасибо, мисс. А имя Кларк Стюарт вам ни о чём не говорит?

— Ни о чём. Разве я недостаточно помогла вам, детектив?

— Достаточно, мисс.

«Вот ведь тварь высокомерная», — хотела было сказать Глория, но её вовремя увели.