Ты – моё проклятие

Лина Манило, 2019

Когда-то я любила самого лучшего мужчину на свете. Ради него готова была на всё, даже сбежать из дома. Но кто-то сделал выбор за нас, и мы потеряли друг друга, казалось, навсегда. И я думала, что всё осталось в прошлом, но неожиданно Клим вернулся в мою жизнь, чтобы сломать её. В его глазах я – предательница, а мой отец – главный враг. Сейчас Клим совсем другой: обозлившийся и жестокий, его тело покрывают шрамы, а главная цель – отомстить. Но у меня есть тайна, которая связывает нас с Климом намного сильнее, чем ему кажется. И эта тайна изменит всё. Содержит нецензурную брань.

Глава 7

Клим.

— Клим, кончай бухать, — просит Арсений, а я допиваю очередную порцию виски и, хорошенько размахнувшись, бросаю стакан в стену.

Стекло разлетается мелким крошевом, с противным звоном опадает на пол, усыпая его радужными осколками. А я откидываюсь не спинку кресла и пялюсь в одну точку над плечом Арсения. Он убирает медленно от головы руки и косится на меня так, словно увидел своими глазами, как я откусываю голову девственнице.

Даже Арсений не часто видел меня в таком состоянии, как сейчас, и я замечаю замешательство в его глазах.

— Ещё вопросы будут? — интересуюсь, а Арсений потирает шею, глядя на меня в упор.

— Совсем свихнулся?

— Не заметно разве?

Арсений поднимается на ноги, раскрывает рот — наверное, мораль прочитать мне хочет, но с тяжёлым вздохом машет рукой. Знает, что толку со мной из меня в таком состоянии плохой собеседник — только хуже будет.

Он видел меня разным — мы уже восемь лет рука об руку, и он за мной хоть в огонь, хоть в воду, но даже Арсению я не позволю жрать мой мозг чайной ложкой.

— Арс, я уже взрослый мальчик, сам разберусь, когда мне пить и как много. Уйми свою заботу и займись прямыми обязанностями.

— Девку долго в комнате держать собираешься? — переводит тему, а я понимаю, что если он так продолжит, следующей в стену полетит пустая бутылка.

А потом его голова. Не хотелось бы калечить верного рыцаря.

— Чтобы у нас с тобой появилась тема для увлекательной беседы. Свали в туман, Арс, я тебе не за то плачу, чтобы ты мне мозги конопатил. Уяснил?

Арсений коротко кивает и выходит из комнаты. Мне, правда, намного легче, когда никто, мнящий себя моей сиделкой, не лезет в душу. Пусть пойдёт и займётся делом, а не строит из себя душеприказчика.

Закрываю лицо руками, растираю кожу, а разбитая рука напоминает о себе глухими отголосками боли. Был бы я нормальным человеком, замотал бинтом, лучше продезинфицировал, как настаивал Арс, но я лишь искупал рану в виски. Жаль, что того же самого нельзя сделать с душой и памятью.

Алкоголь ни черта меня не взял, хотя я, правда, очень хотел напиться до отключки. Чтобы не думать, какого хера я творю и что со всем этим делать дальше. Но от себя самого не получается убежать даже в пьяный дурман.

В доме тишина, а я достаю из кармана ключ от комнаты Бабочки и смотрю на него. Просто смотрю, убеждая себя, что всё сделал правильно. Она заслужила намного худшего, на самом деле. Ещё и вид упорно строила, что не понимает ничего, овечка, блядь. Ненавижу.

Снова прячу ключ в карман, выхожу из кабинета, а мир перед глазами слегка качается и плывёт. Значит, всё-таки повело. Сейчас бы вырубиться, а когда проснусь, всё будет иначе: не будет шрамов на теле, а память кто-то добрый сотрёт мягким ластиком.

Но разве так бывает?

Бреду вперёд, ощущая себя чужаком в своём собственном доме. А ещё настораживает тишина, словно Бабочка мне померещилась.

Может, и правда, показалось? Глюки воспалённого сознания, а на самом деле я всё ещё один?

Очухиваюсь, когда упираюсь в дверь Бабочки, а за ней подозрительная тишина. Сердце стучит в груди так гулко, что позвоночник судорогой сводит. Это почти физическая боль, которую я ощущаю всегда, стоит хоть краем мысли коснуться Бабочки. А когда она так близко… мой здравый смысл разлетается кровавыми ошмётками.

Я хочу войти в эту грёбаную комнату и, сжав в объятиях Машу до хруста, жёстко и цинично трахнуть. Взять то, что когда-то принадлежало мне. Но это убьёт нас обоих, к гадалке не ходи.

Но руки делают то, чему противится разум, и все черти, собравшиеся на дне моей души, вопят, протестуя: проворачивают в замке ключ, и я наблюдаю за этим действием, словно смотрю кино.

Один оборот, второй, толкаю дверь, и нога в тяжёлом ботинке ступает в комнату. И всё это в замедленной съёмке — эпично.

Второй шаг даётся легче, но в комнате никого. Где она, мать вашу? Где моя Бабочка?! Или Арс её выпустил? Чёрт.

Но я не успеваю ничего понять, а на меня налетают сзади, виснут, сбивая с ног.

Твою ж ты бога душу мать!