Я тебя ненавижу

Елена Рахманина, 2019

Один неверный поступок мог поставить крест на спортивной карьере перспективной гимнастки Алены Комар в тот злополучный день, когда она попала под машину богатого мальчика, не знавшего ни в чём отказа. Он олицетворение всего, что она ненавидит: богатый, праздный, получавший всё по щелчку пальцев и, ко всему прочему, лишивший Алёну самого ценного – надежды на золотую олимпийскую медаль. Клим не верил в любовь, пока не встретил девушку, которая желала ему испытать все муки ада, полностью игнорируя его присутствие в своей жизни. Он не был уверен, способна ли она полюбить его сильнее спорта, пока однажды не получил ответ на этот вопрос… Содержит нецензурную брань.

1. Алёна

Солнечный свет слепил глаза, прохладный утренний ветер дул в спину, и мои рыжие волосы норовили залететь то в рот, то в нос, то били по щекам, пока я, казалось, со скоростью света несусь на лонгборде на тренировочную базу.

А я ведь терпеть не могла приходить не вовремя. Опоздания — это вообще не про меня. Слишком дисциплинированная, слишком мотивированная и видящая цель. А когда ты знаешь, чего хочешь больше всего на свете, ничто не способно тебя остановить. И у меня было лишь две мечты — получить олимпийское золото и поступить на журфак. Только вторая мечта была лишь серой тенью первой.

Последние дни обучения в школе, впереди три летних месяца, подготовка к поступлению в институт и одновременно соревнованиям по спортивной гимнастике. Дни я проводила за активными тренировками, отрабатывая свою суровую программу по сорок и более часов в неделю, а в драгоценные ночные часы, вместо того чтобы тратить их на восстановление и сон, я штудировала учебники, чтобы поступить в выбранный мной вуз. От товарищей по команде я постоянно слышала, что стоит подождать год-другой с поступлением в университет, так, как это сделали они. Но я не хотела с этим затягивать, понимая, что чем дальше, тем будет сложнее себя заставить учиться. А будучи спортсменкой, я яро верила в свои силы и возможности. Да и что такое три часа сна для девушки, которая умеет ходить на руках?

В отличие от меня, большинство спортсменов если и поступали куда-то, то выбирали факультеты физической культуры и спорта. Спортивные гимнасты редко заглядывали в школу, уровень знаний не позволял поступить в институт, и после окончания спортивной карьеры бывшие атлеты становились всего лишь отработанным материалом, который можно выбросить на свалку и забыть.

Бабушка была против того, чтобы я занималась этим агрессивным видом спорта, она ужасно переживала за меня, зная, какие травмы часто получали другие спортсменки. Порой наши споры о необходимости продолжения моей спортивной карьеры приводили к тому, что я несколько дней с ней не разговаривала, дулась и обижалась. Она твердила из раза в раз о том, что после, даже когда я достигну своей мечты и повешу её рядом с другими медалями, у меня не останется ничего. Ни воспоминаний о юности, ни образования, ни здоровья. Хитростью бабушки я пошла на сделку с ней. Она пообещала прекратить попытки уговорить бросить меня спорт и сделать всё, чтобы мне помочь. А я должна поддерживать среднюю оценку хотя бы на уровне «хорошо». Благо учеба мне давалась не так уж и сложно, несмотря на то, что в школе я появлялась лишь в дни экзаменов, в остальное время занимаясь дистанционно.

Стараниями бабушки я посвящала учёбе всё свободное время. Казалось, у меня было множество поводов гордиться собой, ведь я, одна из немногих на спортивной базе, где проходили мои тренировки, состояла в сборной России по спортивной гимнастике, я та самая девушка, которая слышит за своей спиной восторженные отзывы тренеров о моих выдающихся природных данных, о том, что моё тело, хоть и не мышечное, но необыкновенно пластичное и сильное. От похвалы и восторженных отзывов прессы и болельщиков за моими плечами вырастали крылья.

Но мои спортивные достижения всегда воспринимались как данность. Я много работала и только поэтому много получала, правда, такое осознание приходило лишь в конце, когда на шею вешали медали. До того момента, как на табло высвечивались баллы, я не знала, окажусь ли в очередной раз лучшей, либо на моё место придёт другая девочка, более одарённая, более сильная, более работоспособная. Не смотрела, как выступают другие, ни до, ни после того, как заходила на помост.

Оборотной стороной медали было то, что у меня почти не было друзей. Товарищи по базе, где я готовилась, меня, мягко говоря, недолюбливали, а потому я старалась от них дистанцироваться. Нет, я не относилась к тем достигшим определённых успехов спортсменам, которые лишь по этому основанию ставят себя выше и лучше других, а потому у них возникает надуманное представление о том, что все окружающие испытывают к ним негатив, приправленный чёрной завистью.

Раз за разом мне делали подлянки, то вместо разрешённых допинг комитетом лекарств в моей аптечке неожиданно оказывались запрещённые препараты, несколько раз их подсовывали в мой шкафчик, неоднократно портили снаряд перед началом тренировки или выступления, что могло быть чревато не простыми переломами, а смертельным исходом, и лишь чудом не случалось ни того, ни другого. А сколько раз члены мужской команды делали ставки на то, кто быстрее из них лишит меня девственности, просто не счесть. В ход шли ухаживания, цветы и подарки, признания в любви и иных пламенных чувствах, более самоуверенные зажимали меня по углам, пытались пробраться в мою комнату на соревнованиях или сборах, подговаривали моих соседок, чтобы нас оставляли наедине. Стоит ли говорить, что после этого я обходила их стороной и казалась совсем нелюдимой?

Но мне и не нужны были тут друзья, мои желания сейчас были направлены в другую сторону. Я не развлекалась, не ходила в ночные клубы, не встречалась с парнями. Мне всё это было не интересно, пресно и скучно. Поэтому я никогда не понимала метаний девочек-гимнасток, которые хотели покинуть тренировочную базу и пойти веселиться. Для меня это было не просто недопустимо, а немыслимо!

В детстве я всегда была плаксой, довести меня до слёз буквально ничего не стоило. Я плакала от бессилия, когда что-то не удавалось, либо я падала, сильно ударяясь, плакала, когда другие ребята, заметив, что у меня никого нет кроме сестры и бабушки, называли меня сироткой или спрашивали, куда делись мои родители, а у меня от одних воспоминаний о них наворачивались слёзы и я начинала захлёбываться рыданиями. Такое мое поведение не ускользнуло от тренера, она всегда кричала на девочек, стоило им показать слабину. С возрастом я поняла, что меня она сильно жалела и выделяла среди других не только из-за моих природных данных, но и потому что понимала, что, если создатель где-то и дал мне больше, чем другим, плату за это выставил слишком высокую, забрав так рано маму. Девочки её ревновали ко мне, не понимая, что она пытается хотя бы каким-то образом компенсировать мне отсутствие родителей, при том, что именно тренер проводила со мной больше всего времени.

В один из тех дней, когда у меня всё валилось из рук, а элементы не получались, что вызывало во мне слёзы обиды, причём на саму себя, тренер, строго посмотрев на меня, попросила пройти с ней в тренерскую:

— Алёна, сядь.

Я села, испугавшись, не понимая до конца, что происходит.

— Ты одна из лучших моих учениц, но ты не умеешь себя контролировать. А дисциплина и самообладание — это то, без чего ты будешь хорошей гимнасткой, но великой не станешь никогда. Научись себя сдерживать, не нужно показывать другим свою слабость.

Эти слова так глубоко засели в моём сознании, что с того дня я если и плакала, то дома в подушку. Мне было мало сделать просто хорошо, я всё доводила до грани. Не только не показывала свои слёзы, окружающие даже эмоций моих не могли считать. По крайней мере, когда я этого не хотела. Выступая на соревнованиях, я заходила на спортивную арену, надевая на лицо маску, не позволяя увидеть свою радость или печаль. Просто-таки иллюстрация к зарисовке о суровых русских.

Через пару лет тренер шутя называла меня роботом, потому что я работала словно неодушевлённый бесчувственный агрегат, машина с несбиваемыми заводскими настройками, которые никто не был способен поменять. Это прозвище ко мне так прицепилось, что, желая обидеть, так ко мне обращались и товарищи по базе. Но какой-то извращённой части меня даже нравилось, когда я слышала ироничное: «Привет, Робот. Снова тренируешься с пяти утра, пока тут никого? Роби, нельзя так, ты машина, а мы всего лишь люди». Это уничижительное обращение, кличка, словно было единственной данью моим стараниям со стороны недоброжелателей.

Впрочем, спорту я отдавалась всецело не для того, чтобы получить чьё-либо одобрение. Я знала, что многие мои товарки по спортивному цеху работают в поте лица, чтобы услышать похвалу от родителей, которые с помощью детей реализуют свои амбиции, а отпрыскам это не нужно, они просто хотят любви. Нет, это было не моей историей.

Когда-то, будучи совсем крохой, я увидела трансляцию соревнований по спортивной гимнастике, зачарованная той силой и грацией, что исходила от юных спортсменок. Это заметила моя мама, именно она в пять лет привела меня в спортивную секцию, где и начался мой путь. Через несколько лет с ней случилась трагедия, о которой никто в нашей семье, состоящей из меня, моей родной сестры и бабушки, не хотел вспоминать, потому что для каждой из нас это было слишком болезненным. Моя бабушка очень мало интересовалась моими спортивными достижениями, не потому, что ей было это не важно, просто она не считала мою спортивную карьеру чем-то обязательным, необходимым, в отличие от меня, считающей, что на этом сошёлся свет клином.

Тренировки и соревнования были моей жизнью, не какой-то её частью, а полностью захватывали мою вселенную, оттесняя на второй план учёбу, семью, друзей. Большую часть времени я жила на базе, но бабушка очень скучала и переехала ближе ко мне, с позволения тренера иногда я оставалась у неё. Но почти всё своё время я посвящала себя спорту, и мой круг общения был крайне ограничен. Порой мне казалось, что я социопат, так как мне очень не хватало уединённости. На базе не было возможности скрыться, побыть наедине с собой, в одиночестве, а такому интроверту, как я, это было необходимо как воздух. Отрабатывая элементы, я не замечала людей вокруг, всё пропадало, сливаясь в одно пятно, лишь голос тренера, когда она выкрикивала свои правки, ругала или хвалила меня.

Ничто не приносило мне большего удовольствия, нежели изматывающие занятия спортом, боль в мышцах, солоноватый вкус на губах, когда пот катится градом от прилагаемых усилий, когда я в очередной раз сделала больше, чем, думала, способно совершить моё тело. Преодолевать себя из раза в раз было подобно наркотику, хотелось ещё и ещё. Я любила это состояние больше всего на свете. Чего греха таить, помимо этого я кормила своё эго раздававшимися после моего выступления аплодисментами и звучанием своего имени, когда зрители его выкрикивали с трибун и кидали мягкие игрушки, а золотую медаль на шею вешали под гимн страны, за которую я выступала.

Иногда мне казалось, что девочки, с которыми я делила тренировочный зал, кривили губы при виде моего упорства, граничащего с одержимостью. Да, я была странной даже для них, которые, казалось бы, должны лучше всех меня понимать. Но я их пугала, я видела это в их глазах, они считали меня чудачкой, которую ничто в жизни не интересовало кроме спортивных снарядов. А у меня в голове крутилась раз за разом одна и та же фраза: «Вижу цель — не вижу препятствий». А целью была золотая медаль Олимпийских игр. Да, я была фанатиком и не скрывала этого.

Впереди красным мигал запрещающий сигнал светофора. Я немного сбавила скорость, оглядываясь по сторонам и не видя в этот ранний час ни одной машины. Даже люди ещё спали. Секунды на светофоре медленно сменялись. Десять. Девять. Восемь. Я вновь оглядываюсь, солнце попадает в глаза, недовольно щурюсь. Семь. Шесть. Опять смотрю по сторонам. Никого.

Не сбавляя скорость, выезжаю на зебру, когда до появления зелёного человечка оставалась ещё пара секунд.

Мир вдруг резко переворачивается с ног на голову, не понимаю, что происходит. Слышу визг шин машины об асфальт, наблюдаю за тем, как мой лонгборд отлетает от меня, а я, ударяясь о капот машины, падаю на землю. Раздается раздирающий душу крик, и не могу осознать, что это я кричу. От дикой боли.

Утреннее солнце бликами расходится по закрытым векам. А я стону, не в состоянии что-либо сказать. Боюсь открыть глаза, боюсь увидеть то, что сейчас произошло. Ко мне кто-то подлетает. Слышу мат. Звонок в скорую и ещё куда-то.

Сквозь страх открываю глаза, чувствую боль в ноге. Это хорошо. Хорошо, что есть боль. Значит, ноги на месте. Сглатываю слюну, не чувствую рук человека, который сейчас нависает надо мной, что-то говорит мне, о чём-то спрашивает.

Слышу только бьющуюся в висках кровь. Моя щиколотка искривлена под странным углом, кость торчит, едва не разрывая кожу. Теряю сознание.

Спустя мгновения удаётся расслышать всегда так пугавшую меня сирену скорой помощи, почти возвращающую меня в сознание. Никогда не думала, что она будет по мою душу.

Меня ощупывают и осматривают врачи, я же нахожусь где-то в пограничном состоянии, слышу шум вокруг меня, но не могу пошевелиться или что-то произнести.

— В какую больницу вы её отвезёте? — спрашивает взволнованный мужской голос.

— Травматология на проспекте Калинина, — скупо делится информацией баритон.