Царица Синдов

Лилия Орланд, 2020

Она спасла раненого правителя и влюбилась в него. Он принял любовь той, кому обязан жизнью, и сделал её женой. Но настоящие ли это чувства? Что если однажды правителю придётся убить любовь, чтобы стать царём объединённых земель…

Глава 7. Синдская Гавань

Как только меоты скрылись из виду, Гекатей придержал коня и сбавил шаг. Сопровождавший его отряд следовал чуть поодаль, не нарушая уединения чужака. Синд и чувствовал себя чужаком среди этих шумных и крикливых варваров. И тем желаннее ему казалась спокойная, цивилизованная жизнь в Синдской Гавани. Впрочем, выделенный Багосом отряд проводит Гекатея только до ворот города, а затем меотские воины вернутся в свою степь. Незачем горожанам видеть своего архонта в сопровождении варваров. После разговоров не оберёшься.

На миг Гекатей замер, вспомнив о Тиргатао.

Хороша была меотиянка.

Но как же он так неосмотрительно пообещал взять в жёны дочь вождя? Это там, в степи, она казалась дикой богиней-воительницей, сошедшей с Олимпа, чтобы спасти его, израненного стрелами кочевников. А будет ли уместна Тиргатао в устроенном на эллинский манер обществе? Не опозорит ли его?

Гекатей вспомнил, как вгрызалась Тиргатао белыми зубами в мясо кролика, как вытерла губы о предплечье, засмеялась, отвечая словам провидицы, и усомнился.

Такой ли должна быть супруга архонта?

Задумался Гекатей, и вовсе не бывший друг и первый соратник, предавший его, был причиной тех тяжёлых дум.

Вдалеке показались белые стены и колонны храмов Синдской Гавани. И архонт воспрянул духом. Он станет разбираться с трудностями по мере их поступления. А о прекрасной меотиянке и о том, что с ней делать, подумает после, когда вновь займёт кресло правителя.

Гекатей остановил жеребца на границе вспаханных земель, именуемых эллинами хорой, и повернулся к сопровождающим его воинам.

— Оставайтесь здесь. Как увидите, что я прошёл в городские ворота, возвращайтесь домой.

И не дожидаясь ответа, сдавил бока коня пятками грубых варварских сапог, направляя животное к Синдской Гавани. Воины молча смотрели вслед чужаку, если они и не были согласны с его приказом, об этом никто не узнал.

Гекатей ехал по широкой пыльной дороге, оставленной для прохода телег с урожаем меж двумя возделанными участками земли. По левую руку от синда колосилась пшеница, по правую — овёс. За полями там и сям были раскиданы редкие усадьбы, где жили земледельцы и их рабы. Каждый дом окружал фруктовый сад, поодаль располагались виноградники. Правда, привозимое из-за моря вино было намного ароматнее и слаще местного.

Там было больше солнца, потому что сам Гелиос рассекал небосклон на своей золотой колеснице. А до Синдики олимпийским богам мало дела. Здесь большую силу имели неприветливые исконные боги, которым поклонялись варвары. Эти боги не чтили хмельных напитков, жестоко карая за непослушание.

Эллинские переселенцы, корабли которых остановились в синдской бухте века назад, привезли с собой статуэтки и изображения некоторых богов, а также огонь родного очага. Ещё остродонные амфоры с оливковым маслом и вином.

Местное синдское население радушно приняло пришельцев из-за моря. Несколько месяцев они дружно трудились бок о бок, выстраивая дома и храмы нового города. Но первые же дионисийские безумия, устроенные эллинами, вызвали раскол в обществе.

Синды, как истинные варвары, не сумели понять и оценить необходимость поклонения хмельному богу и предложили грекам выбор: или забыть о дионисиях, или искать другие, более гостеприимные берега. Так и повелось в Синдской Гавани, что виноградную лозу земледельцы выращивали, изготавливали из ягод вино, а наливая в кувшин, разбавляли водой. Одна часть вина и две части воды. Благо вода здесь чистая, родниковая, не чета той, что на киммерийском берегу.

Гекатей рассматривал наливающиеся спелостью яблоки и размышлял о том, что хора^[10] сегодня выглядит странной. То ли от того, что он несколько дней провёл в степи и уже отвык от цивилизации, то ли…

А где люди?

Вокруг, насколько хватало взгляда, не было ни души. Куда все подевались? Неужели архонт пропустил набег кочевников или боспорского войска? Но тогда почему поля целы? Где тела и дым пожарищ? А если не было набега, куда могли исчезнуть сотни людей, не оставив следа?

Решив расспросить стражу, Гекатей направился к городским воротам. Но воины повели себя крайне странно. Узнав правителя, они сначала отдали ему честь, а затем, переглянувшись расширившимися от ужаса глазами, вдруг бросились бежать.

Гекатей спешился у ворот и хлопнул коня по крупу. Тот быстрым галопом понёсся к ожидавшим за пределами хоры меотам.

Входить в город было почему-то боязно. Странное отсутствие людей, странное поведение стражников. Всё это было так не похоже на привычную ему Синдскую Гавань. Поэтому Гекатею пришлось сделать над собой волевое усилие, чтобы шагнуть под надвратной аркой.

В городе тоже было пусто.

Точнее улицы были безлюдны, но собаки, кошки и даже забытая хозяевами свинья продолжали заниматься своими делами. Гекатей решил двигаться напрямую к дворцу архонта, примыкавшему к агоре^[11].

Обогнув несколько кварталов, он вышел на центральную улицу.

Синдская Гавань не застраивалась хаотично, как стихийно возникавшие в древности полисы, которые соединяли в себе несколько укреплённых посёлков. Этот город строился по тщательно продуманному плану, улицы пересекались между собой строго под прямыми углами. На высоком берегу Понта Эвксинского была устроена агора, и самым большим строением на ней возвышался храм Посейдону, глядевший вдаль морских вод. Другие храмы быль чуть меньше, ибо и боги другие находились дальше и не могли одной высокой волной смыть полис с лица земли.

На агоре стояли красивые мраморные статуи и стелы, на которых высекались важнейшие события в жизни города.

Синдская Гавань была прекрасна, и каждый гражданин искренне гордился ею. Но сейчас Гекатею было не до любования городом, который казался вымершим. Наконец синд услышал монотонный гул, доносившийся со стороны агоры. Он тотчас же прибавил шаг, желая скорей приблизиться к разгадке.

Площадь была полна людей.

Все собравшиеся пели дружественную песнь, провожая какого-то знатного горожанина в загробный мир. От тихих вопросов Гекатея люди отмахивались, продолжая петь. Поэтому выяснить, кого хоронят, не удалось. Пробираясь к центру агоры, архонт видел, что многие плакали, значит, умерший был любим народом.

Костёр ещё не зажгли, худенький юноша замер поодаль, держа в руке факел. У гроба, прощаясь, стоял Совет в полном составе и жрецы всех почитаемых в Синдской Гавани культов.

Но если все они здесь, тогда кто умер?

Гекатей продвинулся ещё ближе к центру, пытаясь разглядеть лицо лежавшего в деревянном саркофаге человека. Это было весьма непросто. Лоб и волосы умершего закрывал широкий венок из золотой фольги, на веках лежали крупные золотые монеты — плата перевозчику Харону, без неё душа не попадёт в загробный мир. Одежды богатые, Гекатей и сам носил такие.

Размышляя о том, кто же лежит в гробу, архонт пропустил окончание пения и начало прощальной речи.

Очнулся он, услышав голос.

Голос того, кому так слепо верил, на кого полагался много лет, и благодаря кому едва не лишился жизни несколько дней назад.

— Наша потеря невосполнима, — вещал Хилэш, он всегда умел удерживать внимание толпы, искусно модулируя голосом. — Наш архонт Гекатей покинул нас так рано…

Что?!

Гекатей, усиленно работая локтями и уже не обращая внимания на возмущения и ругань, пробирался к своему врагу. Уже подбираясь к первым рядам, он увидел, что Хилэш дал знак юноше, державшему факел. Ещё один мощный рывок, и Гекатей буквально вывалился из толпы на нагретые солнцем камни агоры.

Увидев, что факельщик тянется к гробу, он закричал:

— Стой!

Приказ был адресован юноше, но от оглушающего крика замерли все, кто был на площади.

Гекатей встретился глазами с Хилэшем, несколько мгновений они, не отрываясь, смотрели друг на друга.

Над площадью повисла оглушающая тишина. Выпавший из рук дрожащего юноши факел, деревянным остовом гулко ударился о камни и покатился к погребальному сооружению. Сотни глаз, до этого сошедшиеся на воскресшем архонте, переместились на факел, прослеживая его путь. Сухое дерево почти сразу занялось. Вверх воскурился лёгкий дымок, предупреждая богов о скорой жертве.

Гекатей вскочил и, совершив ещё один рывок, достойный олимпийского атлета, бросился к погребальному костру. Сбить пламя было уже невозможно. Но желая во что бы то ни стало узнать, кто лежит вместо него в саркофаге, архонт скинул его с горящего постамента.

По толпе пронеслось дружное: «Ах!», когда из перевернувшегося в полёте гроба посыпались монеты и драгоценности, которые друзья умершего отправили с ним в последний путь. Сам саркофаг раскололся, ударившись о камни, и накрыл тело. Несколько мгновений ничего не происходило. А затем бесформенная куча щепок начала приподниматься, словно внутри надувался воздушный шар.

Приподнялась на несколько ладоней от земли и… лопнула.

Из-под вороха тряпок, когда-то бывших дорогой одеждой правителя выглянула острая крысиная мордочка и спряталась обратно. Гекатей поднял потухший факел и уже хотел поворошить месиво тканей, дерева и украшений, как вдруг из-под него брызнули крысы. Десятки, а может быть, и целая сотня крыс.

В толпе завизжали, передние ряды толкали задние, началась давка. То здесь то там раздавались крики боли очередного растоптанного бедолаги. Всё смешалось. И лишь погребальный костёр весело потрескивал посреди площади, превратившейся в аллегорию исступленного безумия…

До самой ночи, что в это время года бывает особенно тёмной, лекари и их помощники оказывали помощь раненым.

К счастью, никто не погиб, но у горожан было множество переломов, ушибов, порезов глубоких и не очень, ссадин, а также много порванной и испорченной одежды и пострадавшего достоинства.

Счетоводы подсчитывали ущерб.

Тайная стража искала сгинувшего без следа Хилэша.

А Гекатей наконец искупался в чане с горячей водой и переоделся в свои привычные одежды из хороших тканей. Он возлёг на клине^[12], оперся локтем о подушку и смотрел, как рабыни несут трёхногий столик, уставленный кушаньями. Издалека учуял аромат куропаток, жаренных в меду с острым перцем. И возликовал. Челядь радовалась возвращению господина, повара расстарались, готовя его любимые блюда, рабыни, не дожидаясь приказа, принесли ужин, налили вина и разбавили водой из амфоры, расписанной чёрными фигурами людей и животных.

Гекатей сделал несколько глотков прохладного вина, дышавшего солнечным теплом далёкой Эллады, и почувствовал, что наконец-то вернулся домой.

Примечания

10

Хора — территория, использовавшаяся жителями античного полиса для занятия сельским хозяйством. Являлась структурной частью большинства античных полисов.

11

Агора — рыночная площадь в древнегреческих полисах, являвшаяся местом общегражданских собраний.

12

Клине — застольное ложе на высоких ножках, с невысоким изголовьем, украшенным скульптурными изображениями. Клине покрывали тюфяками, коврами, покрывалами с пестрыми узорами и подушками. Во время еды люди возлежали на клине, поставленных вокруг низкого стола прямоугольной и круглой формы; столы были переносные. Когда столик был не нужен, его задвигали под клине.