Царица Синдов

Лилия Орланд, 2020

Она спасла раненого правителя и влюбилась в него. Он принял любовь той, кому обязан жизнью, и сделал её женой. Но настоящие ли это чувства? Что если однажды правителю придётся убить любовь, чтобы стать царём объединённых земель…

Глава 3. Пророчество

Старуха оказалась настоящей выдумщицей и мастерицей.

Нарезав длинных дубовых и тополиных ветвей, женщины связали их ивовыми прутьями и соорудили волокушу. Подстелив под раненого свой плащ и на нём с помощью Тиргатао и Арры затащив мужчину на передвижное ложе, ведьма прикрепила ветки к седлу Гунна и в своей обычной манере скомандовала следовать за ней. Сама же споро потопала по берегу, почти не опираясь на клюку.

Меотиянка даже опешила от такой наглости. С языка готовились сорваться бранные слова, а рука сжималась на рукояти акинака. Но почему-то Тиргатао снова подавила свой гнев и последовала за странной компанией, оставлявшей в густой траве длинную проплешину.

Шли они недолго, солнце ещё совсем не успело сдвинуться на небосклоне.

Избушка пряталась в камышах.

С одной стороны её скрывал от посторонних глаз высокий обрывистый берег, а с другой — широкая гладь Антикитеса. Чтобы во время весенних паводков и осенних дождей избушку не затапливало, она была расположена на высоких деревянных сваях, напоминающих куриные ноги.

«Вот уж страшилище», — хмыкнула про себя девушка.

Тиргатао никогда бы не призналась, но в присутствии старухи она начинала робеть. Уже не чувствовала себя дочерью всесильного вождя и даже животным своим лишний раз стеснялась что-то велеть, не дождавшись приказания ведьмы, чем та бессовестно пользовалась, командуя всеми тремя. Впрочем, меотиянка никогда бы в этой слабости не созналась, даже самой себе. Тиргатао расседлала Гунна и отправила его отдохнуть и попастись, решив напоить позже, перед уходом.

— Ночевать будете снаружи, — сообщила старуха, поднимаясь по сколоченной из кривых сучков лестнице.

Что?

А с чего она вообще решила, что они останутся здесь ночевать? Нашли для эллина добрые руки, теперь можно и домой вернуться.

Мысли Тиргатао прервал сам предмет её раздумий. Мужчина застонал и открыл глаза.

Старуха мгновенно оказалась рядом с ним, трогая лоб, оттягивая веки и проверяя дёсны.

— Принеси воды, — кивнула она на керамический горшок со сколотым краем.

Девушка молча пошла к реке. В поисках удобного подхода к воде она немного прошлась по берегу. Арра радостно скакала рядом, не ведая о тяжёлых мыслях хозяйки.

Тиргатао почему-то казалось, что так просто старуха её не отпустит.

А если она, и правда, ведьма? Что она сделает? Превратит девушку в лягушку? Чтобы квакала она в ожидании сильного, храброго и прекрасного ликом вождя одного из меотских племён, который спасёт горемычную из клюва большой белой цапли, поцелует в алые губы, вернёт красавице прежний облик и сделает своей женой?

Так это же сказки.

Ей Псатия в детстве столько их порассказала, чтобы припугнуть слишком уверенное в своих силах дитя. В степных речках и озерцах живут водные духи, они хватают за ноги детей и тянут их на дно. В высокой траве живут духи трав, они путают, заставляя сбиться с пути и блуждать до смерти в поисках дома. И прочие глупости, верить которым Тиргатао перестала много вёсен назад. Поэтому сейчас не могла объяснить свой, не то что бы страх, скорее, опасение перед старухой.

Девушка набрала полный горшок и плеснула в лицо водой. Вот ещё! Она здесь по своей воле и уйдёт, когда захочет. Подбодрив себя такими мыслями, она отправилась в обратный путь.

Тихая поступь охотницы позволила подойти к избушке незамеченной, даже сухой камыш не трещал под ногами. Арру важные собачьи дела задержали на берегу, и Тиргатао была одна. Услышав монотонное бормотание, она осторожно выглянула из-за кустов.

Все волоски на коже девушки встали дыбом.

Старуха, скрестив ноги, сидела подле обнажённого по пояс эллина. Прикрыв глаза, она держала руку на освобождённой от повязки ране, раскачивалась и напевала что-то то замедляющимся, то убыстряющимся речитативом.

— Ну что смотришь? Неси воду! — она, не открывая глаз, прервала песнь лишь на мгновение и снова вернулась к своему ведовству.

Тиргатао на мягких, подкашивающихся ногах подошла ближе и поставила котелок рядом с ведьмой. Та, по-прежнему не открывая глаз, обмакнула пальцы свободной руки в воду и начала рисовать какие-то символы на груди и животе мужчины.

Меотиянка замерла, будто что-то неведомое и невидимое стреножило её, не давая уйти, хотя от ужаса замирало дыхание. Она, и правда, ведьма и прямо на глазах Тиргатао сейчас творит свою тёмную волшбу.

А может, не такую уж и тёмную.

Вон незнакомец и задышал ровнее, и нездоровая бледность сменилась лёгким загаром. Рана на боку медленно затягивалась, пока не исчезла вовсе, остался лишь некрасивый шрам, которому, казалось, уже не менее года.

Старуха после волшбы выглядела намного хуже раненого, будто приняла на себя его мучения. Она была бледна и часто дышала.

— Воды дай, — прохрипела тихо.

Тиргатао подняла перевёрнутый горшок и помчалась назад к реке. Когда она вернулась, ведьма выглядела уже лучше, по крайней мере, сумела отдышаться и глаза снова сверкали. Она сидела на ступеньке сучковатой лестницы и хмуро смотрела на девушку. Протянутую воду взяла и пила долго, пока не осушила горшок почти полностью.

Затем подняла недобрый взгляд на меотиянку:

— Мы с тобой сделали свой выбор. Вернее, у меня его не было, я должна помогать всем, кто нуждается в помощи. А вот ты… Ты идёшь навстречу своей судьбе. Хочешь узнать, какой она будет?

— Нет, — Тиргатао покачала головой.

— А я всё же тебе расскажу. Дорога твоя будет прямой, и никуда теперь с неё не свернуть, даже не пытайся, — она засмеялась хриплым каркающим смехом.

Тиргатао медленно отступала назад, пока не уперлась в ствол ивы. Она стояла, окружённая этим смехом и словами:

— И будет кровь, и будет смерть, много смертей, и всё зло учинишь ты!

Внезапно ведьма замолчала и сникла. Сейчас она выглядела такой измученной и несчастной, что Тиргатао стало её даже немного жаль. Когда пришла жалость, исчез страх. Она нашла в траве клюку и подала старухе. Та удивлённо взглянула на девушку.

— Я не верю в твои предсказания, ведьма, человек сам вершит свою судьбу.

— Как зовут тебя, наивное дитя?

— Тиргатао.

— Ты будешь царицей, Тиргатао, ты убьёшь многих людей, и ты уже не сможешь уйти от своей судьбы.

Тяжело опираясь на клюку, старуха поднялась по ступенькам и скрылась в избушке на курьих ножках.

Ну будет и будет, а не будет, значит, не будет. Меотиянка пожала плечами, к пророчеству она отнеслась весьма спокойно, как и к самой ведьме, которая теперь не вызывала у неё страха. Она стянула с ветки дерева сушившееся одеяло и накрыла им эллина, спящего крепким здоровым сном.

— Гунн, как насчёт искупаться? — весело позвала она.

Настроение поднималось наперекор пророчеству, которое Тиргатао постановила себе забыть как можно скорее. Жеребец показался из-за высокой травы, на ходу дожёвывая сочный пучок шалфея. Предложение пришлось по нраву обоим друзьям девушки, и они вдосталь накупались в прохладных и чистых водах Антикитеса. Заодно Тиргатао насобирала для костра сухого плавника, выброшенного течением на берег.

Девушка уже решила, что останется здесь, пока раненый не сможет продолжать путь. И это было её, Тиргатао, собственное решение, слова ведьмы тут не имели никакого значения. Меотиянку старуха больше не страшила, её захватило желание спасти раненого эллина и вернуть его домой. Когда-то в далёком детстве Тиргатао нашла в траве оленёнка, потерявшегося в высокой траве.

Сейчас ею двигали почти те же побуждения.

Отец и Псатия, она была уверена, не будут волноваться о её судьбе, зная, что она осторожна в пути и всегда возвращается домой, а если не сможет, то пришлёт кого-то из друзей. Таков был уговор с отцом, когда он, наконец-то признав её совершеннолетней, стал отпускать на охоту в степь.

К тому же, когда Багос узнает важную причину, которая задержала его дочь, то наверняка позволит купить знаменитый критский лук из рогов горного козла — её давнюю мечту. Для Тиргатао спасение человека из дружественного меотам народа эллинов виделось именно такой причиной. И она уже представляла, как возьмёт в руки тяжёлый лук, натянет тетиву из сухожилий молодого бычка.

Хорошо бы купеческий караван успел приехать до праздника Середины лета, чтобы она могла утереть носы всем охотникам Городища.

Исполненная предвкушения и надежд о почти сбывшихся мечтах Тиргатао возвращалась к избушке на курьих ножках.

И как можно жить в таком страшилище?

Проверив спящего мужчину и напоив его свежей водой, Тиргатао принялась за обустройство временного лагеря. Чуть поодаль она определила место для будущего костра, свалив туда сухие ветки. Достав из схрона, сооружённого в тени раскидистой ивы, седельные сумки, отнесла к реке добытые утром тушки и принялась за разделку дичи, а то ещё, не приведи Охотница, сопреет под таким солнцем.

Гунн вернулся к созерцанию зелёных зарослей, а вот Арра стремилась всячески помогать юной хозяйке: то отряхнётся поблизости, забрызгав водой и добытчицу, и добычу, то кусок зайца попытается ухватить из-под руки.

Тиргатао терпеливо относилась к её баловству, это ведь собака, она как дитё неразумное, у неё только игры на уме. Выделив любимице её долю добычи, Тиргатао достала мешочек с солью, смешанной с сухими ароматными травами, которые впрок заготавливала Псатия. Тщательно натёрла солью зайцев и дрофу, облепила тушки глиной, которой на берегу было вдосталь, и оставила подсыхать в тени. А сама наконец занялась костром.