Лунный свет и дочь охотника за жемчугом

Лиззи Поук, 2022

Жемчужина – это песнь сирены в форме камня, посылающая людей на такие расстояния, на которые они и не мечтали отправиться. 1886 г. Западная Австралия. Семейство Брайтвелл, приплыв из Англии, обосновывается в новом доме в Австралии. Десятилетняя Элиза мало что знает о том, что ждет их на этих берегах, где жемчужные раковины порой достигают размеров суповых тарелок и где за экзотической красотой повсюду скрывается опасность. Отец обещал, что именно жемчуг обеспечит им состояние. Десять лет спустя Чарльз Брайтвелл, ныне самый удачливый охотник за жемчугом в заливе, исчезает со своего корабля в открытом море. В городе ходят слухи о мятеже и убийстве. Упрямая Элиза отказывается верить, что ее неординарный отец мертв, и жаждет выяснить, что с ним случилось на самом деле. В поисках правды Элиза обнаруживает, что за красивым фасадом индустрии по добыче жемчуга скрывается много темных и грязных секретов. Элиза вскоре узнает, что правда может стоить дороже жемчуга, и она должна решить, сколько готова заплатить и сколько опасностей преодолеть, чтобы найти ее…

Глава 3

1896

— Нет, крови не заметили. Мы обыскали весь корабль. — Томас прячет глаза.

Остальная команда покидает люггер, проходя мимо них в сторону города. Их рубахи заляпаны устричными потрохами, а кожа обожжена и высушена солнцем.

Она чувствует, что сердце сбивается с ритма. Пульс стучит где-то в горле.

— Как так получилось, что вы не видели, что произошло? Когда он пропал? — Элиза с силой дергает брата за руку. Он отталкивает ее и заламывает поля своей шляпы.

— Элиза, никто не видел, что произошло, — шипит он. — В том-то и дело. Он просто… исчез вчера. — Чайка, спикировав им под ноги, хватает куски рыбы. Томас пинает ее и, склоняя голову, шагает вперёд.

— Ты говорил с командой? — с тревогой в голосе спрашивает она, семеня за ним. — Кто-нибудь должен был что-то заметить. Он не мог просто исчезнуть. Ты же не думаешь, что кто-то из них…

Он с шумом выдыхает.

— Элиза, разумеется, я с ними разговаривал. Ты за кого меня принимаешь? Я расспросил их всех, обшарил палубу, спустил на воду чёртову шлюпку. Я искал его несколько часов, даже на ближайший остров завернули. Только потом взяли курс на Баннин. Теперь это дело констеблей.

Ее как будто сбросили с утеса. В легких не осталось воздуха.

— М-мы должны ещё раз с ними поговорить, — заикаясь, мямлит она. — Они бы не сделали такого. Должно быть, что-то случилось. Томас. Они могли что-то видеть. — Она нервно оглядывает пристань. — А где Баларри?

— Отец ещё раньше отправил его на шхуне, с нами его не было. — Томас ускоряет шаг.

— Тогда давай соберём остальных. — От необходимости немедленно действовать ее бросает в жар. Язык еле ворочается во рту. — Томас!

Они подходят к «Кингфиш», словно улей гудящий мужскими разговорами. Земля усеяна битым стеклом, а мужчины с остекленевшими глазами стоят, облокотившись о перила веранды. Команда должна быть внутри, каждый ищет успокоения нервов на дне кружки. Они прямо сейчас могут войти и поговорить с людьми ещё раз, расспросить, не видели ли те что-нибудь.

— Я уже спрашивал их. — Томас даже не смотрит на бар. — Это будет пустой тратой времени и, по правде говоря, оскорбительно, учитывая, через что им пришлось пройти. Лучше я займусь камнями. На рассвете мне нужно отогнать «Скворца» в Коссак. — Он поднял голову и посмотрел на набегающие тучи. — Или даже раньше, если погода не изменится к лучшему.

От его слов Элиза чувствует, будто ее ударили в грудь. Она застывает посреди дороги.

— Но… ты же только что вернулся. Ты не можешь уехать, пока отец…

Его глаза вспыхивают злым блеском.

— Если я не уеду, флотилии вообще не будет, и мы с тобой останемся ни с чем. — Понизив голос, он продолжает: — Нам надо с долгами рассчитаться. Поэтому я должен уехать. Я никому не могу здесь доверять.

— С какими долгами? О чем это ты? — У неё в ушах будто звонит колокол.

— Я должен встретиться с покупателями, — говорит Томас. — Если они сорвутся, конец всему. — На звук его голоса пьянчуги начинают оборачиваться, глядя осоловелыми глазами. — Нас задавят другие торговцы жемчугом, если мы не сможем удержать флотилию на плаву — пощады не жди, точно тебе говорю. К тому же ты знаешь, как быстро расползаются слухи. — Махнув рукой, чтобы отогнать мошкару, он наклоняется ближе. — Кое-кто в Коссаке может что-то знать о команде. — Он оглядывается, проверяя, не следит ли кто за ними. — Многие на сезон дождей снимают там жильё. Возможно, кто-то из них планировал… что-то. По пути следования будут остановки, так что я поспрашиваю и там. Сейчас это разумнее всего, уверяю тебя.

— Томас, ты не можешь уехать. Что за вздор! Пожалуйста. — Горло перехватывает паника.

— Элиза, да возьми себя в руки! — В его голосе слышится язвительность. — Отец от меня именно этого и ожидает, и это лучшее, что мы сейчас можем сделать, ты же знаешь. — Она слышит заминку, несмотря на резкий тон его голоса. Должно быть, он тоже паникует. — Здесь останутся люди, у которых гораздо больше возможностей выяснить, что произошло. Я послал кое-кого к Паркеру, предупредить. А пока должен спасать флотилию. Не хочу, чтобы наша семья потеряла остальное. — Глядя ей в глаза, он предлагает: — Пойдем со мной в бунгало, соберём для меня провизию. И если ещё не пропадёт желание, завтра утром ты сможешь поговорить с командой. Ночью они выспятся и возможно, вспомнят ещё какие-то детали.

Сама мысль о том, что придётся ждать, вызывает у неё отвращение, она не сможет заснуть — особенно когда ее отец неизвестно где. Она задумалась обо всех тех, кто нашёл свой последний приют на дне моря, о тех, кого настигла кессонная болезнь, и о тех, кому перерезали глотки в полуночных разборках. Ей хочется сбежать, чтобы долбиться в каждую дверь в этом городе. Но она опускает голову и плетётся за братом по пыльным улицам.

* * *

Той ночью, чтобы заставить своё тело впасть в оцепенение, похожее на сон, она до капли осушает всё виски, найденное в бунгало. Когда пьянеет, ее лихорадит, а кожа покрывается пятнами. Ей снится отец.

— А ну-ка, Элиза, — окликает он. Его голос обволакивает, как дым сигары. — Найди для меня три разных насекомых на этом кусте. — Даже в полудреме она испытывает детский азарт, представляя, как растирает между пальцев блестящие листья. — Найди мне жужелицу, и мы рассмотрим ее под лупой. Полюбуемся, как ее панцирь переливается, словно море.

Ещё ей снится пароход. Отец называл этот долгий дрейф из Англии в Австралию Большим приключением. Она никогда не видела ничего похожего на этот корабль. Украшенные арабским орнаментом столбы в обеденном зале. Фарфоровая посуда с белыми и золотыми птицами. Как каждый вечер, стоя у подножия лестницы, она любовалась спускающимися в вечерних нарядах людьми. Отец с Виллемом днями напролёт планировали жизнь в Баннин-Бей. А ночью Элиза вместе с ними поднималась на верхнюю палубу, чтобы посмотреть, как плывут по бескрайнему звездному небу Южный Крест и Арго.

— Если бы меня унесло в океан, ты бы стал меня искать? — спрашивала она у отца.

— Я бы все сделал ради тебя. — Облокотившись о перила, он пристально посмотрел на неё. — Но сначала ты должна прислать мне бутылку.

— Бутылку?

— Послание в бутылке. — Он надул щеки и изобразил бульканье, заставив ее захихикать. — Знаешь, — сказал он, — давным-давно королева Елизавета учредила весьма важную должность. Она называлась «Откупорщик океанских бутылок»^[10]. — Она улыбнулась в темноту. — Мореплаватели и шпионы клали записки в бутылки, бросали в океан, чтобы потом бутылку прибило к берегу или подобрало проходящее мимо судно. И во всей стране только одному человеку, королевскому Откупорщику океанских бутылок, разрешено было их открывать из-за мрачных тайн, которые в них хранились.

— А что, если их откроет кто-нибудь другой?

Отец медленно провёл пальцем по горлу и высунул язык.

Она резко просыпается, как от толчка, руки подрагивают в нетерпении. Голова гудит от выпитого накануне виски. Элиза бросает взгляд на ставни: солнце уже над горизонтом, подглядывает одним глазком. Она спускает ноги с кровати. Пора поговорить с командой.

Пока собирается, духота потихоньку пробирается через ламели. Она заполняет все вокруг, как вода ванную, когда Элиза уже одета. В бунгало царит странная тишина. Наверное, Томас до сих пор спит. Но когда обошла все комнаты в доме и обнаружила, что его нет, плечи ее поникли. По-видимому, он ушёл ещё затемно, опасаясь, что с рассветом поднимется шторм.

Она собирается выходить, но в этот момент взгляд ее притягивает что-то, блеснувшее на комоде. Подойдя ближе, Элиза обнаруживает отцовскую золотую перьевую ручку.

«Странно, — думает она. — Он всегда носит ее с собой».

Но едва протягивает к ней руку, раздается громкий стук в дверь. Нахмурившись, Элиза замирает. Кто это может быть в такую рань? Гостей она не ждала. Она открывает дверь, на пороге стоит пожилая вдова. Одной рукой та держится за дверной косяк, а другую прижимает к вздымающейся как у новорожденного птенца груди. Рядом с ней трость, чтобы поддерживать вес ее разбитых подагрой костей.

— Миссис Рисли, — произносит Элиза.

О старой вдове в городе часто шептались. Поводом было ее странное поведение. Ее часто можно было встретить гуляющей поздней ночью, когда луна освещает подернутые дымкой эвкалипты, а кроме стука трости по рассохшимся деревянным ступеням не слышно ни звука. Рукоять в форме головы лошади ярко блестела в лунном свете.

— Что случилось? — спрашивает Элиза.

— Это Баларри, — выдыхает миссис Рисли. — Я только что услышала, что его арестовали за убийство твоего отца.

Примечания

10

В Англии с 1590 года и до конца XVIII века существовал закон: тот, кто, выловив в море или найдя на берегу запечатанную бутылку, разобьет ее — будет казнен. Для чтения таких посланий была специальная должность — откупорщик океанских бутылок.