Лунный свет и дочь охотника за жемчугом

Лиззи Поук, 2022

Жемчужина – это песнь сирены в форме камня, посылающая людей на такие расстояния, на которые они и не мечтали отправиться. 1886 г. Западная Австралия. Семейство Брайтвелл, приплыв из Англии, обосновывается в новом доме в Австралии. Десятилетняя Элиза мало что знает о том, что ждет их на этих берегах, где жемчужные раковины порой достигают размеров суповых тарелок и где за экзотической красотой повсюду скрывается опасность. Отец обещал, что именно жемчуг обеспечит им состояние. Десять лет спустя Чарльз Брайтвелл, ныне самый удачливый охотник за жемчугом в заливе, исчезает со своего корабля в открытом море. В городе ходят слухи о мятеже и убийстве. Упрямая Элиза отказывается верить, что ее неординарный отец мертв, и жаждет выяснить, что с ним случилось на самом деле. В поисках правды Элиза обнаруживает, что за красивым фасадом индустрии по добыче жемчуга скрывается много темных и грязных секретов. Элиза вскоре узнает, что правда может стоить дороже жемчуга, и она должна решить, сколько готова заплатить и сколько опасностей преодолеть, чтобы найти ее…

Глава 7

Миссия в Баннине создаёт впечатление на редкость запущенного места: скопление вросших в землю полуразрушенных соломенных хижин. Так называемая церковь стоит на трухлявых, прогнивших пнях. Земля вокруг неё твёрдая, как старая задубевшая шкура. Деревья, росшие здесь, неумело выкорчеваны, чтобы освободить место для того, что однажды может стать английским садом. Рядом недостроенное здание школы, странно напоминающее городскую тюрьму, а на веранде ветер полощет пару белых штанов и рубашку. Элиза, прищурившись, внимательно вглядывается. Ей кажется, что это похоже на призраков, если бы она верила в них.

— Элиза, голубушка! — Широко раскинув руки, словно сгоняя заблудившееся стадо, отец Эрнест Маквей выбегает ей навстречу. Борода у него припорошена пылью, а ряса волочится по земле. Он берет ее за руки и заглядывает в глаза. — Я слышал о вашем отце, Элиза. Мне очень жаль. То, что случилось, — ужасно, просто ужасно. Особенно после того, что произошло с вашей матерью и, ну… — Голос его постепенно затихает. — Чарльз заходил перед отплытием флотилии, — продолжает он. — Мы довольно долго обсуждали команду. Конечно, он помогал финансировать строительство коттеджей. Все-таки все хотят держать своих работников рядом. Ах, как жестоко, что Баларри оказался в тюрьме!

Она вкратце рассказала о том, что тот сбежал, и о намерении Паркера разыскать его. Он удивленно приподнимает брови.

— Зайдите-ка лучше внутрь.

Элиза знает, что многие в Баннине считают священника посмешищем. Они поднимают на смех саму мысль о том, что старый шотландец сгоняет в церковь аборигенов, пытается учить их псалмам, облачать их смущающую наготу в европейские одежды.

— Он фантазёр! — кричали торговцы жемчугом, сидя на своих скрипучих шезлонгах. — Чокнутый, который возится с дикарями.

Но Элиза всегда видела в этом человеке только доброту. Даже те, кого он пытался обучать, потешались над ним, хотя формально он приехал сюда, чтобы спасти их души. Но он был таким человеком, который ничего не брал для себя — ни их земли, ни воды, ни женщин, а вознамеривался только отдавать: кров, еду, заботу, веру. Хотели они того или нет.

Он провожает ее в засиженную мухами церковь, где после слепящего солнца тускло, как в холодном тумане. Внутри на удивление чисто. По центру — скамьи из плавника. На простом пюпитре лежит Библия в заплесневелой обложке из телячьей кожи. В темном углу прислонены стойки для крикета, возле них брошен запылённый темно-красный мяч.

— Пойдите сюда. Давайте присядем ненадолго. — Они устраиваются в передней части церкви, куда сквозь жалюзи на окнах просачивается скудный солнечный свет. Что-то есть в тихом голосе мужчины, что успокаивает Элизу. Святой отец — единственная добрая душа, проявивший настоящую заботу об отце. Все остальные в городе, в том числе и ее брат, с таким упрямством торгующий в Коссаке, продолжают жить обычной жизнью, в то время как ее собственную жизнь швырнули об стену, разбив вдребезги.

— И как справляется ваш брат? — спрашивает Маквей.

— Он отплыл в Коссак по делам.

Немного помолчав, Маквей складывает пальцы домиком.

— Я думаю, в том, что он отстранился от этой трагической ситуации, нет ничего такого ужасного, — произносит он задумчиво. — И мы ведь знаем, как он переживает.

Она старается не вспоминать, как однажды еле живого Томаса вытащили из борделя на Шеба-лейн. А сколько раз она просыпалась и обнаруживала, что он валяется на веранде с засохшей на шее рвотой, а вокруг с удовольствием кружат москиты!

Сейчас она вновь переключает внимание на этот разговор. Нельзя терять времени, поэтому Элиза сразу переходит к своей просьбе.

— Я думаю, про исчезновение моего отца многое не договаривают, — произносит она, а затем прикусывает язык. Может, он, как Паркер, посмеётся над ней? Но священник молчит, только хмурится, и она продолжает: — Я не верю в то, что он мёртв. Не знаю почему, вернее, пока не могу объяснить, но если смогу выяснить, что произошло, если смогу найти его, тогда, наверное, и Паркер свернёт розыск Баларри.

Маквей ничего не говорит, лицо его непроницаемо. Она понимает, какое впечатление, должно быть, создаёт о себе у этого мужчины, какой отчаявшейся кажется большинству жителей Баннина.

— Знаю, вы можете счесть меня глупой, но все же я никак не могу понять. Разве можно просто так исчезнуть с корабля? — Нуждаясь в человеческом контакте, она наклоняется так близко, что чувствует тепло его тела. — Томас сказал, что жемчуг не пропал. Следов борьбы не было, как и следов крови. К тому же я кое-что нашла. У него в дневнике. — Сунув руку в карман, она достает конторскую бумагу, разворачивает и передаёт ему.

— Что это? — спрашивает он. — Адрес? — Пока он читает, из глубины зала раздается шум. Повернувшись, Элиза видит мальчика лет двенадцати, осторожно расставляющего на полке книги.

— Ах да, это Квилл, — говорит Маквей, указывая пальцем на ребёнка, замершего как будто его застукали при набеге на кладовую. — Этот парень сообразителен как никто другой. — Маквей поднимается и пересекает зал, подходя к Квиллу — худощавому мальчишке с большими карими глазами. На шее у него веревочка с маленьким распятием. — Квилл один из самых усердных юношей, что встретились мне в заливе. Можете себе представить, до того, как я взял его учеником в здешнюю миссию, он был попрошайкой и зарабатывал на жизнь, нанимаясь матросом на корабли. Теперь он помогает с ремонтом, занимается огородом и даже ведёт уроки, — с гордостью кивает Маквей. — Нам известно только то, что его мать из лагеря. Но кто его отец, боюсь, никогда не узнаем. Таково положение дел в этом месте. Хотя определенно он европеец. — Квилл стоит, потупившись. — А как замечательно он читает! — восторгается Маквей. — Я не знаю больше ни одного матроса, который умел бы читать. А вы, Элиза? Это же невероятно. Конечно, он хорошо владеет люггерским пиджином и может до некоторой степени понимать другие диалекты, учитывая, сколько времени провёл на кораблях. — Ученик поднимает на неё взгляд. — Он, эээ… составляет латинские книги по алфавиту, правда, Квилл? — Маквей скрещивает руки на груди.

Склонив голову, Квилл ставит книги и поворачивается, чтобы уйти. От этого движения что-то выскакивает у него из-за пояса и с глухим стуком падает на пол. Элиза поднимается и подходит, чтобы это поднять. Это оказывается книгой, выцветшей и потрёпанной. Она переворачивает и читает название на корешке. «Морские ковбои. Приключения в открытом море». Задержавшись на пороге, Квилл с любопытством за ней наблюдает. Элиза, мимолетно улыбнувшись, молча отдаёт книгу и возвращается к миссионеру, который отрывается от разглядывания бумаги.

— Это адрес, и знаете, мне что-то совсем не нравится все это.

— Значит, вы его знаете? И знаете, что означает этот знак полумесяца?

— Нет-нет, но можно предположить, что в этом мало приличного. Для такой юной леди Шеба Лейн место весьма небезопасное. Вам не следует идти на этот адрес одной, и я от всей души надеюсь, что такого намерения у вас нет.

— Что ж, а я надеялась, что идти одной мне не придётся. — Она ещё не закончила фразу, а Маквей уже качает головой. — Пожалуйста, мне просто необходима помощь! — Ее голос напряжен. — Я должна выяснить, что произошло. Я уверена, что кому-нибудь в этом месте что-нибудь известно. — Она замолкает на мгновение, разочарованно выдохнув. — Мне нужен мужчина, с помощью которого можно будет получить доступ в определенные заведения. — Ей приходится произнести эти слова вслух, но они вызывают у неё негодование.

— Элиза, по правде говоря, это совсем не в моей компетенции. Это будет выглядеть не очень хорошо.

— Ну тогда мне придётся идти одной. — Разгладив складки на юбке, она отступает от него на шаг.

Маквей, застонав, соглашается.

— Хорошо, ладно. Я знаю, что это.

Обернувшись, Элиза видит, что он озабоченно хмурится.

— Я знаю, о каком доме говорится, — нехотя признаётся он. — У него достаточно дурная слава в определенных кругах города. — Элиза широко распахивает глаза.

— Вы слышали о тонгах? — спрашивает он, глядя ей в глаза. Не дождавшись от неё ответа, он продолжает: — В этой группе только мужчины. Нехорошие мужчины. По-настоящему испорченные. Они проворачивают темные дела. Подделка драгоценностей и тому подобное. Азартные игры. Бордели. — Он качает головой. — Эти людишки называют себя «Братством убывающей Луны». — Он помахивает бумагой. — Отсюда и знак. — Маквей ведёт по рисунку пальцем. — Это своего рода визитная карточка. Шрам в форме серпа, который они оставляют на теле. Это очень опасные люди, не стоит с ними связываться. А мне не стоило вам о них рассказывать.

Она уже слышала о тайных сообществах, о том, как они приводили в исполнение свои приговоры, оставляя после себя тела с выпученными глазами и разорванной трахеей. Перед глазами все плывёт.

— Я понятия не имею, зачем ваш отец записал этот адрес у себя в дневнике.

От одной мысли об этом ее начинает тошнить. Отца вовлекли в торговлю фальшивым жемчугом? Или того хуже — он приложил руку к борделям? Он всегда был очень мягким человеком, но, возможно, какая-то часть его души ожесточилась после жизни в Баннине.

— Как мне туда проникнуть?

— Элиза.

Что бы он ни натворил, она должна найти его.

— Вы же знаете, что я так или иначе узнаю, так что лучше бы вы сами мне рассказали.

Священник тяжело вздыхает.

— Я расскажу, если пообещаете, что найдёте себе провожатого. Кого-то, кто знает город. Джентльмена. А не какого-нибудь жулика, которого встретите в подворотне. Кого-то, кто сможет вас защитить.

— Обязательно, — отвечает она, от всей души надеясь, что выражение лица ее не выдаст.

— В Чайна-тауне у «Звезды» поверните направо, перейдите через дорогу и идите туда, где рыба. Там недалеко.

— Рыба, — кивает она.

— Мимо не пройдете, но обещайте мне, Элиза, что найдёте кого-нибудь, кто пойдёт с вами.

Она скрывается за дверью.