Приличные люди. Небольшой роман

Лидия Александровна Гончарова

Кончается ХХ век. Переломные 90-е годы. Странный жизненный сумбур. Удивительные судьбы людей. Ожидание нового века, азарт, обман, надежды.

Памяти Игоря Постникова

© Лидия Александровна Гончарова, 2017

ISBN 978-5-4485-6432-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

«ХОРОШАЯ КВАРТИРА»

В тот день у мадам майорши собрались, кажется, все, кто когда-либо посещал Эмилию Карловну, любезную хозяйку дома, заядлую картёжницу, страстную любительницу кошек и голубей. Партнёры — дело обычное, текли рекой. «Этот поток для того и существует, чтобы не прекращаться». Так она приветствовала всякого, вновь входящего.

Пока Эмилия заканчивала частный урок, — надо же зарабатывать, а где ещё брать деньги, расходы невероятные! — картёжники тихонько разбились на две пары, играли в Терц и Деберц. Плютто с Митей, Негр с Болтом. Лохматый только что пришёл. Увидел диспозицию:

— Почём рубка? — это он спросил Митю.

— По рублю. Давай, входи ко мне гривенником.

— Надеюсь, рубль хороший?

Ответил Плютто:

— Ты же знаешь, я на деревянные не играю. Так входишь?

Лохматый ищет табуретку, ходит по комнате:

— Давай, к тебе, Плют, вхожу полтинником.

Притихли, раздаются отдельные слова и грубоватые шутки. «Бэлла», «терц», «сто пять». Обычная терминология. Все ждут, когда Эмилия Карловна закончит урок.

Кронгауз сидит в пальто, вывернутом наизнанку. Когда вернётся домой, жена, если в костюме сидеть, немедленно определит по запаху, что был у мадам. Если надеть пальто, но не вывернуть наизнанку, то всё равно дома запах разнесётся по всей квартире. А так, если пропахнет изнанка, то и костюм от котов спасёшь, и пальто снаружи вполне чистенькое, улицей и морозом пахнет.

Хозяйка проводила девочку, ученицу, поговорила немного по-французски с портретом кота Мордана, недавно почившего. Подошла к свободному от игры Лохматому:

— Давай, голубчик, пулю разрисуем, пока эти бандиты в подзаборные игры бьются.

Неожиданно вернулась девочка. Что-то забыла?

— Эмилия Карловна, можно я у вас ночевать останусь, а то уже поздно, я на последний автобус опаздываю. А завтра мне к первой паре.

— Да, пожалуйста, не впервой, поди. Маме обязательно позвони.

— Звонила уже, она не отвечает почему-то, я СМС-ку отправила, ответ она прислала, разрешила.

Эмилия вытащила из-за шкафа раскладушку:

— Идём в спальню, — (СПАЛЬНЯ — это громко сказано, отгороженный кусок комнаты, но с дверью и даже с окном.) — Туда коты не ходят. Там живут на окне два голубя. Да ты знаешь. На вот, стели себе. Перекуси что-нибудь.

— У меня есть и хлеб, и колбаска вкусная, я вам оставлю в холодильнике. Чай я заварю.

— Давай, хозяйничай, мне пора к ребятам.

Эмилия Карловна была отличным репетитором, в арбатских переулках очень ценима. Теперь вот и Рублёвка потянулась. Преподавала два языка, ещё четырьмя свободно пользовалась при необходимости.

В шестнадцать лет Эмилия вышла замуж за друга отца, тридцатилетнего майора медицинской службы, красавца и умницу. А в восемнадцать осталась вдовой. Спасибо Великой Отечественной.

Женой была невенчаной и нерасписанной, кто же в шестнадцать лет распишет! Ждала пропавшего без вести мужа, искала, писала письма, обращалась во все инстанции. Но для органов она ему никто, никуда её не вызывали, нигде серьёзно не разговаривали. Словно ветром сдуло любимого человека. И никаких следов. Так и осталась одна, теперь уже в коммунальной квартире, хозяйкой огромной комнаты с потолками в четыре с половиной метра.

Соседи, как ни странно, спокойно переносили её любовь к котам, покупали им сухой корм, угощали, когда красавчики, прежде их было трое, теперь вдвоём, делали утренний обход соседского хозяйства.

Только к голубям котов не пускали по понятным причинам. Рыжий Мордан был не просто старым котом. Для своего племени его можно назвать древним. Месяц назад он скончался двадцати восьми лет от роду. Остался портрет, с ним обычно и беседует одинокая пожилая дама исключительно по-французски.

Расписали пулю. Кронгауз, между собой его за смуглость, помноженную на характерную еврейскую внешность, все называли Негр, выиграл у Болта в Терц двадцать зелёных и побежал ловить такси, чтобы явиться домой хотя бы в приблизительно приличное время.

Что будет врать — придумает по дороге. За столом Плютто, Эмилия, Митя и Лохматый. Болт вошёл половиной к Мите. Игра всё время перекачивает деньги из одного кармана в другой, так и остались все примерно при своих. Игра была «на удовольствие», немного выиграла Эмилия, Лохматый и Болт проиграли по чуть-чуть.

Уходя, Лохматый не смог не уколоть старую даму:

— Эмилия Карловна, вот заработали немного, ну так купили бы себе новую шляпку или сапоги. Так нет! В воскресенье всё снесёте на ипподром. Дались вам эти лошади!

— Не приставай! Что ты понимаешь в радостях жизни? Иди, поспи часок-другой, тебе ещё работать.

Чистую правду сказал Лохматый. Эмилия много работала, очень хорошо зарабатывала. В карты играла для удовольствия и почти всегда бывала в плюсе. Но настоящая подлинная страсть, ипподром, Бега, съедали целиком всё её благополучие, она относила туда деньги сумками. Единственная юбка, две старые блузки — вот весь гардероб бывшей шикарной женщины.

Надо было видеть эту образованную интеллигентную даму на ипподроме, среди таких же приличных господ. Как они красиво беседуют, как они милы и воспитаны! Но вот начался заезд. И не приведи Господи вам обратиться к любому из них в этот момент!

Можно взяться за раскалённый чугунный утюг, эффект примерно тот же, отлетите на пару метров в сторону. Будете лечиться. Вот она — страсть! И, как итог, сумка пустая, лишённая честно заработанного наполнения.

И так всю жизнь. С утра до вечера ученики, с вечера до утра карты, между делом коты с голубями и, наконец, по воскресеньям — Бега. Эмилия была почти нищая, но никогда не брала в долг.

Она относила на Ипподром всё, что заработала, при этом, никому не была должна. Она сама могла дать в долг кому-то из картёжников, и ей всегда возвращали, не задерживая.

Ученики её обожали, кроме денег всегда приносили еду:

— Это для котов, Эмилия Карловна, я положу в холодильник.

Ну, понятно, для котов. Пармезан, Брауншвейгская колбаса, Шампанское с конфетами, кофе. Все несут воду в больших бутылках и соки. Коты это любят.

Правда, воду пьют из-под крана, а питаться почему-то предпочитают сухим кормом «Пурина», но это дело их вкуса. Колбасу съест кто-нибудь другой. И эти другие ели хорошо. Картёжники, ученики, если ночевать оставались — всем позавтракать надо. Всё равно, приносили гораздо больше, чем поедали.

На днях одна девочка подарила новую юбку. Говорит, сама сшила. Тяжёлая ткань, длинная, красивая крупная клетка. Всё как-то некогда примерить. Вот попросится на урок, тогда и принаряжусь к её приходу, пусть ребёнку будет приятно.

Надо немного вздремнуть, пока все разошлись. Скоро опять проходной двор откроется. Один за другим, дверь не запирается. Два соседа относятся ко всем этим безобразиям спокойно. Они снимают свои комнаты недорого. А у кого снимают? Ну, разумеется, у генеральской дочки Эмилии Янсонс. Эта квартира в арбатском переулке принадлежит ей, а деньги за комнаты поглощает всё тот же ипподром.

Она любила ставить на тёмную лошадь. Выбирает по имени. Например, Внук, любимый жеребёнок от Внезапной и Укола. Должен когда-нибудь прибежать первым, хотя фаворит в ближайшем забеге скорее Тальони.

Но что толку на фаворита ставить? Три рубля выиграть? А вот если Внук придёт — отличная будет выдача. А что с деньгами делать будем? Ну, ладно, это мы потом придумаем. Сейчас кофейку и поспать. Она относилась к тому редкому типу людей, у кого кофе вызывает сонливость.

Ах, да! Теперь уже не снимают. Комнаты пришлось отдать в долгосрочную аренду. Нет-нет, не долги, не карты и не лошади. Упала, старая карга, уже почти весной. Всю ту зиму ни разу не поскользнулась, а тут — на тебе, завалилась.

Попала в больницу. Перелом ноги и руки лечила полгода. Кровать, сиделка — это всё чепуха, вполне смогла бы оплатить. Ученики ходят, картёжники тоже не забывают. А без лошадей деньги копятся беспощадно. Только и успевай в преферанс проигрывать.

Но коленный сустав оказался в плачевном состоянии. Будущее угрожало костылями навсегда. Лет уже немало, раз двадцать праздновала тридцать девять. Пора, кстати, десятку прибавить. А как на ипподром на костылях? А как без ипподрома?

Вот и решилась прооперировать колено. Поговорила с жильцом, он сумел взять кредит, родственники напряглись. Конечно, сильно уступила. Зато хожу, суставчик-железяка и гвозди-саморезы. На снимке — просто загляденье.

Вторую комнату тоже пришлось временно продать из-за девочки одной, бывшей ученицы. Ей сделали операцию на сердце, всё в порядке, слава Богу. Там длинная цепочка спонсоров собиралась, никак не могли договориться, кто-кому-когда и сколько.

А сосед, который вторую комнату снимал, парень небедный. У него здесь студия, он художник. Крыша в его комнате стеклянная, он и снимал, чтобы родителям на Рублёвке масляной краской не надоедать. Ну, а здесь они с котами на перегонки старались, кто-кого выживет. Так и живут, вполне дружелюбно.

Художник принёс деньги, всё лечение оплатил и до сих пор той девочке помогает. Эти, которые спонсоры, оказались как будто нечистыми на руку. Неприятно вспоминать.

Теперь комнаты дохода не приносят, кормят только уроки. От них и деньги, и натуральные приношения.

Открыла компьютер, в почте новое письмо.