ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ

Леонид Миронович Корогодский

В книге Леонида М. Корогодского «ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ»:Африканский жрец, еврей из Приседающего дома, коммунист-кагебист и бандеровец учат каббалу в Чернобыле. Рука отделилась, Нога стала полуостровом Европы, Ахилл и черепаха в Институте в Киеве.

***

Стараясь вникнуть

в образ и мысли Зенона,

Александр забрел в университетский отдел древних рукописей

и натолкнулся на незаметную дверь,

выглядевшую, как стена.

Из проступающих греческих букв

на еле заметной старинной табличке

Александр полупрочел-полуугадал

свое имя.

Неужели что-то

из Александра Македонского?

Отодрав старую дверь,

он будто вошел

в сгоревшую Александрийскую библиотеку,

в ее технический музей.

Там была перекочевавшая из Приседающего Дома

чудом воскресшая рукопись

и модели почти Всех дошедших до нас

машин и механизмов Герона Александрийского.

Тут же рядом некто Конфуций описал,

как мухи обнаружили рукопись,

которая активировала призрак Герона.

Александр разглядывал модели

и читал описания.

Можно было разжечь

на храмовом алтаре огонь

и возносить игрушечные молитвы богам,

залить в пересохшие сосуды воду и вино,

засыпать новый песок,

заменить истлевшие веревки

и снова смотреть

величественные греческие трагедии,

слушать предсказания оракулов

из храмов-рычагов

и свистящих чайников-птиц.

Автоматизированный храм,

к воротам которого

подходит жрец,

возжигает на алтаре священный жертвенный огонь

который, где-то за кулисами,

греет воду.

Та нагревается и расширяется,

переливается в другой сосуд,

пересыпается песок,

под тяжестью которого

веревки натягиваются на блоках,

медленно и торжественно,

с паровой органной музыкой,

открываются храмовые ворота.

Огонь слабеет и затухает,

воздух и вода охлаждаются

и возвращаются обратно,

ворота храма закрываются

до следующей службы.

И это означает,

что жертвы и молитвы приняты

и благополучная жизнь продолжается.

Если что-то заедало

и ворота не открывались,

то журили нетвердых в вере прихожан.

А после незадачливый храмовый механик получал взбучку за то,

что недосмазал, недопрочистил, недокрутил.

Очень уж сильно его, конечно, не наказывали —

высокой квалификации и деликатности

требовала эта профессия.

И эта идея Герона, судя по всему,

применялась.

Раскопан археологами такой автоматизированный храм.

И тут же сосуды

для превращения воды в вино,

автомат для продажи воды,

святой воды,

торговый автомат,

пожарный насос,

хитроумные фонтаны.

Мир мечты продолжался в автоматическом театре:

веревки на блоках, гирьки, грузы.

Шары падали на медные листы,

раздавался гром,

пар выходил из трубочек

и свистел на все лады.

Еще и в Средние века

над Героном ехидно посмеивались,

кивали на на так и не сбывшуюся

паровую машину,

на языческие трюки

с автоматизированными храмами

и превращающими воду в вино сосудами.

Призрак Герона

явно преследовал именно Александра,

являлся ему во сне и требовал,

чтобы Все его идеи были воплощены.

Александр не слыхал от старожил,

что Герон кому-то являлся раньше.

Почему он избрал именно его?

Не из-за его же знаменитого

греческого имени.

Две тысячи лет

не с кем было ему разговаривать?

Пришлось для Герона соорудить

чайник с горелкой на подставке с осью.

Чайник кипел, вращался,

Герон успокаивался.

Из чайника с посвистом вылетал Паровой Джин,

толкал его по кругу

и выполнял просьбы Герона —

они были друзьями.

Вода в чайнике кончалась,

уставший Джин отдыхал,

оправдываясь,

что все равно вечный двигатель невозможен.

В доказательство листал

современный учебник по физике.

В ответ, мстительно ухмыляясь,

Герон добавлял,

что невозможно и бессмертие

этих наглых белковых тел.

Эти биологические существа,

болтливые организмы,

которые считают,

что не может быть вечного двигателя,

мечтают о бессмертии.

И не только мечтают!

Целые лаборатории и институты создают.

При этом указывал на слово «Всегда»

на фасаде Института.

— Но есть же морские ежи,

живущие по сто лет.

Известна черепаха,

которая могла жить вечно

и лишь случайно умерла.

— Ты экстраполируй, экстраполируй, больше!

Герон нервничал,

добавлял воды и огня в горелке,

Паровой Джинн горячился

и дискуссия продолжалась.

Если от идеи вечного двигателя

ученые оказались

даже с каким-то облегчением и злорадством,

бойкотом этой темы,

то отрицание идеи бессмертия и по сей день

дается очень тяжело и болезненно.

Попробуйте заставить

уважающего себя маститого ученого

не разбираться, не испытывать,

а только посмотреть

какой-нибудь совершенно невинный, простенький,

даже работающий вечный двигатель.

Пусть даже не вечный, но пока что работающий.

Он даже обидится,

и руку подавать вам перестанет.

А скажите ему,

что любой белок смертен

и нечего даже пытаться

его жизнь до бесконечности продлить,

он уже с вами крупно поссорится.

А добавьте, что эту никчемную жизнь нечего и продлевать —

тут уж он и разговаривать с вами перестанет,

и всякие отношения прекратит.

Всё это и произошло с Героном,

которого подзуживал Паровой Джинн,

и при этом, на свою голову,

присутствовал Александр.

Профессор Бессмертный

совершенно безжалостно отбрасывал и пресекал

всякие лженаучные попытки постижения

вечной жизни двигателя.

«Не научно» — это был приговор.

При этом ящик его головного мозга захлопывался,

тема считалась исчерпанной,

дальнейшие разговоры он прерывал,

и далее избегал встреч с вами.

Непритворно и непрерывно

он был встревожен проникновением

лженауки

в незамутненный научный кристалл.

Герона и Джинна мало интересовало

мнение и настроение Профессора,

но Александр планировал защищать диссертацию и,

чтобы сгладить неприятное впечатление,

решил рассказать

об одном очень удачном опыте

с философским камнем,

начав, как всегда,

со своего фирменного дурацкого вопроса.

— Профессор, Вы бы приняли в аспирантуру

человека из народа,

который предложил бы получать

золото из мочи

на основании схожести цветов?

В семнадцатом веке

Бранд из Германии был тем самым авантюристом и дилетантом,

которого и близко нельзя подпускать к науке,

даже к лженауке, алхимии.

Начинал он простым солдатом,

так как денег, связей и образования

у него не было.

Объявил себя врачом.

Судя по тому,

что солдаты его не повесили,

голова у него работала

и каких-то знаний он нахватался.

Его душа алхимика жаждала

философского камня.

Поразмышляв, он понял,

что совершенное можно найти

только в самом совершенном

божьем творении — человеке.

Более того, неискушенный человек

каждый день выливает из себя

совершенно золотую,

переливающуюся на солнце жидкость.

Это и есть тот самый философский камень

в жидкой форме.

Лаборатория и оборудование

уже тогда стоили очень дорого.

Бранд занялся торговлей,

накопил денег на лабораторию.

По дешевке он покупал золотую жидкость в соседней казарме,

кипятил, выпаривал, смешивал, прокаливал, перегонял.

И у него получилось!

Он увидел золотистый воск на дне колбы.

И это золото, к тому же, ярко горело и светилось в темноте.

Светилось Всё,

к чему оно прикасалось.

Куда там золоту!

Это была сама первичная материя.

Завистники объяснили купцу,

уже ученому-дилетанту,

что это не золото,

не первичная материя,

даже не метал.

Это был фосфор, в переводе — светоносный.

Для купца он и стал философским камнем,

на вес золота,

дороже золота,

так как многие годы притягивал для него

золото, серебро и драгоценные камни.

Так Европа,

освещенная холодным зеленым светом фосфора,

выходила из Средневековья.

Впервые со времен Античности

был получен новый элемент.

Потом тайну изготовления

у этого неуча

купил великий ученый Лейбниц.

Профессор взбесился:

«Нашелся представитель народа!

Какого народа?»

Он объявил Александру,

что гениальный Бранд

ни в коем случае дилетантом не является,

так как профессионально изучил свой вопрос,

несмотря на отсутствие систематического образования.

И участие в этом самого Лейбница

неоспоримо этот профессионализм доказывает.

Как этот еврей

позволил себе глумиться

над гениальным открытием фосфора

и над самим Лейбницем.

Теперь этот потомок Авраама

с присвоенным именем Александр

приперся к нам в Институт,

чтобы учить нас,

самого Аристотеля!

Откуда взялся на наши головы

этот еврей?

Последние фразы Профессор

уже произнес про себя,

но Александр прекрасно их понял

и это заставило его стать осторожнее

в словах и выводах.

Кроме обиды,

он понял, как трудно, почти невозможно,

кому-то что-то доказать.

Ведь тысячи лет люди видели,

как подпрыгивает крышка

котла, горшка или кастрюли

от пара кипящей воды.

Наверняка были и гениальные кухарки,

которым надоедало без конца вытирать плиты

и они жаловались хозяину или мужу,

что, чем крышки подбрасывать,

лучше бы этот пар мельницу крутил

или телегу двигал.

Но кто слушал эту дуру.

Уже тогда Паровой Джинн

так поддавал огня,

что крышка взлетала и улетала

в дальний угол кухни.

Как мог, намекал.

Да что там сложный паровой двигатель.

После Герона

простой арбалет в разных местах еще раз пять заново изобретали.

Не по зубам многим народам и эпохам

он оказался.

Ну, в конце концов, можно и без арбалета прожить.

Но нет, какой-то неугомонный источник

заставляет снова и снова

открывать Америку, законы Ньютона, паровой двигатель и арбалет.

Представьте, как какой-нибудь

первобытный Галилей

выходит с товарищами из пещеры

и, вместо поиска пропитания,

с горящими глазами взбирается на дерево,

и с возбужденными криками

начинает бросать вниз

камни, бананы, орехи

и внимательно наблюдать,

как они падают.

Его с восторгом поддерживают

сидящие рядом обезьяны,

а нормальные сородичи

недоуменно смотрят снизу вверх.

Слезши с дерева,

он забивается в дальний угол пещеры

и что-то смешивает в костре.

Потом с разбегу прыгает в какую-нибудь лужу

и удивленно наблюдает,

как вода выходит из берегов

и Всегда правильными кругами расходятся волны.

Если ему повезет

сородичи вспомнят,

что он придумывал много полезного,

и будут снисходительно смотреть,

как он углубляется в теорию.

Хорошо, если до него вовремя дойдет,

что из обнаруженного им в костре оплавленного стекла

нужно срочно сделать

украшения для женщин

и игрушки для детей.

Две тысячи лет назад греки могли

разработать паровой двигатель,

свершить индустриальную революцию,

гребцов с галер

отпустить на свободу,

устроить работать на судоверфях

и платить им зарплату.

Глядя на игрушки Герона,

Александр начал понимать,

насколько не было в таких изобретениях

потребности в обществе.

Усовершенствованное оружие

не помогло и Клеопатре в Египте,

где Герон жил.

А представляете,

как летали бы ее пароходы,

а мощные пружины арбалетов-пушек

разносили бы

борта вражеских кораблей

и любые стены.

Ах, с какой радостью страстью и триумфом

въехала бы Императрица на гигантском арбалете в Рим.

Не получила Клеопатра

паровых кораблей

и усовершенствованного оружия.

Она пользовалась своими средствами,

теми, что были ей ближе,

которые были много раз опробованы.

И в чем-то она была права.

Гениальный Архимед погиб

вместе с Сиракузами.

Его немыслимые машины

захватывали, переворачивали и топили

корабли противника.

Огромные зеркала

сжигали их еще далеко от берега.

И не только война.

Специально изобретенные лопасти

перекачивали воду в сады и на поля.

Сицилия цвела,

была интеллектуальным и культурным центром

еще до Афин.

Крохотные Сиракузы

были непобедимы.

Достаточно одного правильного гения

при мудром правителе.

И в этом победном благополучии

бес попутал

придворного ювелира

чем-то разбавить чистое золото

в царской короне.

Возникли подозрения, слухи,

но не было доказательств.

Царь обратился, конечно, к самому умному, Архимеду,

и тот справился с задачей блестяще.

Он же всю жизнь наблюдал,

как вытесняют воду

корабли в море,

тела в ванне.

Ничем от них не отличается и корона.

Попросил у царя меру золота,

равную весу заказанной короны,

проверил сколько воды оно вытесняет.

Потом опустил в воду корону —

разница была налицо.

Жулика-ювелира казнили,

Архимеда наградили.

И тут началась уже вторая Пуническая война.

Еще более совершенные машины и зеркала

были готовы для новой победы.

Но сын казненного ювелира

ночью открыл ворота.

И царь, и Архимед погибли,

Сиракузы перестали существовать

хитроумные рычаги и винты стали трофеями,

выжившие сиракузцы — рабами.

И кого спасли или осчастливили эти зажигалки?

А у Клеопатры в руках,

нет не в руках,

находилось другое,

самое простое и прекрасное в мире оружие,

она им

виртуозно владела,

и оно срабатывало,

хоть на какое-то время.

Любви в Риме явно не хватало,

но не могла и Клеопатра переварить

всех римских проблем.

А всякая там физика и механика

проходила мимо нее.

Да что там Клеопатра!

Самого Наполеона,

технаря-артиллериста,

ученые и изобретатели

тщетно уговаривали финансировать создание

подводных лодок,

летательных аппаратов,

ракет.

Вдруг беседа была прервана.

Чайник, вопреки Всем законам физики,

без огня,

начал бешено вращаться,

снарядом слетел со штатива

и разнес половину лаборатории.

Перегретый Паровой Джинн вылетел наружу,

ошпаренный Герон вспомнил о богах,

лабораторию очередной раз надо было ремонтировать,

но никто не был удивлен.

Все давно знали и понимали,

что их посетил Электрический Джинн,

скандальное воплощение

самого Зевса-громовержца,

метателя молний,

грозный ангел электричества.

Ему, невидимому,

даже не надо было подкрадываться

и он запустил меткую молнию

прямо в чайник Герону.

Электрический Джинн бросал икринки молний

в чашки, стаканы и бокалы

с кофе, чаем и пивом.

Напитки закипали, становились раскаленным шампанским,

сосуды взрывались,

платья и костюмы выбрасывались,

скандалы учащались.

Джинн обожал оживлять

таких слабонервных

меткими уколами тока.

Джинны Магнитный и Электрический

были близнецами,

но так как оба были невидимы,

то их часто путали.

У Электрического

был скрытный и вредный характер,

проявлялся тем, что неожиданно бил током,

и ставил эксперименты,

от которых Институт

вибрировал и дрожал.

Магнитный был работягой

и вечно таскал на себе всякий железный мусор.

Боялся перегревов:

магнетизм исчезал,

железяки опадали

и он опять становился невидим.

Потеряв так свой облик,

он уже не мог присутствовать на Советах,

так как другие члены,

а главное, Председатель,

никак не ощущали его пребывания.

Перегрев он переносил мужественно,

как простуду,

отсиживаясь в лабораторных холодильниках.

Электрического на Совет не пускали,

потому что, кроме опасных шаровых молний,

он никак не мог обозначить

свое наличие.

Некоторые члены Совета

даже не верили в его существование.

Джинн обижался и усиленно искал форму.

Ставить ультиматумы Электрическому шутнику

было невозможно,

так как повелитель молний

мог лишить тока весь Институт

и даже лабораторию своего друга, Герона.