Майор Пронин и тайны чёрной магии

Лев Овалов, 2022

Как известно, в ХХ веке было три великих сыщика – Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро и майор Пронин. Последнего так же можно рассматривать как аналог агента 007 – Джеймса Бонда. При этом романы о Бонде начали издаваться в 1950-х годах, а произведения о Пронине – в конце 1930-х. Главный герой советской шпионской литературы, гроза всех иностранных резидентов Иван Пронин, расследует самое таинственное и мистическое преступление советской эпохи. Это настоящий детектив по-советски – страшноватый, остроумный и стильный. Этот роман был найден в архиве писателя совсем недавно, публиковался ограниченными тиражами и стал библиографической редкостью.

Враг народа

Сколько разных людей проходит перед глазами секретаря райкома! Разных людей, разных характеров, разных профессий… Во всех надо вглядеться, во всех разобраться, всех понять. А время бежит, тысячи дел позади, тысячи дел впереди, ни с кем нельзя задержаться, иначе сразу образуется толчея, всех надо пропустить через себя и двигаться самому, всё время двигаться.

Как много общего, думал я, глядя на Пронина и невольно оглядываясь на самого себя, между политическим деятелем и писателем. Создавать какие-то ценности можно только в непрерывном общении с людьми, в каждом нужно почерпнуть что-то и каждому нужно что-то дать для него самого — непрерывно брать и непрерывно отдавать, вечный процесс жизни. Много общего и много разницы. Художник, который влияет на жизнь через искусство, действует на людей исподволь, он тоже пропускает людей через себя, но берёт из них и от них точно то, что нужно ему самому, что нужно ему для личного творчества, множество людей художник соединяет в одно, он типизирует людей и показывая и повествуя свои обобщения, или принижает, или возвышает поглощённую им массу людей.

Иное дело политик. Его задача — побудить к творчеству самих людей. Политик же вбирает в себя людей полностью, такими, какие они есть, со всеми плохими и хорошими их качествами, чтобы сплавлять их в некий конгломерат, создавать такие общественные формации, где для каждого найдётся какое-то место, причём политик, организатор этой формации, должен стремиться к тому, чтобы для каждого нашлось наилучшее место…

Занятый повседневными делами, разговаривая с посетителями, принимая решения и отдавая распоряжения, Пронин то и дело возвращался в своих мыслях к Прибыткову, мысль о Прибыткове тревожила Пронина всё сильнее и сильнее, он с досадой думал о том, что Прибытков прошёл через него как-то слишком скоро, Пронину следовало бы в своё время задержаться на этом человеке, поглубже вникнуть в его сущность, понять, что же это за человек, и найти ему какое-то определённое место в той общественной формации, которую он, Пронин, возглавлял то ли в силу своей целеустремлённости, то ли в силу своего опыта, то ли в силу доверия оказанного ему партией, в которой он состоял и которой верно служил без малого сорок лет.

Что тревожило Пронина при мысли о Прибыткове? Он заступился за него перед Матвеевым, но у него не было твёрдой уверенности в том, что он сам прав.

В том, что Прибытков работал в МТС хорошо, в этом Пронин не сомневался. Но почему он работал хорошо? Это был сложный вопрос. Потому ли, что просто любил свою работу, делал дело ради дела, или потому, что любил свою Родину, делал дело ради людей, ради своего народа? В этом заключалась существенная разница, в этом и заключалась разница между беспартийным и партийным отношением к делу. Если Прибытков в глубине души глубоко беспартиен, возможно, Матвеев прав и Пронину не след за него заступаться. Но если Прибытков относится к делу так, как относился к нему Савельев, как относится Пронин, как должен относиться, чёрт побери, наконец, тот же Матвеев, надо сделать всё, чтобы развеять тучи, сгустившиеся над его головой.

Пронин принимал посетителей, звонил по телефону, подписывал бумаги, но Прибытков не выходил у него из головы. Такое состояние нуждалось в какой-то разрядке. Проще всего было встретиться с Прибытковым, предлог для такой встречи найти было нетрудно, — всмотреться в него, углубиться со всей проницательностью и решить, решить для самого себя — что это за человек.

Предлог?

Да вот хотя бы проверить — выделили в помощь комсомольцам из школы № 3 тракториста или нет…

— Узнайте, где находится Дыховичный, узнайте, но не соединяйте меня с ним, — оказал Пронин одному из инструкторов райкома, зашедшему к нему по какому-то делу.

— Дыховичный уехал в какой-то колхоз, — через несколько минут сообщил инструктор.

Пронин облегчённо вздохнул, теперь он мог вызвать инженера Прибыткова, не опасаясь налететь на директора МТС. Пронин сам позвонил в МТС.

— Позовите-ка товарища Прибыткова, — попросил он.

Тот, кто подошёл в МТС к телефону, смущенно крякнул и ничего не сказал.

— Я говорю, позовите товарища Прибыткова, — повторил Пронин. — Это говорят из райкома партии.

— Это говорит диспетчер Иванихин, — ответил неуверенный голос. — Товарища Прибыткова нет.

— А где он? — нетерпеливо спросил Пронин.

— А это кто? — ответил вопросом на вопрос тот же голос.

— Пронин, секретарь райкома, — сказал Пронин, начиная уже раздражаться. — Вы что, мух, что ли, у себя ловите, товарищ Иванихин?

— Дело в том, товарищ Пронин, — сказал, запинаясь, Иванихин, — что Прибыткова у нас нет, он арестован.

— Как арестован? — переспросил Пронин. — Когда?

— Три дня назад, — сказал Иванихин.

Чувствовалось, что ему очень хочется прекратить этот разговор.

— За что? — спросил Пронин уже спокойнее, — ему хотелось знать, что известно людям об аресте Прибыткова.

— А это нам неизвестно, — с готовностью отозвался Иванихин. — Говорят, это связано с его прошлой деятельностью…

— Ну, хорошо, товарищ Иванихин, спасибо за информацию, — сказал Пронин. — До свиданья.

Он положил трубку таким резким рывком, точно хотел ударить ею Матвеева.

Тут же Пронин позвонил в прокуратуру.

— Что же это такое, товарищ Матвеев? — спросил он. — Ты всё-таки арестовал Прибыткова?

Пронин мысленно представил себе бледное злое лицо Матвеева и ему захотелось сказать этому молодому прокурору что-нибудь очень-очень неприятное, но он ждал, что скажет тот в своё оправдание, однако Матвеев и не думал оправдываться.

— Прокурор независим, — сказал он. — У меня было достаточно оснований…

— Ты мне Ваньку не валяй, — оборвал его Пронин. — Ты что ж, думаешь, у тебя достаточно фактов, чтобы засудить Прибыткова?

— Я думаю, что достаточно, — спокойно ответил Матвеев, пропуская «Ваньку» мимо ушей.

— Ну, ладно, дело твоё, — сказал Пронин. — Но я хочу с ним видеться.

— Он же подследственный, — возразил Матвеев. — Он находится в КПЗ и я лишён возможности…

— Я ещё раз повторяю, ты мне Ваньку не валяй, — зло сказал Пронин. — Раз он арестован, я сам понимаю, что он находится в КПЗ, а не в доме отдыха. Но я хочу его видеть и, надеюсь, ты поймёшь это как должно.

— Удобно ли это? — спросил Матвеев менее уверенным тоном. — Я ещё сам его не допрашивал.

— Тем лучше, — сказал Пронин. — Значит, вы не успели его обозлить.

— И, потом, как его привести? — недовольно спросил Матвеев. — Всё это очень сложно.

— А приводить не надо, — сказал Пронин. — Я сам приду в КПЗ.

— Я хотел бы присутствовать при свидании, — сказал Матвеев. — Я думаю, так будет лучше.

— Нет, не лучше, — резко сказал Пронин и вдруг рассердился. — Да ты что, не доверяешь мне что ли?

— Ну, что вы, Иван Николаевич, — примирительно отозвался Матвеев. — Если я вам не нужен…

— Не нужен, — лаконично отрезал Пронин. — Больше мне вообще от тебя ничего не нужно.

Его раздражение прорвалось помимо его воли, и Пронин был недоволен, что не смог сдержать себя в разговоре с Матвеевым.

— Всё-таки ты поторопился, — сказал он, стараясь говорить помягче. — Сколько непоправимых ошибок было совершено из-за торопливости следственных властей.

Матвеев вежливо усмехнулся, и этот вежливый смешок опять рассердил Пронина и он, недосказав своей мысли, быстро попрощался и положил трубку на рычаг.

В обеденный перерыв Пронин не пошёл обедать, а пошёл в районное отделение милиции, где помещалась камера предварительного заключения, и где теперь находился Прибытков. Пронину очень хотелось увидеть этого человека, подойти к нему с самою строгою меркой, проявить по отношению к нему всю ту предубежденность, какую проявил в этом деле Матвеев. Дежурный по отделению встал, приветствуя Пронина. Иван Николаевич кивнул ему и прошёл в кабинет начальника отделения.

Начальником милиции в Улыбинском районе был капитан Корабельников, по мнению Пронина, очень хороший офицер, человек с боевыми заслугами и добрым сердцем, сочетание, которое Пронин очень ценил в людях.

Корабельников тоже встал, увидев секретаря райкома.

Они поздоровались, сели.

— Хочу повидать Прибыткова, — сразу сказал Пронин. — Я согласовал этот вопрос с Матвеевым.

— Да, я уже знаю, Матвеев прислал разрешение, — сказал Корабельников. — Сейчас отдам команду.

— Он у тебя где — в КПЗ? — спросил Пронин.

— Разумеется, — сказал Корабельников.

— А что она у тебя представляет? — спросил Пронин и усмехнулся. — Живу-живу в районе, а в КПЗ у тебя до сих пор побывать не удосужился.

— Мало пьёте, Иван Николаевич, — пошутил Корабельников. — Дёрните как следует, побейте окна или физиономию кому-нибудь, сразу познакомитесь с нашей КПЗ.

— Он у тебя что — в общей камере? — спросил Пронин.

— Нет, что вы, при таком обвинении, — сказал Корабельников. — У нас одна общая камера и две одиночки, Прибытков в одной из них.

— Так лучше я пройду к нему, — сказал Пронин. — Пожалуй, так будет лучше.

— Как угодно, — оказал Корабельников. — Вас сейчас проводят.

Он позвал дежурного.

— Товарищ Молодкин! — отдал он команду. — Проводите товарища Пронина в камеру к Прибыткову. Свидание разрешено прокурором.

В особняке, где находилось районное отделение милиции, когда-то жил богатый улыбинский прасол, в полуподвальном помещении особняка у него находилась кухня. Там жила прислуга, а теперь в этом помещении была устроена тюрьма.

Пронин с любопытством спустился в эту тюрьму, единственную тюрьму во всем районе.

Да, она сильно отличалась от цивилизованных тюрем, какие Пронину приходилось по службе видеть в больших городах.

Дежурный отодвинул деревянный засов, который не был даже закрыт на замок, и они вошли в большую комнату с нарами вдоль стен и тусклыми ничем не защищёнными окнами под потолком. В камере находился всего один человек. Под одним из окон на скамейке сидел парень с одутловатым лицом и, громко чавкая, с аппетитом ел сало, нарезанное мелкими кусочками.

Он не обратил на вошедших внимания.

— Проспался? — спросил его Молодкин и укоризненно сказал: — Хотел бы я, чтобы ты сам видел, какой свиньей ты вчера выглядел.

Пронин вопросительно взглянул на Молодкина.

— Нализался вчера хуже свиньи, — объяснил Молодкин. — Начал приставать в парке к девчатам, разбил у одной велосипед…

Он опять повернулся к парню.

— Мы теперь тебя заставим мотоцикл ей купить, — угрожающе сказал он. — Отучим пить водку…

Они подошли к другой двери, та была уже на замке, Молодкин отпер её и они очутились в узеньком коридорчике, в него выходили ещё две двери, Пронин понял, что это и есть одиночки.

Молодкин отпёр одну их этих дверей и распахнул её перед Прониным.

— Заходите.

Это была крохотная комнатёнка, в ней находились железная койка, стол, табуретка и ведро для известных надобностей. На койке сидел Прибытков.

— Вы можете идти, — сказал Пронин Молодкину. — Если понадобитесь, я позову вас.

Молодкин тотчас вышел, аккуратно прикрыв дверь камеры.

Пронин сел на табуретку.

— Здравствуйте, товарищ Прибытков, — сказал он.

— Здравствуйте, — ответил ему Прибытков…

Вот именно сейчас Пронину предстояло решить, как ему самому вести себя в дальнейшем: стоит этот человек того, чтобы вступить за него в борьбу, или же разумнее отмахнуться от него и предоставить собственной участи.

Прибытков сидел перед Прониным.

Он всегда казался Пронину здоровым человеком, — круглолицый, коротко остриженный, с пытливым взглядом серых глаз, он умел иногда даже пошутить, — сейчас его лицо приобрело какой-то землистый оттенок, недорогой серый костюм, — и пиджак, и брюки, — был измят, должно быть он спал здесь не раздеваясь, к волосам его пристал какой-то пух.

Конец ознакомительного фрагмента.