Антипедагогические этюды

Лариса Ратич

Рассказы адресованы широкой читательской аудитории, педагогам и родителям. Автор призывает обратить внимание на процессы воспитания, их влияние на судьбы и личности. На процессы, участниками которых, по сути, являемся мы все.

Часть вторая

Необратимые процессы

— Ирина Николаевна! Ирина Николаевна!!! — Маришка почти задыхалась. — Скорее, скорее!!! Там, там, в классе!

Учительница, не дослушав, бросилась вслед за девочкой. Что — в классе?! До кабинета бежать было ещё два этажа, и Ирина успела за эти полторы минуты стократно умножить все страхи, которые вмиг подбросил ей взвинченный мозг: кто-то из окна вывалился?! (третий этаж!!! Хотя предупреждала детей: окна не открывать!!!), кто-то в обморок упал? (так уже было, начало весны — а жарко, прямо печёт!). Что стряслось всё-таки? Судя по виду девочки, нечто невероятное! Значит, — разбирательство, выговор. Вот тебе и вышла на пять минут, оставила дежурных! Пятый класс, маленькие ещё… Выговор, минимум! И то — если повезёт…

На подкашивающихся ногах, с подскоком, — мешали высокие каблуки, — влетела в класс за ребёнком.

— Ну?!! Что?!!

У окошка столпились пятиклассники, ничего не было видно. Но окно, слава Богу, не распахнуто, и на том спасибо!

Ирина Николаевна подбежала, рывком откинула заслоняющих — и… тьфу!!! Между рамами билась, царапаясь, ласточка. Видно, заскочила сюда с лёту, случайно. Наружное стекло было разбито, частично вынуто, внутреннее — цело. Понятно, как: ударилась в стекло и провалилась.

— И что, надо было так орать?! — Ирина Николаевна, багровея щеками, нависла над Маришкой.

— Я спрашиваю, надо вот такую истерику закатывать? — дети молчали, опустив головы. А учительница, лишившись испуга, накачивала тон. — Я чуть каблук не сломала!

— Так ведь… Она живая! А если б мы уже ушли?.. Если б никто не увидел?..

— Ну и что?!! — успокоиться сразу было всё-таки нелегко. — Ну и что, я спрашиваю? А вы знаете, сколько их гибнет в природе от всяких случаев, а? Хотя, конечно, жалко, — поспешно исправилась она. — Жалко. Ну ладно, сходите за дядей Лёшей, пусть придёт, раскрутит раму, что ли.

Дети радостно закивали, и та же Маришка, но уже в паре с Валеркой, рванули из класса.

Паузу ожидания надо было как-то заполнить, — уж очень неловко молчалось. (Разоралась, как девчонка, прискакала!) И Ирина Николаевна уверенно повела:

— Вообще-то, дети, очень хорошо, что вы такие отзывчивые. Природу надо любить, помогать всяким растениям, животным… Ну и вообще. Особенно зимой! Кормушки строить. Вот, например, я читала в газете, как один школьник спас и вылечил раненую птицу. И вы, ребятки, должны…

Но тут вернулись запыхавшиеся «гонцы»; у Маришки в глазах угадывались будущие слёзы:

— Ирина Николаевна! Сказали, что дядя Лёша уже уехал домой!

— Гм… Ну, я не знаю!..

(Дядя Лёша жил далеко).

— Сходите, посмотрите по школе; может, кто из мужчин-учителей ещё здесь. И пусть отвёртку какую-нибудь захватит.

Дети снова метнулись к выходу. Осталось трое.

— Ну и вы — с ними! — нашлась Ирина Николаевна. — Быстрее будет.

(Что ж тут им — опять про птичек? Пусть побегают.).

На этот раз ожидание затянулось минут на тридцать. Ирина Николаевна то и дело нервно взглядывала на прелестные ручные часики: уже давно пора домой, готовиться к завтрашнему открытому уроку. Она в этом году аттестуется, идёт на «методиста», — значит, будет кто-нибудь из райОНО.

Этот урок Ирина Николаевна вынашивала давно, планируя поставить эффектную «точку». Год выдался напряжённым, пришлось попотеть. Конечно, звание так просто, за красивые глаза, никто не даст, надо работать. Ирина Николаевна с удовольствием подумала: что-что, а работать она как раз умеет! Не жалея сил! Кабинет у неё — один из лучших, если не самый лучший! А сколько на это времени ушло — кто оценит? И, между прочим, личных средств! С родителей собирала — само собой, все так делают, но ведь сдают неохотно. Это — раз. А разговоры — споры с ними на собраниях? Это — два. Но зато теперь не кабинет, а сказка. «Хорошо, что я биолог! — умилилась учительница. — Химический кабинет, например, таким эффектным сделать бы не удалось». И завтра она блеснёт, конечно! Есть и таблицы, и пособия, и чучела.

И дети, между прочим, предупреждены: кто, когда и что. Для подстраховки. Мало ли… Риск — дело молодых. (Улыбнулась: и глупых!).

А ласточка, между тем, обессилев, почти замерла. Припекало. «Через часок-другой погибнет», — зевнула Ирина Николаевна.

«Если никого сейчас не найдут — завтра кого-то попрошу, пусть вынут, а то завоняется.»

…Новая беготня результатов тоже на дала, и учительница, выслушав детскую перебивчивую трескотню, наконец решила:

— Вот, значит, не судьба.

И авторитетно добавила:

— Теперь, даже если выпустим, всё равно в природе погибнет. За то время, пока вы метались, пошли необратимые процессы.

— Где?! — ахнула сердобольная Маришка.

— В летательном аппарате птицы, где ж ещё.

(Вот так. Знание — сила!)

— Так что гораздо гуманнее вообще её теперь не трогать, тогда процесс умирания будет безболезненным. Ты же не хочешь, чтоб она ещё мучилась? — царапнулась в душу девочке.

— Н-н-не-ет!.. — заплакала Маришка. Потупились и остальные.

Ирина Николаевна снова украдкой глянула на часы. Надо же, ещё плюс десять потерянных минут! Прекращаем.

— Всё, уходим, — она, решительно подталкивая детей, освободила класс и заперла за собой дверь.

— Ну что, до завтра? — подмигнула ободряюще. — Кому в мою сторону? Никому? Ну, как хотите.

И, цокая каблучками, быстро ушла.

…Писать конспект пришлось до позднего вечера (сказалось потерянное время). Но зато, закончив, Ирина Николаевна с удовольствием просмотрела сделанные записи и долго любовалась красиво набранным броским названием:

«Долг человека — беречь природу». Урок — диспут.

Подготовила: учитель высшей категории Краснова И. Н.»

Звание методиста было уже практически в кармане.

Собачий синдром

Пересчитывая сдачу в поселковом магазине, тётка Рита, многозначительно поджав пухлые губы, вроде невзначай обронила:

— Слышь, Мартыновна, я скоро водку буду брать, много. Так ты попридержи.

— Неужто на свадьбу?! — ахнула продавщица.

— А хоть бы и на свадьбу. Я же говорила: она наша будет. Чем мой Юрий не жених?

Все, кто был в магазине, тут же оказались рядом, и интересная новость, свежая и горячая, тут же была подхвачена, и, оживляемая охами-ахами, обрела право на законное местное облюбовывание.

— Так, говорю, чем Юрка не жених? — уже вполоборота ко всем ушам, повторила тётка Рита.

— Ну да, ну да! Красавец и с образованием, это точно!

— По себе и пару выбрал, а как же! — торжествовала тётка Рита, — покорил девку, орёл.

— Долгонько, правда, покорял, — уточнил завистливый Егорыч.

— Чего зря брешешь, даже года не прошло! — рассердилась тётка Рита. — На себя посмотри! Ты-то вон свою Настьку лет пять уговаривал, хоть она уже вдовая была и с дитём! Ишь, пенёк беспамятливый!

Старик поперхнулся и замолк. Да и то, было чем Юрке гордиться, понимал дед. Ведь Ольга, библиотекарша, — ох какая исключительная девка!

Приехала она в их посёлок год назад, по распределению. Городская, при маме-папе, а не отказалась, не словчила, не стала выискивать, где помягче да полегче, а приехала строго туда, куда направили. Квартировать стала у бабки Тузовкиной, дожидаясь казённого жилья. И с первого же дня многим запала в сердце: стройная, тоненькая, хоть и небольшого росточка; глазищи — в пол-лица, губочки — как с иконы; такая вся ладная, хоть открытки с неё рисуй.

Все единогласно решили: красавица, ох, редкая красавица! А председатель даже заметил: дескать, это про таких наш народный поэт Некрасов сказал, что, мол, посмотрит — рублём подарит! (за что и был жестоко приревнован председательшей).

Но всё-таки не красота была главным достоинством Ольги. Она отличалась какой-то невероятной, давно уже нигде не встречающейся, особой девичьей гордостью. Под её взглядом ни один, даже самый — пресамый пьяница — матюгальник не мог обронить грязное слово. А так как у многих деревенских мужиков мат составляет больше половины разговора, то при ней они просто теряли дар речи и всё больше мычали, объясняясь жестами: строго глядели синие глаза, обжигали, душу выворачивали!

И в библиотеке — такой порядок навела, все только ахнули! А что придумала? — купила на свои деньги несколько пар шлёпанцев разных размеров и заставляла в библиотеке переобуваться. А кто не желает — со своей «сменкой» приходи, вот так!

Крепко зауважали в посёлке новую библиотекаршу, редко кто Ольгой называл, а всё больше — Ольгой Васильевной. Это двадцатидвухлетнюю девушку, ну не скажете?

Ольга Васильевна организовывала и театральные вечера, и недели поэзии, и толстовские чтения, и чего только не придумывала! Сама и объявление красиво напишет (шрифтом! на ватмане!), да не в одном экземпляре, а в трёх — четырёх, да расклеит в людных местах. И люди идут, как на праздник.

По-ра-зи-тель-но!

К тому же читателей сразу стало больше чуть не в десять раз (из района даже приезжали с проверкой, не поверили отчёту). Правда, читательский контингент вырос в основном за счёт молодёжи, и в подавляющем большинстве — парней, но дело разве в этом? Потянулся поселковый люд к книге, как к хлебу, вот чудеса!

А красавица Ольга, кроме работы, — ну никуда: ни на танцы, ни на свидания. «Неправильная какая-то девка!» — удивлялся посёлок.

Но Ольгина хозяйка, бабка Тузовкина, женщина справедливая, разъяснила народу, что как раз — таки Ольга — девка самая найправильнейшая, серьёзная. А почему на танцульки не бегает — так сказала, что это не танцы, а дёрганье; исчезла, мол, культура танца, надо сначала возродить, а потом и танцевать. Стыдно по-обезьяньи скакать. Марфа Даниловна Тузовкина тут была согласна с жиличкой на все сто. Видела она те танцы, — срамотища! То липнут друг к дружке, лапаются, то, словно дикие, руками — ногами дрыгают, каждый сам себе. А музыка какая — такие и танцы: бух-бум, бух-бум! Ну, и брезгует Ольга. А насчёт любви — тоже девка молодец. Таскаться говорит, не хочу по улицам, в темноте, я лучше книжку почитаю. Вот придёт любовь — тогда и посмотрим, а ноги бить по вечерам — это пускай те, у кого в голове пусто. А у неё — работа! Ответственная, на виду, для людей. Как же их направить в русло культуры, если сам библиотечный работник не покажет высокий пример, а?

Конец ознакомительного фрагмента.